читайте также
…Завершая наконец весьма затянувшуюся тему — Как научиться думать? — стоит поразмыслить: а как вообще она возникла? Ведь думать-то должны бы учить нас с первого класса… Но в России живут люди разных поколений. И немало тех — дай Бог им здоровья и жизни, — у одних из которых страх перед думаньем остался в памяти с детских лет, у других же — в крови, от предшествующих поколений…
Илья Эренбург был в Испании в годы Гражданской войны. Он насмотрелся там на то, как сталинские эмиссары заняты были главным образом не борьбой с франкистами, а расстрелами тех людей из правительственных (т. е. коммунистических) войск, кого они считали «троцкистами» и анархистами. А тех из советских высших военных чинов, кто помогал испанским войскам, время от времени вызывали в Москву. И постепенно доходили смутные слухи о том, что они расстреляны — без малейших на то оснований…
И Эренбург в 1938—1939 гг. пишет в Барселоне стихотворение о том, как он мечтает разучиться думать — поскольку разум отказывается понять кровавый абсурд происходящего.
Додумать не дай, оборви, молю, этот голос,
Чтоб память распалась, чтоб та тоска раскололась,
Чтоб люди шутили, чтоб больше шуток и шума,
Чтоб, вспомнив, вскочить, себя оборвать, не додумать…
……………………………………………………………….
Не дай доглядеть, окажи, молю, эту милость,
Не видеть, не вспомнить, что с нами в жизни случилось.
Не знаю, что думали те, что читали эти строки в 1939 году в журнале «Знамя» с пометой «Барселона». Но хорошо помню, что перепечатанное после доклада Хрущева о сталинских злодеяниях стихотворение производило впечатление удара в грудь. Человек мечтает не думать!..
За девять лет до хрущевского доклада, в декабре 1944 года, Наум Коржавин (тогда еще не взявший этого псевдонима), бесстрашно писал:
Гуляли, целовались, жили-были…
А между тем, гнусавя и рыча,
Шли в ночь закрытые автомобили
И дворников будили по ночам.
…………………………………..
И я поверить не умел никак,
Когда насквозь неискренние люди
Нам говорили речи о врагах…
Романтика, растоптанная ими,
Знамена запыленные — кругом…
И я бродил в акациях, как в дыме.
И мне тогда хотелось быть врагом.
Юного поэта арестовали на 3-м курсе, в 1947 году, за стихи — прямо в общежитии Литературного института. Он еще не был тогда, по его признанию, ни антисоветчиком, ни антисталинистом. Но не переставал размышлять над происходящим. И раньше подавляющего большинства современников додумался до сути происходящего в стране. И вернувшись из ссылки в Москву, стал активно нас всех вразумлять — посредством стихов…
Роль его стихов (исключительно в авторском чтении) в умственной жизни тогдашнего общества невозможно переоценить.
Сейчас ему, отметившему в прошлом году 90-летие, присуждена национальная премия «Поэт» — в высшей степени заслуженно.
Сегодня уже не объяснишь, как простенькие, казалось бы, строки в те годы пробивали нас током:
В этой басне 1956 года «Еж и заяц» уцелевшего зайца встречает еж:
И что же отвечает заяц?..
«Арифметическая басня» (1957), читавшаяся автором по московским кухням (не скоро предстояло ей попасть в печать), воспринималась слушателями как самое настоящее интеллектуальное откровение.
Был найден точный сюжет — таблица умножения как воплощение элементарного и в то же время — незыблемого.
Чтобы быстрей добраться к светлой цели,
Чтоб все мечты осуществить на деле,
Чтоб сразу стало просто все, что сложно,
А вовсе невозможное — возможно, —
Установило высшее решенье
Идейную таблицу умноженья.
…………………………………..
Высокий орган радостно считает,
Что нам ее размаха не хватает,
И чтоб быстрее к цели продвигаться,
Постановляет: «дважды два — шестнадцать».
… Так все забыли старую таблицу.
Потом пришлось за это поплатиться.
……………………………………..
По новым ценам совершая траты,
По старым ставкам получать зарплату.
И вот тогда с такого положенья
Повсюду началось умов броженье,
И в электричках стали материться:
«А все таблица… Врёт она, таблица!
Что дважды два? Попробуй разобраться!..».
Еретики шептали, что пятнадцать.
Но обходя запреты и барьеры,
«Четырнадцать», — ревели маловеры.
И все успев понять, обдумать, взвесить,
Объективисты заявляли: «десять».
………………………………………
А всех печальней было в этом мире
Тому, кто знал, что дважды два — четыре.
Тот вывод люди шутками встречали
И в тюрьмы за него не заключали…
Ну, и так далее.
Поэма Коржавина «По ком звонит колокол» подводит, пожалуй, итог теме уменья и неуменья думать.
Когда устаю — начинаю жалеть я
О том, что рожден и живу в лихолетье,
Что годы потрачены на постиженье
Того, что должно быть понятно с рожденья.
И дальше — важные для нашей темы слова, которые сегодня заново, неожиданно для людей мыслящих (а их в нашем отечестве немало) приобрели актуальность:
Не в этом, оказывается, дело, а в том,
Что разума было не так уж и мало,
Что слуха хватало и зренья хватало,
Но просто не верило слуху и зренью
И собственным мыслям мое поколенье.
Кто пошел сегодня по этой давно истоптанной и ведущей непосредственно в тупик дорожке — сворачивайте с нее как можно скорей!
Опирайтесь только на собственный разум! При одном непременном условии — НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ЕГО ВКЛЮЧАТЬ!