Люди
из реторты

«Изо дня в день я пишу о политике и вижу одно и то же: огромные начинания заканчиваются ничем. С 1983 года мы бесконечно реформируем систему образования, и все равно школу бросает каждый четвертый старшеклассник. Мы хотим, чтобы черные не отставали от белых в своих достижениях ... мы пытались экспортировать капитализм в Россию, а демократию — на Ближний Восток... и ничто из этого не сработало». Журналист и политический комментатор The New York Times Дэвид Брукс написал книгу «The Social Animal: The Hidden Sources of Love, Character, and Achievement», потому что разочаровался в рационализме. Нынешние политики, считает он, исходят из того, что разум и сознание играют доминирующую роль, и потому руководствуются выкладками своих консультантов. Но люди ориентируются в происходящем и действуют на основе мириадов бессознательных импульсов. 

«Человеческий мозг в состоянии одновременно проглотить 11 млн единиц информации, но из них в сферу внимания попадают от силы сорок единиц», — пишет Брукс, ссылаясь на исследователя Тимоти Вильсона. «Остальное обрабатывается бессознательно, а разум лишь пытается сплести сколько-нибудь осмысленную картину, из того, что бессознательное выдает в качестве результата». Нами движут простые инстинкты, которые сближают человека с животным, и навыки, привнесенные окружением и социумом, то есть — сфера социального бессознательного. Собственно, отсюда и название книги, которое можно перевести как «Социальное животное. Скрытые пружины любви, характера, свершений». Брукс пишет своего рода беллетризованное социально-психологическое исследование. Он сконструировал двух героев — мужчину и женщину — которые рождаются, взрослеют, учатся, женятся, работают — совсем как персонажи какого-нибудь сериала. Разница в том, что автор каждый поступок своих героев сопровождает психологическим объяснением. Но не как Толстой, который силой своего гения заставляет нас верить, что Наташа Ростова или Анна Каренина думала и поступала именно так, а не иначе. Герои Брукса действуют по моделям, подсказанным исследованиями социологов, нейрофизиологов и психологов. Выводы этих ученых вплетены прямо в текст «романа», как это бывает в научно-популярной литературе. У писателя-журналиста получился смешанный жанр: с одной стороны, сентиментальный роман, с другой — нон-фикшн. Все человеческие проявления героев: любовь, семейная жизнь, воспитание ребенка, детские игры, отношение к учителям, волевые навыки и самоконтроль, работа и карьера — анализируются с точки зрения сидящего в каждом из нас культурного кода на социальное поведение — один из важнейших моментов книги. Эрика, борец по натуре, разрывает традиции своего окружения. Она, в отличие от Гарольда, сама пробивает себе дорогу: проходит конкурс в хорошую школу, уезжает в другой штат, несмотря на недовольство родственников. Влияние диаспоры, по Бруксу, как правило, консервативно, попытки кого-нибудь из ее членов вторые (Дэвид Юм, Адам Смит, Эдмунд Бьерк), не отрицая важности разума, подчеркивали его зависимость от чувства, от страстей, а в государстве видели не машину, а организм. Брукс набрасывает историю развития общественной и философской мысли, в которой этапы культа разума сменялись романтическими периодами, когда восстанавливалось значение неосознанного. А сейчас политики и прочие вершители судеб чего-то науки. Каждый их поступок комментируется, причем со ссылками на того или иного социолога, психолога, антрополога или на данные статистики. Сами герои становятся порождением своеобразной научной реторты. Неосознанные мотивы этих людей обнаруживаются учеными: биологами, психологами, нейрофизиологами, экономистами и социологами, но не самими героями. Брукс по существу переворачивает каноническую ученую монографию, в которой теоретические рассуждения подтверждаются примерами. У него, наоборот, на первый план выходит развернутый пример, который затем сводится к определенному научному тезису. Можно сказать, что Брукс создает романный суррогат, персонажи которого «выведены» из научных изысканий.

Один из главных героев (Гарольд) воплощает тип белого американца, выходца из среднего класса, другой (его жена Эрика) — совершенно иной социологический срез. Мать Эрики происходит из семьи китайских иммигрантов, отец — латиноамериканец. Ее детство было не столь безоблачно, как у Гарольда, которому от родителей досталось не только материальное благополучие, но и привычки, знания, когнитивные навыки. «За ним стояло несколько поколений людей, которые преуспевали благодаря своим достоинствам, культивируемым правильным генетическим отбором и воспитанием», — пишет Брукс.

Разное происхождение героев дает автору повод порассуждать о благополучных и неблагополучных семьях. Жизнь в бедных кварталах задерживает развитие ребенка, вырабатывает другие социальные реакции; психология детей из неполной семьи отличается от психологии детей, живущих с двумя родителями. Эрика важна автору еще и как пример столкновения разных культур. Влияние традиций или неосознаваемого, но прочно выйти за пределы сложившегося мира вызывают неодобрение. 

Именно Эрика знаменует активное начало; Гарольд более медитативен: он ученый, историк. Знакомство героев происходит, когда Эрика предлагает Гарольду участвовать в создаваемой ею консалтинговой компании. В своем бизнесе она исходит из того, что при завоевании потребителя надо знать его культурный код, национальные особенности. Скажем, при покупке компьютера, когда нужно сделать выбор между мощным и дорогим и менее мощным, но более дешевым, американец выберет первый, а выходец из Азии — второй.

Кризис разоряет Эрику. Она становится сотрудницей телекоммуникационной компании, которая пытается выйти на рынок развлечений и терпит огромные убытки. Боссы теряют остатки здравого смысла, уверовав в собственную непогрешимость. Этому пытается противостоять Эрика. Показательно, что здесь Брукс говорит о своих философских предпочтениях. С особым вниманием он относится к эпохе Просвещения. Рядом с французскими просветителями были еще и британские. Если первые в лице Декарта, Вольтера полагались на рацио, а в государстве видели механизм, то в людях недопонимают. Политика, игнорирующая сферу бессознательного, обречена на неудачу.

Любопытно, что при этом сам Брукс создает несколько механистическую модель «социального животного». Поведение его героев полностью предопределено теми самыми инстинктами и импульсами. Свобода воли отсутствует. Нет ли в этом противоречия с бунтарским характером Эрики? И да, и нет. Задолго до нашего автора свободу воли отрицали протестантские философы. По Лютеру свобода воли есть пустое название (figmentum) без реального предмета (titulus sine re). «Все, что мы делаем, все, что происходит, хотя и кажется нам случайным и отменимым, воистину, однако, совершается необходимо и неизменно, если смотреть на волю Божию». Протестантская этика постулировала пассивность человеческой воли в осуществлении замысла Творца. Парадоксально, но при этом она воспитала активный тип личности. И «социально детерминированные» герои Брукса, Гарольд и Эрика, добиваются очень многого — в работе и жизни, потому что упорно движутся по своему пути и всегда делают то, что должно.