Старикам здесь
не место

Конец 1993 года. В бостонском аэропорту Логан пожилая чета новых иммигрантов проходит паспортный контроль. Георгий и Ленина Наринские прилетели из Москвы, где прожили большую часть жизни и проработали по 45 лет каждый. Он — инженером, специалистом по установкам разделения воздуха и сжижения газов, она — врачом знаменитой «Кремлевки». Такие «бывшие» из России прибывают с каждым самолетом, ведь на родине наступили трудные времена. Трехгрошовую пенсию постоянно задерживают, ни о какой социальной защите речи нет. Люди уезжают, просто чтобы выжить. Дармовые блага богатой Америки — пособия, пенсия, социальное жилье, страховка «от всех болезней» — для них манна небесная.

Подобного рода мысли Георгий Борисович с негодованием отметает. Он приехал в Штаты, чтобы работать. Специалистов его уровня в России единицы, да и в мире немного. Он в курсе всех последних западных достижений: читал журналы, общался в Москве с заезжими американскими коллегами — они восхищались его познаниями и уровнем разработок. Надо только связаться с ними сразу по приезде, ведь он наверняка пригодится их компаниям. Конечно, он не говорит по-английски, но у него есть отличный английский перевод его послужного списка, где отмечены все профессиональные звания, ученые степени, награды и заслуги: «выдвигался на Ленинскую премию, награжден Золотой медалью ВДНХ, главный технолог серийных установок для сжижения кислорода» и проч. Есть и фотографии установок, построенных по его проектам. К тому же в Америке уже два года живет его сын: он поможет, если надо, поговорить на профессиональном языке, ведь в СССР он работал по близкой специальности.

До распада Союза в Москве были тысячи отраслевых НИИ, ЦНИИ, ВНИИ, КБ, НПО и п/я. В них работали сотни тысяч специалистов. К 1992-му каждый или почти каждый из них понял: зарплату больше платить не будут, потому что нечем. А если и будут — то совсем маленькую и с задержкой на несколько месяцев. Следующие десять лет научно-технические кадры разбегались кто куда. Руководители освоили бизнес: сдают в аренду освободившиеся площади. Мозги спросом не пользовались. Люди быстро забывали, кто они по диплому, и брались за любую работу: розничная торговля, ремонт квартир, политический пиар.

В стремительно пустеющих НИИ остались те, кому бежать некуда, — в основном пенсионеры. Время от времени происходит сокращение: «стариков» выпроваживают, а на их место никого не берут.

Георгий Борисович Наринский — один из таких ветеранов науки. Когда-то его учил сам Петр Капица, академик и лауреат Нобелевской премии по физике, изобретатель знаменитого турбодетандера. Сразу после войны Капица создал кафедру криогеники в Московском институте химического машиностроения и переманил туда нескольких сильных студентов из МАИ. Среди них был и Наринский.

На фоне общей технической отсталости СССР криогенная отрасль была благополучным исключением именно потому, что ее вел «сам» Петр Капица. Когда лучшие мозги СССР направили на создание ядерной бомбы, он отказался и занялся промышленным получением сжиженного кислорода — как говорят, в пику Берии, курировавшему атомную отрасль. Впрочем, и жидкий кислород был нужен в СССР главным образом для ракетно-ядерной программы: в половине межконтинентальных и космических ракет он до сих пор применяется в качестве окислителя жидкого топлива.

Георгий Наринский с юности ходил в гениях. Он стал начальником отдела в тридцать с небольшим, защитив кандидатскую без всякой аспирантуры и научного руководителя. Работая на головном предприятии криогенной техники ВНИИКИМАШ (позднее переименованном в «Крио-генмаш»), он был не только свидетелем, но и участником становления целой отрасли. Сжиженный кислород, гелий и азот из лабораторных продуктов стали промышленными. Заводы по разделению воздуха построили по всей стране. А области нынешнего применения сжиженного кислорода — от медицины до металлургии, нефтедобычи и реакторов — и не перечислить.

До конца 1980-х доктор технических наук Наринский вел обычную работу: возглавлял отдел, патентовал изобретения, готовил статьи и книги, занимался с аспирантами. Потом отдел расформировали, аспиранты разбежались по офисам нарождающихся фирм. Наринский лишился своего отдела — ему дали должность главного научного сотрудника. В НПО «Криогенмаш», расположенном в подмосковной Балашихе за колючей проволокой, строгий режим: от звонка до звонка, на работу к 8:30. Казалось бы, 65-летнему человеку, который всю жизнь руководил коллективом и на совещаниях сидел по правую руку от директора, без подчиненных и аспирантов просто нечего делать. Да и больших заказов и проектов в 1990-е уже не было. И тогда, не имея ни инженеров, ни программистов для проведения расчетов, он вспоминает навыки «рядового» инженера, каким был в молодости. Из начальника возвращается в разряд специалистов — и сам учится программировать, чтобы перенести свои технологические расчеты с большой ЭВМ ЕС 1060 на ПК.

При прежнем директоре — Викторе Петровиче Белякове он был непререкаемым авторитетом. В институте верили: Наринский никогда не ошибается. Иногда, правда, коллегам казалось, что он излишне придирчив. Вспоминает главный конструктор проектов Игорь Михайлович Морковкин: «Однажды на совещании Наринский задал мне вполне обычный вопрос: “А сколько вы тут поставили теплообменников?” Мне надоели его придирки, и я ответил: “Сколько надо”, — за что был тут же выгнан из кабинета самим директором. Через неделю Наринский убедился, что действительно поставили “сколько надо”, и сам сказал об этом директору. “Значит, и тебя они обманули”, — пошутил Беляков, и конфликт был исчерпан». По приказу директора Наринскому должны были приносить на проверку и визирование все сколько-нибудь серьезные расчеты или проработки, конструкторские и технологические. Как-то проектанты попытались провести начальство и пустить бумажку «мимо Наринского», но обман раскрылся и вышел скандал.

Тогдашние инженеры жили своей работой, «технические» разговоры не умолкали и дома, тем более в среде ведущих разработчиков. Спорили до бесконечности, потому что победа в профессиональном споре добавляла авторитет. «В советские времена главная конкуренция между отделами и предприятиями была в том, кто даст лучшее решение и лучше сделает», — утверждает сам Наринский. Чаще всего соревнования выигрывал он сам и «Криогенмаш». Коллеги вспоминают, что он даже немножко удивлялся, когда другим удавалось сделать что-то «умное».

«Как у всех великих людей, у него были смешные черты, — говорит Морковкин. — Он на все совещания приходил с тетрадкой, клал ее себе на коленки, заглядывал в нее и потом быстро закрывал, не давая никому подсмотреть. Если слышал ерунду, сразу терял интерес к разговору. А по всем техническим вопросам допрашивал с пристрастием. Он был из поколения великих руководителей. И как многие из них, был тяжелым человеком. Но без таких людей институты не могут существовать. Нам выпало счастье с ними работать. Теперь таких не осталось».

«Криогенмаш» акционировали со скандалами и беспорядками, обычными для начальной приватизации (с 2007 года им владеет Газпромбанк)^*. После смерти Белякова начались пертурбации в руководстве. Старую гвардию стали вытеснять. Появились и антисемитские настроения. Наринскому все чаще советовали уйти на покой, говоря, что в его возрасте работать вредно и надо дать дорогу молодым. Спустя несколько лет семья решила: нужно уезжать.

«В США я поначалу занимался только статьями, читал и писал, — вспоминает Наринский, — а спустя года полтора в библиотеке взял справочник, в котором все компании США сгруппированы по выпускаемой продукции, выбрал фирмы, занимающиеся криогенной техникой, и разослал им свое резюме. Кажется, всего я отправил восемь писем. Откликнулись представители Cosmodyne: меня пригласили на собеседование в Калифорнию — на неделю, с полной оплатой поездки». После интервью ему предложили работать консультантом. В этой фирме он и трудится — уже пятнадцать лет. Разрабатывает схемы, проводит расчеты по параметрам и эффективности. Говорит, что технологии, применяемые в американских проектах, мало чем отличаются от тех, которые он проектировал в СССР. Разница в том, что по многим проектам заказчики выдвигают индивидуальные требования. Кто точнее их удовлетворит, тот и выиграет конкурс.

Как и большинство разработчиков Cosmodyne, Наринский работает дистанционно: он отвечает за принципиальную схему и расчеты, а дальше в игру вступают американские коллеги — подбирают оборудование, заказывают, компонуют. Все это большие проекты, стоимостью по несколько миллионов каждый. «До его прихода мы занимались лишь установками малой производительности, в основном для армии, — говорит главный инженер-технолог Cosmodyne Ирина Дин, — а с ним стали делать гораздо более мощные и поставлять их частным компаниям. Он на концептуальном уровне прорабатывает каждый наш проект и всегда вносит что-то новое. Недавно мы получили самый большой заказ в истории компании — от канадского поставщика нефтяного оборудования Ferus, обойдя самого серьезного конкурента — крупнейшую криогенную фирму США». А несколькими годами раньше Cosmodyne продала свою установку Aspen 1000 в Россию, на одну из фирм — обломков того самого ВНИИКИМАШ, где когда-то трудился Наринский. В самих США доля рынка Cosmodyne за десять лет выросла очень существенно. Все эти успехи связывают с именем инженера из России.

«В Cosmodyne ко мне относятся исключительно хорошо. Награждают, благодарят и считают, что моими стараниями выиграли некоторые конкурсы», — рассказывает Наринский. Он скромничает: в фирме говорят, что он участвовал в составлении ВСЕХ крупных заявок на конкурсы последних лет. Как и в Москве, в Калифорнии его тоже считают гением и перфекционистом, досконально выясняющим все детали. Его репутация как разработчика, не делающего ошибок, непоколебима, и тем не менее он все время беспокоится, что его поймут недостаточно точно. Главная его проблема — плохой английский. Он так и не научился говорить на языке своей новой родины. Писать по специальности может, но без тонкостей, словно по шаблону. Его единственное контактное лицо в фирме — русскоговорящая Ирина Дин. Когда нужны серьезные пояснения, он разговаривает с ней по телефону или пишет по-русски. Всегда требует, чтобы ему прислали английский перевод, и ему часто кажется, что в переводе слов меньше, чем надо. Работать с ним по-прежнему непросто: он всегда корректен и пунктуален, но обычным людям его дотошность и тщательность кажутся чрезмерными. Интересно, что в Америке его тоже просят проверять чужие наработки на предмет просчетов и ошибок. Он готовит списки замечаний и удивляется, если вдруг какие-нибудь не были учтены. Парадоксально, но языковой барьер в подобных случаях играет и отрицательную, и положительную роль. С одной стороны — затрудняет общение с коллегами, с другой — предотвращает множество споров и стычек по техническим «придиркам». Наринскому повезло: коллега Ирина Дин добровольно взяла на себя роль буфера. К счастью, она сама специалист, то есть разбирается в технической сути. Ему пришлось принять свою зависимость от нее как данность. Он также признается, что самостоятельно не смог бы запрограммировать все, что ему нужно: в США ему помогают сын и внук, оба компьютерщики.

***

Что же помогло совсем немолодому человеку понять новые правила игры, вписаться в иную систему? Во-первых, природный ум, проявляющийся не только в делах технических, но и в принципиальных жизненных вопросах. Он четко рассчитал свое нынешнее положение, сделал правильную ставку и держится своей линии ровно настолько, насколько это допустимо в американской компании. Во-вторых, глубокие профессиональные знания и колоссальный интерес к «делу жизни». То, что после своего изгнания из начальников он снова стал работать в одиночку, тоже оказалось на руку: в Америке никак нельзя было рассчитывать на руководящую должность. В-третьих, он основательно подошел к поиску работы. Полтора года только готовился: читал статьи, занимался программированием и английским языком в местном двухгодичном колледже. Ну и в-четвертых — немного везения. Письмо, которое он направил в Cosmodyne, попало в руки хозяина фирмы, и он обратил внимание на фамилию Kapitsa. Мимо этого имени владелец просто не мог пройти. В фирме не побоялись принять в штат «человека из поколения дедушек», что тоже необычно, хотя дискриминация по возрасту в США практически отсутствует — после 70 лет руководителей не увольняют, а переводят на другую должность. Но чтобы взять человека в таком возрасте «со стороны», к тому же иммигранта, Cosmodyne должна была нарушить множество канонов. К счастью, фирма эта небольшая, и все серьезные решения принимает сам владелец. По-видимому, он рассудил, что убеленный сединами ветеран с огромным профессиональным опытом — лучший разработчик принципиальных схем, которого он может найти на рынке. И судя по всему не ошибся. А в 2004 году он подтвердил свою высокую оценку, выделив 79-летнего «русского» среди прочих инженеров специальной премией за выдающиеся достижения Extraordinary Achievement Award.

Примечания

* До сих пор производство технических газов в России для металлургической, химической, нефтегазовой и других отраслей более чем на 90% базируется на оборудовании, разработанном и изготовленном в «Криогенмаше».