Хотите
научиться думать?

Блог двенадцатый

Начну цитатой из моего детектива для юных читателей «Дела и ужасы Жени Осинкиной». Там двенадцатилетний Федя поставил себе жизненную цель — стать президентом России. А пока занимается с младшим приятелем изучением нашей конституции.

«Вот статья 20, часть первая — “Каждый имеет право на жизнь”. Ну, я на этом даже останавливаться пока не буду. Я уже давно знаю, что у нас эту статью вообще никто почти не понимает. <…> Они считают — зачем ребенку-инвалиду жить на свете?.. У нас полстраны, по-моему, думают, что человек должен доказывать свое право на жизнь…».

Только я успела это написать — месяца два спустя публикуется некое письмо: зачем сохранять жизнь детям, родившимся неполноценными? Ведь на поддержание их жизни идут наши деньги! Лишать жизни прямо в роддомах…

Главное: очень многие в интернете горячо автора поддержали.

Потом это все куда-то рассосалось.

А додумалось-то человечество до этого давно — аж в 1776 году: «…неотъемлемое <…> право на жизнь, свободу и на стремление к счастью» (Декларация независимости, принятая тринадцатью американскими штатами).

Листая книгу Ю. А. Левады, подаренную автором незадолго до смерти, вижу вопрос — как поступать с родившимися неполноценными. Один из предлагаемых ответов — ликвидировать. (Это очень наше, советское слово. Им заменяли слово «убить»).

В 1989 году с этим соглашается 25% опрошенных. На излете советского семидесятилетия право каждого человека на жизнь оценивалось весьма низко, каждый четвертый из сограждан — за «ликвидацию» тяжело больных детей.

В 1994-м таких уже 18%. В 1999-м — 11% (вот вам и «лихие 90-е»!.. Люди-то не ожесточились, получается, в те годы, а смягчились…).

Сегодняшние цифры (после запрета американцам усыновлять и лечить детей с тяжелыми болезнями: погубим на родине, но не отдадим проклятым янки) узнаю и расскажу.

За три недели до Октября Ленин заканчивает брошюру «Удержат ли большевики государственную власть?». Объясняет сомневающимся свой механизм удержания власти и приведения в движение аппарата управления. Им, оказывается, давно придуман беспроигрышный способ воздействия на чиновников-саботажников. «Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства, в руках полновластных Советов <…> таким средством, которое, будучи распространено на капиталистов и на богатых вообще…». Ну, таких, например, как отец Ленина (умерший), статский советник, инспектор народных училищ. Наверное, был достаточно обеспеченным человеком — кормил как-никак шестерых детей, давал образование.

«Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление. Нам этого мало» (выделено нами). Не слабо.

В день Николая Чудотворца православным не положено было работать. Ленин издал 25 декабря 1919 года приказ — «...Надо поставить на ноги все чека, чтобы расстреливать не явившихся на работу из-за "Николы"»(пропустивших субботник).

Так как с неотъемлемым правом на жизнь?

В первые же послеоктябрьские дни новая власть отменила смертную казнь (введенную Временным правительством) — но, как скоро выяснилось, ненадолго. 7(20) декабря 1917 года Совнарком образовал Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Уже в январе 1918 года Ленин уверяет, что «наша власть — непомерно мягкая», и призывает к беспощадности. В феврале германская армия наступает на Петроград, Совнарком объявляет: «Социалистическое отечество в опасности!», и ВЧК (глава — Ф. Дзержинский) получает право внесудебной расправы (расстрел на месте) с «неприятельскими агентами, спекулянтами, громилами, хулиганами, контрреволюционными агитаторами, германскими шпионами». «Агентов» и шпионов идентифицировали на месте, без всякого следствия, и они тут же получали свою пулю в голову. Да и спекулянты с хулиганами вряд ли заслужили именно смерть…

И понеслась… Впереди были расстрелы в подвалах Лубянки «по подозрению», по принадлежности к сословию, заведомо враждебному революции. И так далее. Формулируем кратко — люди России лишились права на жизнь — и надолго.

И вот теперь: кому и когда воздвигают памятники?

Памятник на городской площади — не книга (ее можно не брать в руки и не читать). Не картина — если не нравится, то можно не заходить в музее в тот зал, где она висит. А памятник волей-неволей видит всякий идущий по городу. Потому вопрос об установке памятника историческому лицу не может решаться большинством голосов. Не можем мы не считаться с теми, у кого расстреляны были родные (с посмертной реабилитацией, конечно, — «извините, погорячились, время такое было»), кто много лет жил с клеймом сына врага народа или сам прошел через ГУЛАГ — таких сегодня еще немало. Не считаться с тем, что они, каждый день проходя мимо памятника, будут видеть кровь, стекающую с рук главы ЧК. Получается настоящее насилие над этими людьми. За что?..

…Потому-то парижане сумели противостоять всем попыткам установить в столице статую Робеспьера (а больше двух веков прошло!). Единственная размещена в Пантеоне, а не в открытом городском пространстве. И очень сложно обстоит во Франции дело с памятниками Наполеону и топографическими знаками его памяти.

Да и британцы со своим Кромвелем, еще одним узурпатором права человека на жизнь, — даром, что в середине XVII века умер… Первый памятник — не в столице, заметьте, а в Манчестере. Спустя почти 220 лет — и все равно королева Виктория, узнав про это, ехать туда открывать новую ратушу отказалась. Второй (и единственный в Лондоне) памятник Кромвелю установлен в начале ХХ века — со скандалом, на частные пожертвования.

Так что есть тут над чем поразмыслить — тем, конечно, кто имеет вкус к этому занятию.