Есть ли польза от научных работ
по менеджменту?

В августе 1993 года на ежегодном собрании Академии менеджмента профессор Дональд Хэмбрик выступил со знаменательной речью. В качестве президента этой крупнейшей ассоциации ученых, занимающихся проблемами управления, он обратился к тысячам ее членов с вопросом, который едва ли можно было проигнорировать: «Что бы было, если бы Академия действительно имела какое-либо значение?».

Это «действительно» относилось к людям за пределами Академии, которые действительно занимались менеджментом в реальных организациях. Картина академического провинциализма, которую нарисовал Хэмбрик, была беспощадной, но довольно знакомой.

За прошедшие двадцать с лишним лет речь Хэмбрика цитировалась в работах коллег-ученых более пятисот раз. Научная деятельность и образование в сфере управления так часто подвергают критике и обвиняют в недостатке практической ценности, что из этих статей сложился особый жанр публицистики. Впрочем, нередко достается и многочисленным «гуру менеджмента», которые работают как в рамках академии, так и параллельно с ней — пишут доступным языком о, казалось бы, значимых и практических вопросах.

Тем не менее, несмотря на то, что эти проблемы обсуждаются уже столько лет, в итоге мало что изменилось. Это наводит на мысль, что мы должны рассмотреть альтернативную, еще более тревожную точку зрения.

Мы с Дженнифер Петрильери изложили наши доводы в статье, которая будет опубликована в ближайшем номере журнала Academy of Management Learning and Education. В ней мы поставили другой вопрос — отличный от того, что задал Хэмбрик два десятилетия назад.

Что, если мыслители от менеджмента всех мастей — пишущие, говорящие и преподающие — все это

время на самом деле влияли на ситуацию? Что, если нынешнее состояние дел в сфере лидерства и управления является не следствием нашей малой значимости, а прямым результатом нашей работы?

Другими словами, что, если десятки лет мы отражали, поощряли и формировали мышление, язык и нравы бизнес-лидеров, которым мало кто доверяет? Как быть, если под тем предлогом, что мы не имеем большого значения, мы стали заодно с теми, кому выгоден статус-кво и в результате не смогли ему противостоять?

Читайте материал по теме: Высшее образование для поколения бэби-бумеров

С этой точки зрения, какое-то влияние у нас все же есть, но сил явно недостаточно. Или, если точнее, вся наша сила — в соучастии.

Эта ситуация вовсе не нова. С давних времен между властью и служителями науки и искусства возникали симбиотические отношения. Ни один римский император не уходил в военный поход, не захватив с собой историков. Многие художники эпохи Возрождения умерли бы с голоду без покровительства Папы Римского. Шуты были при всех дворах.

Впрочем, величайшим из этих историков, художников и шутов удавалось служить той системе, частью которой они являлись, не входя в прямой сговор с действующей властью. Скорее, наоборот, своими летописями, картинами и остротами они изменяли ее. (Образы только тогда становятся искусством, когда они бросают вызов каким-то установленным порядкам.)

Однако в наши дни удивительно тесная дружба между авторами и авторитетами превратилась в брак по расчету, в котором «большие идеи» вдохновляют «смелые действия» и наоборот. Подобные отношения между «мыслителями» и «деятелями» часто напоминают общество взаимного восхищения или по меньшей мере вдохновения. Но это вдохновение идет в ущерб качеству мышления, а также тем вопросам, которые оно порождает и от которых оно отталкивается.

Читайте материал по теме: Почему дипломы обесцениваются?

Возьмем, например, типичные рекомендации для авторов, пребывающих в поиске «святого грааля» управленческой значимости. Нам настойчиво советуют придерживаться двух правил. Во-первых, следует рассматривать достаточно распространенные и известные проблемы с тем, чтобы можно было предварять их эпитетом «реальные». Этим мы словно признаем материальность менеджмента, отвергаем призрачность академической мысли и проводим между ними четкую границу. Во-вторых, писать нужно простым и бесхитростным «бизнес-языком», предлагать конкретные и позитивные решения, разбивая их по возможности на несколько легких в усвоении пунктов.

Как объяснил мне один редактор, все дело в том, что «менеджеры» — люди очень практичные и не обладают сосредоточенным вниманием. Когда я пишу для них, я должен, дескать, представлять, как будто говорю со своим шестилетним сыном. Он знал, что я люблю своего шестилетнего сына и люблю говорить с ним. И все же я бы не хотел, чтобы люди его уровня мышления стояли во главе бизнеса. Да и среди моих многочисленных знакомых управленцев нет подобных людей.

Изображая менеджеров как людей нетерпеливых, склонных к действию и одержимых результатами, с пренебрежением относящихся к изяществу, глубине и нюансам, мы ставим под сомнение их (да и свой собственный) интеллект и человечность. Заодно мы даем понять, что для исполнения нашей роли нам самим практически не нужны эти качества.

Иными словами, в попытке обрести значимость и способность вдохновлять, мы выхолащиваем управленческое мышление. В результате мы обрекаем себя на губительную бесполезность, поскольку отвращаем от себя всех, кто осознает истинную сложность дилемм и задач, стоящих перед реальными менеджерами.

Четкие и позитивные рецепты лидерства (точнее, богатства и власти) заработают больше «кликов» и повысят уровень продаж в книжных магазинах. И в то же время, если бы литература, посвященная бизнесу, была больше литературой и меньше бизнесом, она бы смогла наконец стряхнуть с себя оковы практического провинциализма — стремления любой ценой избежать суждений и мыслей, не направленных на быстрые готовые решения. Возможно, тогда бы мы начали задавать действительно важные вопросы.

Читайте материал по теме: Высшее образование — народу!

Например, мы бы могли спросить себя, не превращаемся ли мы в соучастников кому-то выгодного преступления против здоровья людей, когда воспеваем успех, основанный на избыточной нагрузке и переработке, подобно тому, как когда-то Голливуд содействовал табачной индустрии, изображая героев экрана с сигаретой во рту?

Мы могли бы спросить, не становится ли понятие лидерства эквивалентным эгоистичному стремлению сделать все по-своему, когда мы упрощаем его до набора навыков влияния и убеждения? И как нам изменить значение этого слова, чтобы способствовать возникновению других лидеров?

Мы могли бы спросить, не приводит ли к жизнерадостному конформизму и цинизму тот факт, что развитие сотрудников превратилось в процесс приобретения привычек, продиктованных моделями профессиональной компетенции? И как нам поощрять нестандартное мышление, в котором на самом деле нуждается лидерство?

Короче говоря, мы могли бы перестать задаваться вопросом, нужны ли мы, и постарались бы выяснить, как то, что мы вкладываем в понятие успеха, лидерства и обучения, влияет на людей.

Это было бы важно, перспективно и практично. Слова формируют наше мировоззрение. И, может быть, в особенности тогда, когда под видом представлений, теорий и советов они распространяют и поддерживают наши иллюзии.

Читайте по теме:

• Ренессанс менеджмента
• Умерь свой блеск, смешайся с пылью
• Игры разума: за что присудили Нобелевскую премию по экономике