Пространство
свободы

«Вы выходите на следующей?» — спросите вы, если в вагоне кто-то стоит на вашем пути к выходу.

Какой реакции вы ждете и что на самом деле хотите узнать?

Объект, который закрывает вам проход, вас не интересует: вероятно, ваш мозг зафиксировал только цвет и размер препятствия: для вас совершенно не важно, стоит ли перед вами мужчина, женщина или большой чемодан. Знать «намерения» этого объекта вам нужно только с одной сугубо прагматической целью: сделать так, чтобы выход оказался свободен для вас, когда двери откроются и надо будет покинуть вагон до того, как они снова закроются.

Реакция на вопрос бывает разной, и, как правило, она смешанная — вербальная и невербальная: человек может подвинуться вперед и сказать «да», или отодвинуться и молча освободить вам проход, или сказать «я вас выпущу», хотя ему самому не надо выходить на этой станции и он намерен сразу же войти обратно.

Эта знакомая ситуация отлично иллюстрирует, что в языке, кроме семантики, есть и прагматика: значение фразы зависит от ситуации: важно не только то, что вы говорите, но и то, зачем вы это говорите здесь и сейчас. Ведь на самом деле «вы выходите?» — это и не вопрос вовсе, а завуалированный приказ: «подвиньтесь куда-нибудь, а то мне скоро выходить». Но не можем же мы приказывать незнакомому человеку! Поэтому мы и задаем вопрос: так получается вежливее.

Уважение к собеседнику проявляется в речи самыми разными способами: некоторые из них мы усваиваем в детстве и хорошо осознаем — например, обращение на «вы».

И еще нас с детства приучают не задавать бестактных вопросов, а в некоторых культурах вообще задавать вопросы вышестоящим считается недопустимым. Мы употребляем вводные конструкции, подчеркивающие, что наше мнение не является единственно возможным и вообще не столь важно: англичане говорят «in my humble opinion». Помните, в сериале «The Good Wife» начинающая адвокатесса Алиша Флорик выступает в суде. Она аргументирует свою позицию довольно бесспорными утверждениями. Тем не менее судья несколько раз прерывает ее и в конце концов заставляет заканчивать каждое предложение словами «in my opinion» — на русский это лучше всего перевести как «мне кажется» или «я думаю».

Без этих вводных конструкций вы покажетесь слишком категоричным: вы как будто изрекаете истины в последней инстанции, а значит, считаете, что знаете больше собеседников, и снижаете их статус. И разумеется, нельзя говорить слишком долго: надо стараться давать визави возможность включиться и тоже что-то сказать, то и дело перебрасывая речевые мостики на его поле.

Помимо «я думаю» или «мне кажется», в речи есть и другие маркеры, которые свидетельствует о том, что мы даем собеседнику право на собственное мнение и никоим образом не хотим на него давить. Лингвисты обнаруживают все новые и новые явления такого рода — порой они оказываются совершенно неожиданными. И вряд ли осознаются самим говорящим.

Сейчас вести лингвистический анализ стало относительно легко: ученые черпают данные из огромных массивов устной и письменной речи. Эти массивы называют корпусами. В нашей стране есть Национальный корпус русского языка с миллионами записей в самых разных жанрах: от литературных текстов до устных переговоров. А в Англии корпусов несколько: они разделены по жанрам и пластам. В частности, есть корпус CANBEC — это коллекция устных записей, относящихся к бизнесу: аудиозаписи совещаний и собраний, выступлений перед партнерами и тренингов и прочих деловых коммуникаций.

Ученые Елена Малига, профессор лингвистики в РУДН, и Майкл Маккарти, заслуженный профессор прикладной лингвистики Ноттингемского университета, провели совместное исследование. Они искали сходства и различия в том, как в речи русских и англичан проявляется еще один маркер вежливости — так называемые «размытые категории».

Почему мы вместо точных названий классов предметов или явлений называем какой-нибудь один или два наиболее известных примера, а потом добавляем «и так далее», «и всякие такие вещи», «и все такое»? Оказывается, неточность — это тоже маркер близости с собеседником. Возьмем категорию «принадлежности для ухода за полостью рта». Можно так ее и назвать, а можно сказать: «зубная паста и всякие прочие вещи». Оказалось, что такие «размытые» описания в устной бизнес-коммуникации служат сразу двум целям: во-первых, показать, что вы не давите на собеседника абсолютно точной информацией, а помогаете ему чувствовать себя более уверенно; а во-вторых, даете ему возможность задать вопрос: «зубная паста, а чем еще вы торгуете?».

Это то самое перекидывание мостика к собеседнику, которое я уже упоминала, что особенно важно в коммуникации с другой компанией. Статистика показала: если начальник выступает перед своим коллективом, он пользуется «размытыми категориями» реже, а вот говоря с чужими, проявляет скромность — в том числе, и таким способом. По данным обоих корпусов, после того как человек говорит что-нибудь «размытое», повышается вероятность того, что после этого слово возьмет кто-то другой.

Вот примеры такой «размытости» в статье ученых. Они взяты из национальных корпусов: соответственно русского и английского языка.

Русский:

Если денег не будет, также все желание у бизнеса пропадет, начнется воровство и все такое.

У них в офисах карты были, инструкции, как управлять самолетом и все такое.

Перепродажи ведутся через аукцион, галерею изобразительного искусства, художественный салон, магазин и так далее.

Английский

…our shops and things like that to stock the product.

And obviously you can tell us then how many you can produce a day or whatever to give us an idea.

Довольно часто англичане употребляют сочетание — and stuff (и прочие вещи):

all the licences and stuff; the codes and stuff; your phone number and stuff.

Авторы заметили и одно интересное отличие между русским и английским речевым этикетом. Русские чаще всего употребляют конструкции, начинающиеся со слова «и» — например, «и что-то в этом роде», давая собеседнику простор для додумывания. Наоборот, англичане чаще всего используют конструкции, начинающиеся со слова or: or something (like that), «или что-то в этом роде» и or whatever, «или что-то еще» занимают первые места среди маркеров неточности. Кажется, что англичане со своим «или» вместо «и» дают собеседнику еще больше свободы, высказываясь еще менее категорично.

Если в концептуальном пространстве разговора важные вещи очерчены не слишком четко, собеседники чувствуют, что многое может стать предметом переговоров. Что территория взаимопонимания не очерчена заранее, а постепенно устанавливается именно в ходе общения. Вспомним пример из английского корпуса:

And obviously you can tell us then how many you can produce a day or whatever to give us an idea. (Наверняка вы можете сообщить нам, сколько вы производите в день, или нечто подобное, чтобы у нас создалось некое представление). Собеседникам оставляют выбор, какие именно данные предоставить партнерам.

Общаясь с малознакомыми людьми, с которыми необходимо установить взаимопонимание, мы инстинктивно избегаем слишком точных формулировок, чтобы не показаться слишком категоричными и не возвышаться над теми, кто нас слушает. В деловой коммуникации «размытые» выражения стали важным инструментом прагматики: они подчеркивают равенство собеседников, особенно в переговорах между представителями разных компаний. «Довески» к фразе, снижающие ее определенность — такие, как и что-то в этом роде для русских или выражение or whatever для англичан, — как бы намекают: «вы не хуже моего знаете, о чем идет речь, и я не буду давить на вас своими представлениями».

Об исследовании Elena Malyuga, Michael McCarthy “English and Russian vague category markers in business discourse: Linguistic identity aspects”. In Journal of Pragmatics, Vol 135.