Школа миллиардера: придет ли бизнес в
российское образование

В 2014 году Рубен Варданян, основатель «Тройки-Диалог» и Московской школы управления «Сколково», вместе с 200 донорами-инвесторами открыли в Дилижане (Армения) частную школу-пансион для двух старших классов, готовящих к поступлению в университеты всего мира. На постсоветском пространстве это первое учебное заведение, входящее в сеть «Объединенные колледжи мира» (United World Colleges — UWC). Общие инвестиции в проект составили $150 млн. Чуть раньше, в 2011-м, Давид Ян, Арам Пахчанян и другие люди из компании ABBYY начали строить школу Ayb в Ереване (три выпуска уже состоялись). В фонд Ayb вложились 30 членов клуба, взявших на себя постоянные обязательства, и еще более ста человек сделали разовые взносы. Строительство учебного кластера на 7 гектарах обошлось учредителям в $60 млн. Давид Ян как-то рассказал журналистам, что тратит на этот проект около 80% своих свободных денег.

Из компаний, которые у всех на слуху, на­иболее активен в школьном образовании Сбербанк. Например, он ведет проект «Учитель для России», направленный на привлечение молодых энтузиастов в школы российской глубинки. (Аналогичные проекты успешно развивают у себя еще 40 стран.) Идея российского проекта простая: обычно в педагогические вузы поступают не самые сильные выпускники школ. А лучшие выпускники педвузов идут работать в хорошие школы. Слабым школам, особенно расположенным в бедных районах, как правило, достаются бывшие троечники. Чтобы ослабить эффект двойного отрицательного отбора, через свой благотворительный фонд Сбербанк направляет в заинтересованные школы добровольцев из числа выпускников сильнейших ­российских вузов, дав им соответствующие стимулы и подготовку.

Пожалуй, самый масштабный из «школьных» проектов бизнеса — школа-пансион «Летово» в ближнем Подмосковье, которую строит глава «Русагро» Вадим Мошкович. Проект запустят в 2018 году, и, по замыслу учредителя, две трети из тысячи учеников будут не из Москвы, а из российских регионов (ниже мы расскажем об этом подробнее).

В целом же такие «школьные» проекты немногочисленны и малозаметны. Частные школы не стали заметной частью образовательного ландшафта России, потому что до сих пор не предложили сильной альтернативы государственным.

Во многих странах все совсем не так — имена прославленных частных школ у всех на слуху.

В британский Итон ребенка записывают с рождения, а в Нью-Йорке, чтобы попасть в престижную частную школу, ребенок не обойдется без «проверенных репетиторов» — зачастую его начинают готовить с трех лет.

Для подростков процесс поступления — сложный ритуал из собеседований и переписки: ученика с учителями, родителей с администрацией и выпускниками, всех вместе и т. д. Богатые семьи выходцев из других стран, каких немало в Нью-Йорке, нанимают специальных коучей, которые «натаскивают» родителей и детей перед поступлением: готовят мотивационные письма, репетируют ответы на вопросы интервью, подсказывают правильные шаги, без которых попасть в элитную частную школу невозможно. Стоимость обучения в школе из топ-10 Нью-Йорка — более $40 000 в год, примерно во столько же обойдется учеба в английской школе-пансионе первого десятка, а в Швейцарии для иностранцев частная школа стоит примерно втрое дороже, чем в США.

Ни в Москве, ни в Петербурге, ни в других городах России такого спроса на частное образование нет. Наши элиты, не переступающие порога государственных больниц, поликлиник и прочих институций «для населения», по большей части ищут и находят способы отдать своих детей в государственные школы. (По мнению экспертов, сейчас в заграничные закрытые учебные заведения они отправляют детей реже: правда, многие в последние годы уезжают целыми семьями.) Дети банкиров, министров, олигархов учатся в плохо приспособленных для комфорта казенных учреждениях — с железными стульями, неудобными раздевалками, запахом дешевого общепита в коридорах. Почему же в России обеспеченные люди доверяют образование своих детей государству, а не бизнесу? Разве они не замечают, что даже с учетом благотворительных фондов и грантов эти школы страдают от недофинансирования, особенно в нынешней кризисной ситуации? Непонятно, сколько еще продержатся сильные государственные школы в условиях общего снижения бюджета, и, если добавить к этому «утечку мозгов», можно предположить, что уровень образования в них будет падать и они отстанут от мировых трендов, если не академически, то идеологически.

Тем не менее российский бизнес предпочитает держаться в стороне. Компаний и меценатов, которые поставили бы перед собой задачу сделать что-то новое, совсем немного, особенно в последние годы.

В поисках альтернатив

На рубеже 1990-х в отечественное образование проник дух свободы. Либерализация школьной системы породила и авторские школы, и частные. Большинство известных российских частных школ: Московская экономическая школа, Европейская гимназия, школы «Наследие» и «Интеграция — XXI век», — родом из 1990-х. Чаще всего учредителями были энтузиасты — один или два человека, и нередко они исходили из собственных потребностей: хотели создать среду, где будет хорошо их собственным детям. Недавний пример подобного рода — детский сад и школа, построенные семьей президента Сбербанка Германа Грефа. Школа «растет» вместе с детьми Яны и Германа Грефов: к детскому саду добавилась начальная школа, а в перспективе будет открыта и средняя. Все знают, что Герман Греф — поборник физкультуры и здорового образа жизни, и в школе Грефов тоже во главу угла ставят здоровье и физическое воспитание.

Частные школы вообще делают ставку на комфорт, уют и «почти домашние» условия. Большинство из них работает с детьми с особенностями здоровья и прочими специальными потребностями, и почти все они — полного дня. Нередко основатели негосударственных школ пытались перенести на нашу почву британскую закрытую частную школу. Увы, это никому не удалось — довольно быстро выяснилось, что учебному заведению, как и английскому газону, требуется не один десяток лет, чтобы стать сильным.

Школ, которыми владели бы корпорации, у нас нет. Зачастую основатели сами же занимаются оперативным менеджментом. Поэтому школы отражают предпочтения одного-двух человек. Есть и исключения — например, Европейская гимназия Ирины Боганцевой. Одной из первых эта школа аккредитовалась по программе Международного бакалавриата (IB) и доверила профессионалам оперативное управление.

По российскому закону об образовании частная школа может быть только некоммерческой организацией: она не только не капитализируется, но ее нельзя ни продать, ни завещать. Бизнес занимается профессиональным обучением или дополнительным образованием, но не вправе предлагать основную, то есть школьную программу. «Технологии образования, методики, подготовленные кадры — все это “живет” лишь до тех пор, пока жив основатель, — рассказывает Ирина Абанкина, директор института развития образования при НИУ ВШЭ. — Мы пытаемся преодолеть юридические ограничения, но у нас пока не получается. Просьбу о том, чтобы образование могло быть основной деятельностью бизнеса, Путин не поддержал».

Заметим, что и зарубежные частные школы тоже, как правило, относятся к сектору non-profit, но одно дело — организация, которая просуществовала сотню лет и имеет огромную финансовую подушку — многомиллионный целевой фонд, и совсем другое — новое учреждение, которому трудно удержаться на плаву. В нашей стране у НКО всегда трудности с получением кредита из-за множества ограничений в использовании капитала. Практически все частные школы не владеют, а арендуют свои здания, и значит, они заложники арендных ставок. «Очень многие созданные в 1990-е годы школы разорились и исчезли — жаль, некоторые из них были очень интересными», — говорит директор гимназии №45 им. Л. И. Мильграма Михаил Шнейдер.

Сейчас год обучения в хорошей частной школе Москвы стоит более 1 млн рублей, и эту цену потянут немногие. Но когда твоего ребенка окружают дети из очень богатых семей, социализация — а она не менее важна, чем предметные знания и компетенции, — идет однобоко и неправильно, с точки зрения родителей.

В мире давно это поняли, и поэтому богатых детей всегда «разбавляют», набирая примерно четверть способных детей из бедных семей, чтобы у учеников сформировалось правильное представление о социуме. Наши частные школы не могут себе этого позволить.

По мнению Михаила Шнейдера, раньше частные школы были богаче государственных, а сейчас, если говорить о Москве, их ресурсы примерно сравнялись — судя по зарплатам учителей и оснащению компьютерами и прочей техникой. У нас есть частные школы, известные благодаря своим педагогам — например, в «Золотом сечении» литературу преподает Дмитрий Быков.

Традиция или инерция?

В целом нельзя сказать, что частным школам удается «перетянуть» к себе сильных учителей из государственных школ. И это объясняется просто: лучшие педагоги у нас преподают в старых государственных школах. Учителя здесь привыкли работать с мотивированными и дисциплинированными, отобранными по конкурсу детьми. Возникает круговая зависимость: сильные государственные школы показывают высокие результаты (на экзаменах, олимпиадах и при поступлении в вузы), потому что в них работают лучшие учителя, и наоборот, они потому и лучшие, что у них самые сильные педагоги, программы и ученики.

Михаил Мокринский, 20 лет проработавший директором лицея №1535, который прочно удерживает первое место в московском рейтинге, так описывает сложившуюся систему: «Все строится на сильной академической традиции. В хорошей школе богатство ­образовательной среды опирается на личности и уникальные творческие коллективы. В этом и сила, и слабость государственных школ. Учителя, которые десятилетиями работали с прекрасными результатами, трудно идут на системные изменения».

Но изменения назрели, и они неминуемо затронут всю систему, а не только частные школы. У всех на устах новая парадигма образования, которая во главу угла ставит не только академические знания, но и компетенции — умение эти знания применять, взаимодействуя с людьми, планировать, ставить задачу перед собой и другими, разбивать на этапы индивидуальную и коллективную работу. Научить ребенка этому не менее важно, чем дать знания по разным дисциплинам, но как все совместить и осуществить переход на новую модель?

«Есть страны, которые уже переболели таким переходом. Одни при этом утратили богатые академические традиции, другие нет», — говорит Михаил Мокринский. Два года назад он стал директором частной школы «Летово» и вместе с ее основателем Вадимом Мошковичем объездил десятки стран в поисках лучших образцов. Ближе всего к их замыслам оказалась школа Raffles Institution в Сингапуре: в ней новое и старое соединены органично.

Старое и новое

Кажется, что вся элита Сингапура вышла из стен Raffles, основанной британскими колонизаторами еще в 1823 году. В списке ее знаменитых выпускников министры и генералы соседствуют с поэтами и писателями. Легендарный первый президент независимого Сингапура Ли Куан Ю в своих мемуарах вспоминал, как в Raffles его за лень наказывали розгами — в соответствии с британской традицией. Кстати, в Сингапуре публичная порка применяется до сих пор, то есть нация верит в действенность этого педагогического метода, но в школах его уже не придерживаются. Здешнее образование вообще одно из самых передовых в мире, а ученики показывают великолепные результаты в международных тестах.

Участники проекта «Летово» быстро поняли, что репутация сильно коррелирует с возрастом. В российских рейтингах верхние строчки по большей части занимают школы, которые гремели еще в советское время. А средний возраст лучших мировых школ, которые задают тон в образовании для элит (их называют G20), — более ста лет. Впрочем, есть и исключение. Deerfield — одна из прославленных американских школ — по просьбе своего выпускника, короля Иордании Абдуллы, основала филиал в его стране. И «Deerfield в пустыне», как его прозвали журналисты, быстро попал в G20. Значит ли это, что можно заимствовать готовые решения и повторять чужую образовательную модель на совершенно иной почве?

«У “азиатских тигров” благодаря инженерному подходу все получается быстро: они разобрали на винтики образовательные модели сильнейших западных школ и проанализировали, как это должно работать у них. А у нас десятилетия ушли на то, чтобы понять, какие традиции надо оставить и преодолеть, чтобы образование стало объемным, холистическим, соответствующим культурному контексту. Теперь на этом понимании предстоит построить школу», — говорит Михаил Мокринский.

Команда «Летово» обращала особое внимание на школы разных стран, созданные за последние 10—15 лет. Искали истории успеха и выявляли механизмы, позволяющие быстро обзавестись высокой репутацией. Новых школ, изначально нацеленных на выдающиеся результаты, в мире вообще немного. Одна из них — Avenues, открывшаяся в Нью-Йорке в 2012 году (всего планируется построить 20 кампусов по всему миру, в том числе в Москве). Состав инвесторов не раскрывается, но известно, что это два фонда прямых инвестиций, в совокупности вложившие в проект $75 млн. В отличие от многих «новичков», Avenues сразу открыла прием во все параллели, кроме самых старших, и в первый же год заполнила 700 мест из тысячи — немалый успех на высококонкурентом рынке города, где уже есть немало школ очень высокого уровня. Главным маркетинговым преимуществом Avenues, обучение в которой сейчас стоит $45 500 в год, стали ее кадры: школе удалось привлечь самых именитых деятелей образования. Один из основателей, Бенно Шмидт, — в прошлом президент Йельского университета, а среди управленцев бывшие директора лучших американских школ, в том числе Phillips Exeter Academy, входящей в список G20.

Жители Нью-Йорка Джина и Алекс (имена изменены) рассказывают, чем они руководствовались, отдавая свою 4-летнюю дочь в Avenues в год открытия школы: «Нас устраивало, что здесь можно проучиться от детского сада до 12 класса, то есть не придется думать о поступлении в среднюю и старшую школу. К тому же мы не были уверены, что сможем попасть в какую-нибудь Trinity». (Это одна из старейших католических школ Нью-Йорка с годовой стоимостью обучения $47 500.) Свой тогдашний выбор они объясняют еще и тем, что в Avenues математику проходят по сингапурской программе, два дня в неделю говорят только на иностранном языке, а особый акцент делается на преподавании искусств — даже маленькие дети учатся понимать творчество современных художников. «Каждый день дочь идет в Avenues с радостью, но мы не уверены, что академически школа окажется достаточно сильной», — говорит Джина.

Еще один пример выдающегося нового образовательного учреждения — African Leadership Academy в ЮАР. В кампус, расположенный недалеко от Йоханнесбурга, съезжаются молодые люди со всего африканского континента, чтобы, проведя там два последних школьных года, подготовиться к поступлению в ведущие университеты (в основном здесь готовят к британским экзаменам A-level). Эту школу в 2004 году основали два выпускника Стэнфордской школы бизнеса. Она открылась в 2008-м и быстро стала очень успешной — в привлечении как лучших учеников из 45 стран, так и спонсоров из числа глобальных компаний. В частности, в 2012 году MasterCard выделила ей ежегодный грант в $4,6 млн сроком на 6 лет.

У нас конкурсного отбора в частные школы практически нет, они только проводят собеседования. А уж чтобы там многие учились бесплатно — то есть на деньги спонсоров, как в African Leadership Academy, даже представить трудно. Школа «Летово» и здесь хочет стать исключением.

Международный бакалавриат

Инициаторами и первыми адептами возникшей в 1968 году системы Международного бакалавриата (IB) были Международная школа Женевы и Школа ООН в Нью-Йорке. Сейчас в IB входит около 4 тысяч школ, в которых   обучается миллион детей и подростков (возраст от 3 до 19 лет). В России

первыми в систему в мае 1996 года вступили частная Московская экономическая школа и государственная  гимназия №45. Сейчас в стране среди аккредитованных по IB школ 13 государственных и 14 частных.

Как правило, российские частные школы присоединялись к этой системе, уже проработав несколько лет. (Исключения — школа «Летово» и гимназия «Сколково» — обе нацелены на IB с самого начала.)

До конца 2016 года в IB должны войти еще 11 государственных школ, так что перевес государства станет значительным. По-видимому, это объясняется тем, что большинству частных школ просто не хватает ресурсов, чтобы ввести и поддерживать такую всеобъемлющую программу.

В IB весьма проработанные программы для разных этапов (начальной, средней и дипломной подготовки). По некоторым предметам они существенно отличаются от российских — например, в математике глубже изучается теория вероятностей и статистика, а в литературе упор на  анализ всего нескольких произведений — в противовес российской традиции преподавания по периодам и знакомства с творчеством многих писателей. Выпускные экзамены IB проверяет международная комиссия.

Чего ждут родители

От многих реформаторов школы мы слышали один и тот же посыл: престиж академических знаний в современном обществе уже не столь велик. И впрямь, сейчас, когда любую энциклопедическую информацию можно найти в интернете, у бывшего отличника не так уж много преимуществ — даже если спустя 10 лет он все еще помнит школьную программу. По словам Михаила Мокринского, «медленно уходит прежнее представление, которое сводилось к формуле: мой ребенок должен учиться в такой же школе, в какой учился я. Ему необходимо тяжко трудиться, чтобы привыкнуть к дисциплине и приобрести способность к выживанию в любых производственных и социальных условиях».

Среди родителей, однако, спрос на академический компонент школьного образования по-прежнему высок. Многие, выбирая школу для своих детей, смотрят на рейтинг, который в нашей стране отражает в первую очередь именно академические достижения ­старшеклассников — высокие баллы ЕГЭ и победы в олимпиадах по разным предметам.

В целом же представления образованной части общества о том, какой должна быть хорошая школа, очень расплывчаты. Нет единого вектора родительских ожиданий, под который имело бы смысл подстраиваться тем, кто думает о том, как сделать «школу будущего». Как правило, приоритеты родителей меняются:

в младших классах они ищут школу «где детям хорошо», а в старших — ту, где лучше на­учат. Следующий вопрос: научат чему и для чего? Последние десять лет высокие баллы по ЕГЭ и победа во всероссийской олимпиаде гарантировали поступление в лучшие вузы страны. Но сейчас многие выпускники школ уезжают в зарубежные университеты. Рассказывает Михаил Шнейдер: «Мы брали интервью у наших выпускников, которые учатся в разных странах, и они объясняли, что уехали ради качественного и открытого образования. По их мнению, российские университеты до сих пор ориентированы на чисто академические знания, мало готовят к профессии и даже к жизни. Кстати, большинство думает, что уезжает учиться, а не навсегда. Это не ориентация на эмиграцию, а именно поиск лучшего образования, ведь у нас можно учиться “от сессии до сессии”».

Резкий рост числа выпускников, которые не собираются поступать в российские университеты, отмечают и директора других ведущих московских школ. Значит, им предстоит сдавать не только ЕГЭ, но и экзамены, которые учитываются за рубежом.

Как же школы реагируют на этот относительно новый спрос? Один из ответов — присоединение к системе международного бакалавриата, изначально задуманного как образование для географически мобильных семей. Сейчас среди выпускников программы IB 45-й гимназии примерно половина поступает в университеты Европы и США. Международный бренд, «швейцарское качество» добавляют престиж любой организации. В глазах потребителя это серьезное конкурентное преимущество. Но главное — выпускные экзамены школ IB признают университеты большинства стран.

Впрочем, IB — не единственный путь к получению образования за рубежом. Для выпускников лучших российских школ экзамены других стран вполне посильны — разумеется, сдавать их надо на иностранном языке. К поступлению могут подготовить репетиторы или учреждения дополнительного образования. Одно из старейших и наиболее успешных — школа London Gates, в которую старшеклассники, нацеленные на учебу в британских университетах и сдачу экзаменов A-level, приходят после уроков (подготовка занимает не менее двух лет).

Учиться у бизнеса

Кампус частной школы на 1000 детей с пансионом для учеников и домами для учителей Вадим Мошкович (38-е место в списке журнала Forbes) строит у деревни Летово. В сентябре 2018 года школа откроется — предполагается, что в нее будут поступать дети со всей России и учиться с 7 по 11 класс. На строительство и инфраструктуру Мошкович выделил $50 млн и еще $150 млн вложил в целевой фонд школы.

К созданию школы Мошкович подошел стратегически: поручил консалтинговой компании MсKinsey разработать концепцию обучения, определить размер требуемого финансирования, проанализировать объем рынка и спрос.

Для Полины Мальцевой это был последний проект в McKinsey перед отъездом в Гарвардскую школу бизнеса в 2012 году. Окончив ее, Полина отправилась в Сан-Франциско, чтобы ­поработать в тамошнем департаменте образования, а когда вернулась в Россию, снова погрузилась в школьную сферу и в конце концов попала к Мошковичу — уже в качестве операционного директора «Летово».

Когда стратегия была уже выбрана, Мошкович провел среди директоров российских школ конкурс на лучшую концепцию нового заведения — в расчете, что победитель этого конкурса возглавит его будущее детище. Никаких выдающихся идей предложено не было, но зато в жюри конкурса сидел Михаил Мокринский — бывший директор лицея №1535. В итоге Мошкович пригласил стать директором «Летово» именно его, то есть сделал ставку на человека, у которого уже был опыт руководства лучшим образовательным учреждением (по тому же пути шли и основатели школы Avenues).

Мокринский, «болевший» поиском новых путей в образовании уже много лет, на тот момент был чиновником — незадолго до этого он перешел в департамент образования Москвы. Он согласился на предложение Мошковича, потому что поверил, что именно бизнес-подходы могут принести в школу что-то новое. «Я всю жизнь проработал в государственной школе и уверен, что здоровье нации и качество ее мозгов зависит именно от государственной системы, — говорит Мокринский, — но сами наши школы должны научиться учиться, и частные смогут внести в это свой вклад, потому что у бизнеса, в отличие от государства, есть привычка производить продукт рыночного качества». По мнению Мокринского, школа должна готовить к трем вызовам современности: сложности, разнообразию и неопределенности, но для этого необходимо, чтобы к ним был готов сам учитель. В «Летово» команду начали набирать за три года до открытия школы — чтобы успеть не только обучить новым подходам и навыкам учителей, но и помочь людям «приработаться» друг к другу. По словам Вадима Мошковича, проекту нужны не просто учителя-звезды, а люди, способные работать в команде, готовые к самообучению, передаче знаний и коллективному развитию. Кстати, в Avenues, которой удалось собрать у себя сливки педагогического сообщества, исход учителей начался в первые же годы — не все люди могут друг с другом ужиться.

Для Вадима Мошковича проект «Летово» — не коммерческая идея, а чистое меценатство. По его словам, он не собирается извлекать из школы прибыль и готов учить детей бесплатно.

В McKinsey для него просчитали себестоимость и примерный срок выхода в нулевой бюджет — минимум 10 лет. На этапе становления «Летово» будет требовать ежегодных дополнительных вливаний: поддержание огромного кампуса со всей дополнительной инфраструктурой для занятий и оплата труда коллектива, не зависящая от того, насколько школа будет наполнена.

Для детей, родители которых не располагают достаточными средствами, закладывается большой стипендиальный фонд. Стипендии будут покрывать определенную долю, а иногда и полную стоимость обучения. Предполагается, что в первые годы финансовая поддержка будет у большинства детей, а потом по мере роста популярности процент может снижаться. «Прежде всего нужно завоевать репутацию и обеспечить заявленный уровень качества образования», — говорит Полина Мальцева. Кстати, уровень оплаты в будущей школе пока не определен — основная программа уже проработана, но пока не совсем ясно, сколько будет разных видов внеучебной деятельности. По словам Вадима Мошковича, богатство инфраструктуры обеспечит каждому ребенку и школьное, и внешкольное обучение. Кроме спортивных трасс, помещений и пространств для всякого рода искусств, здесь будут еще проекты с бизнес-организациями. Подобного разнообразия возможностей в российском образовании пока нет.

Как и многие известные школы Москвы, «Летово» хочет работать с детьми, отобранными по конкурсу. Пробный набор собираются провести уже к 2017—2018 учебному году: детей будут учить на других площадках, потому что кампус еще строится. «Летово» с самого начала собирается получить аккредитацию по IB, чтобы ее выпускники имели два аттестата и могли поступить в любой вуз мира.

Мы спросили у Ирины Абанкиной, получится ли школа «Летово», и вот что она ответила: «Я очень верю в Мокринского. Именно он в состоянии это сделать. В сочетании личности лидера и ресурсов такой проект может состояться, ведь на каком-то временном ­отрезке для директора и его единомышленников школа должна быть делом жизни».

Как и во всех школах IB, сочетающих российскую программу со стандартом международной системы, нагрузка в «Летово» будет чрезвычайно высокой. Выпускные экзамены IB (очень сложные и мало похожие на ЕГЭ) без основательной академической подготовки сдать невозможно. «Программу IB может освоить обычный ребенок, если он начал учиться по ней еще в младшей школе», — говорит Михаил Шнейдер. Но в «Летово» детей будут набирать с 7 класса, и у многих уровень английского, например, может оказаться недостаточным для изучения разных предметов «на языке».

Ставка на одаренных старшеклассников — большой риск проекта. Дело в том, что именно на этом образовательном поле множество бесплатных предложений от государства — достаточно вспомнить знаменитый Колмогоровский интернат при МГУ. За призерами математических олимпиад, например, идет настоящая охота, уже начиная с 6 класса — а сейчас еще Высшая школа экономики собирается открыть математические классы в разных районах Москвы. Школе «Летово», изначально задуманной Мошковичем как воплощение 57 школы, в которой он учился, по-видимому, придется вначале работать с другим контингентом учеников и научиться набирать их со всей страны. Это понимает Полина Мальцева: «Дети, нацеленные на выдающиеся результаты по одному или двум профильным предметам, возможно, по-прежнему будут поступать в государственные школы. У “Летово” же в модели заложено сочетание и выбор из широкого спектра точных и гуманитарных дисциплин».

Концепция школы «Летово» — цельная, продуманная и современная. Но будут ли найденные этой командой решения тиражируемыми и кто захочет и сумеет ими воспользоваться? Мотивы бизнеса могут быть только филантропическими — как у Вадима Мошковича, Давида Яна и Рубена Варданяна. Но главное условие — чтобы в обществе появился спрос на новую педагогическую систему. Если он будет сформирован, у «Летово» появятся конкуренты — не важно, среди государственных или частных школ.