Хотите
научиться думать?

Завершаю тему «Русский язык сегодня».

Один из читателей моего блога Федор Тавровский пишет в фейсбук*е: «У меня вот с лексическим запасом все в порядке, но характеристики “благородный” и “галантный” мне бы никогда не пришли в голову, ибо они устарели. …Можно ли представить в реальной жизни оборот вроде “Иван Иванович — человек благородный”? Автор создает искусственные проблемы и скатывается в стандартное нытье о деградации молодежи».

Не скажу про Ивана Ивановича, но в реальной жизни слышала: «Сергей Адамович — человек благородный» (имелся в виду, натурально, С. А. Ковалев). И любой человек на планете может сказать, что Рауль Валленберг, спасший личными усилиями десятки тысяч жизней во время Второй мировой войны и через два года после победы погубленный по указанию Сталина на Лубянке, был благородной личностью.

Но единомышленник насчет устарелости этого слова у г-на Тавровского был.

В 1943 году Сталин выбрал новый советский гимн – им он решил заменить «Интернационал», служивший советским гимном более двадцати лет (музыка выбранного Сталиным нового гимна, к сожалению, вернулась к нам в 2001 году). В текст нового гимна Сталин внес исправления. Они, по воспоминаниям одного из двух авторов текста С. В. Михалкова, касались нюансов смысла. «Так, Сталин перечеркнул фразу “союз благородный”, которая функционировала в роли определения к понятию “Советский Союз”, объяснив это тем, что слово “благородный” обозначает не только “моральный”, но и “аристократический”, принадлежащий к “благородному классу”. В итоговом тексте гимна “благородный” заменили на “нерушимый”».

Что касается «порядка» с лексическим запасом, то тут у меня некоторые сомнения — насчет моего «скатывания». Если что устарело, то именно глагол «скатываться» — советизм, продержавшийся в официозном советском языке несколько десятилетий. «…Пропитавшись упадочническими настроениями, скатываются в болото обывательщины… скатываясь к прямой контрреволюции» (1931), «…Значительная часть интеллигенции… скатилась в болото реакционной мистики и порнографии…» (доклад А. А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград», 1946), Маргарита Алигер «начала … скатываться в болото декаданса» (Н. Грибачев. Против космополитизма и формализма в поэзии // Правда. 16 февраля 1949), югославы «уже скатились к капитализму» (В. М. Молотов, 1953), «Трудящиеся клеймят позором и презрением этих гнусных клеветников, скатившихся на путь прямого сотрудничества с оголтелыми врагами нашей родины» (1973, об академике Сахарове и А. И. Солженицыне).

Сегодня наш официальный язык (а отчасти уже и бытовой) интенсивно заболачивается давно устаревшими словами — вот этими самыми советизмами, которым место в истории, а не в сегодняшней русской речи. «Меньшевики оказались агентами махрово-черносотенной буржуазии…» (Стенограмма судебного процесса над меньшевиками, март 1931). Сталин говорил Фадееву (главе Союза писателей) об А. Толстом, Федине, Эренбурге как об «агентах иностранных разведок». «В результате своей крайней мнительности и подозрительности Сталин дошел до такого нелепого и смехотворного подозрения, будто Ворошилов является английским агентом. (Смех в зале)» — это в знаменитом докладе Хрущева о культе личности в феврале 1956 года на ХХ съезде правящей партии. Но инерция специфического использования этого слова так сильна, что в том же самом докладе Хрущев называет расстрелянного 3 года назад Берию агентом иностранной разведки — хотя и ему, и делегатам съезда ясно, что в число страшных грехов Берии этот как раз не входил.

В декабре 1965 года в Записке КГБ в ЦК КПСС сообщается, что некоторые члены литературных объединений «превратились по сути дела во внутренних эмигрантов, стали агентами наших идеологических противников».

Использование этого слова в качестве дубины в руках дикаря едва ли не первыми заметили и отразили в текстах тонкие наблюдатели речевой жизни советского общества Ильф и Петров: когда требуется энергичное сравнение, «берутся наиболее страшные. Советского автора называют вдруг агентом британского империализма, отождествляют его с П. Н. Милюковым» (1932).

Поэтому сегодняшнее официальное требование к общественным организациям признать себя иностранным агентом в нашей стране означает — поставить клеймо, не требующее дополнительных пояснений.

В советские десятилетия слова проделывали свой сложный путь. Хорошее (или, по меньшей мере, нейтральное) слово буря, попадая в определенный контекст, приобретало несмываемую печать специфически-советского лицемерия и лжи: «Гнусные преступления гитлеровских палачей в Катыни, до конца раскрытые Специальной комиссией, вызовут бурю гнева и возмущения как советского и польского народов, так и всего передового человечества» (Правда, 26 января 1944 г.; сегодня всем известно, что именно к этому преступлению — убийству 20 с лишним тысяч поляков — гитлеровцы отношения не имели).

Невозможно совсем отказаться от значительной части нашего словаря, испакощенной пропагандистским употреблением. Слова надо отмывать и возвращать в общую копилку. Но есть и такие, которые, пожалуй, не отмыть: они надолго (если не навсегда) останутся в той эпохе — как глагол «скатываться», с которого мы начали разговор.

* принадлежит Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена