Кто
владеет интернетом?

В марте 1916 года на банкете в честь Американской теле­фонной и телеграфной компании, наследницы корпорации Bell, в Вашингтоне собралось 800 человек: сенаторы, адмиралы, основатели Bell, министры правительства Вудро Вильсона. У каждого столового прибора телефонный аппарат. На стене — гигантская электрифицированная карта, показывающая сеть телефонных линий, уже проложенных и будущих. Президент AT&T Теодор Вейл демонстрирует новые возможности телефонии — междугородние звонки. После обеда всем присутствующим предлагают снять трубки. На связи генерал Першинг, находящийся в Аль Пасо, у самой мексиканской границы. «Здравствуйте, генерал Першинг! Как там на границе?» — «На границе все спокойно». Аудитория поражена. Человеческий голос, преобразованный в электромагнитные волны, преодолел пространство от океана до океана. Но и это еще не все. Демонстрируется новейшее изобретение: беспроводной телефон, прообраз нынешнего мобильного. И в завершение — первая в истории человечества мультимедийная презентация: радио транслирует гимн Old Glory прямо в телефонные трубки, а на экране плещется американский флаг. Все встают. Воистину, распространению информации больше нет преград: каждый может говорить с каждым.

Этой сценой — триумфаль­ного приобщения элит к но-вым технологиям — начинается книга «Master Switch: The Rise and Fall of Information Empires» («Главный рубильник: рассвет и закат информационных империй») профессора права Колумбийского университета Тима Ву.

Но AT&T и другие информационно-коммуникационные гиганты прошлого века: радио-, теле- и кинокомпании — интересны ему не сами по себе. В их развитии он подметил закономерность, которая, возможно, позволит предсказать будущее главной технологии нашего века — интернета. «Средства коммуникации, — пишет Ву, — проходят путь от чьего-то хобби до чьей-то отрасли, от канала, доступного всем, — к централизованной сети, контролируемой одной-единственной корпорацией, от открытой системы — к закрытой». И лишь когда закрытость и централизация становится абсолютными, регулятор или смелые предприниматели разбивают монополию и цикл повторяется снова.

Исключений не бывает: радио, телевидение, телефония, кино — во всех этих индустриях и во всех странах есть или были свои гиганты- монополисты. Можно самому снять кино, но распространять его без поддержки могущественной студии мало кому удавалось. Можно выйти в радиоэфир, но кто вас будет слушать? Чем крупнее сеть, тем труднее с ней конкурировать новому игроку, потому что в информационно- коммуникационной сфере размер — это главное. Консолидация и стремление соединить контент и каналы и прибрать все к рукам присущи любой информационной экосистеме.

В 1930-е годы Голливуд представлял собой олигополию из нескольких студий, они поделили между собой не только актеров-звезд, режиссеров и продюсеров, но также дистрибуцию и даже кинотеатры. AT&T 70 лет существовала как супермонополия, подмявшая под себя междугородную, местную, беспроводную и офисную телефонию, производство коммутационного оборудования, модемов, автоответчиков. Затем она по требованию регулятора разделилась, но спустя 15 лет вновь возродилась как единое целое, став крупнейшим оператором сотовой связи, беспроводного телевещания и широкополосного интернета.

Казалось бы, интернет — как раз и есть исключение из правил, доказывающее, что полной централизации можно избежать. Он открыт для всех. Благодаря ему возникла небывалая прежде множественность дискурсов, в том числе политических. Но у Ву большие сомнения в том, что и в будущем интернет останется столь же открытым и децентрализованным. Надо напомнить, что интернет — это сеть сетей, соединяющая их по каналам, проводным или беспроводным, которые кому-то принадлежат. Широкополосная связь сейчас главное поле борьбы, ведь все остальные средства информации — кино, радио, телефония, телевидение — стре­мительно перемещаются в интернет. Поэтому ставки чрезвычайно высоки и угроза тотального контроля информационного пространства реальнее, чем когда бы то ни было. Все помнят, как рьяно несколько лет назад Microsoft навязывала пользователям свой браузер. Но и Google под влиянием логики бизнеса может отказаться от принципа открытости, предупреждает Ву. Уже сейчас поток посетителей поисковика «гонят» на те сервисы, которыми владеет сама Google. Есть и принципиально закрытые системы, они известны всем — iPhone, iPod, iPad. У Apple в альянсе с мобильными операторами хватит ресурсов, чтобы отсечь любые неугодные ей продукты. Например, она упорно не пускала на свои устройства бесплатную программу интернет-телефонии Skype. Лишь вмешательство Федеральной комиссии по коммуникациям в 2009 году заставило Apple отменить свой запрет. Информационная отрасль в XXI веке приобрела небывалую власть: она проникла во все аспекты нашей жизни — экономический, культурный, социальный, личный. От покупок по кредитным картам до музыки, зрелищ и общения с друзьями. Провайдеры всех этих услуг многое узнают о нас по нашим транзакциям и действиям в интернете. Чтобы составить представление о человеке, городе или стране, теперь достаточно проанализировать запросы в поисковой системе. Например, если в Приморье преобладают запросы со словами «протесты», «Владивосток», «автомобили», нетрудно заключить, что продавцы машин во Владивостоке готовы выйти на площадь, чтобы добиться снижения ввозных пошлин. О государственном контроле в интернете пишет в своей книге «The Net Delusion: The Dark Side of Internet Freedom» («Мания сети: оборотная сторона свободы в интернете») Евгений Морозов, молодой выходец из Белоруссии, ныне работающий в Стэнфорде. Примерам несть числа: все знают о государственном блокировании Google и «Википедии» в Китае и об отключении интернета в Египте во время революции.

Газета «Ведомости» в декабре 2011 писала о попытках ФСБ заблокировать в социальной сети «В контакте» группы, организующие сбор «революционеров» для выхода на протестные митинги.

Но не надо обманывать себя: сеть сама по себе не построит граждан­ское общество. Интернет как синоним демократии — довольно распространенная идеологема в Соединенных Штатах, и потому в сети весьма активны поборники «демократии ради демократии». Но демократические движения, затеянные в интернете, на реальную жизнь влияют мало. «Если бы интернет провели в отдаленные российские деревни, люди вряд ли устремились на сайты правозащитников. Скорее всего, их больше интересовали бы порносайты… Киберутописты думали с помощью сети построить улучшенную версию ООН, а получили всего лишь улучшенную версию цирка, своего рода Cirque de Soleil», — пишет Морозов.

Google возвещает, что сетевые технологии сделают мир лучше и свободнее и что все стартапы Силиконовой долины должны объединиться в борьбе за свободу слова и прочие демо­кратические ценности. Но, по мнению Морозова, эта доктрина — такой же мыльный пузырь для демократии, каким для фондового рынка были акции интернет-компаний до кризиса доткомов. А тем временем великое изобретение 1990-х — Всемирная паутина, позволяющая каждому создавать собственные страницы и свободно бродить по сети, все сильнее контролируется интернет-гигантами Google, Facebook* и Amazon — предупреждает Ву.

* принадлежит Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена