Богословие
для ученых

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ РУВИНСКИМ ВЛАДИМИРОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА РУВИНСКОГО ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА.

В январе 2014 года на физическом факультете МГУ состоялась странная конференция. В небольшой аудитории собрались физики, священнослужители и пожилые женщины. Было и несколько молодых людей.

Конференция началась с молитвы. «Давайте споем “Царю Небесный”», — предложил сопредседатель собрания протоиерей Кирилл Копейкин, кандидат физико-математических наук и кандидат богословия (присуждается РПЦ). Зал встал и исполнил молитву Святому Духу.

Далее с докладом «Божественные параллели аэронавтики» выступил профессор Российской академии образования Борис Родионов, до 2011 года преподаватель МИФИ. Следом кандидат физико-математических наук, доцент МИФИ и завсектором Института атомной энергии им. Курчатова Андрей Волков, рассказал об «Измерении длинноволнового спектра электромагнитного излучения при схождении Благодатного огня в иерусалимском Храме Гроба Господня». А старший научный сотрудник физфака МГУ Александр Белинский, куратор конференции, прочитал доклад «Мир сей во зле лежит».

Конференция «Христианство и наука», организованная в рамках ежегодных международных Рождественских встреч, проходила на физфаке МГУ уже в 16-й раз. До сих пор ее организаторы — РПЦ и ректорат МГУ — не привлекали к ней непосвященных. Далекие от религии преподаватели факультета ничего не знали о ней. «Если бы знал, обязательно поднял бы шум», — возмущался академик РАН, профессор физфака Валерий Рубаков.

То, что говорилось на конференции, многие физики иначе как антинаучным бредом не называли. В частности, Андрей Волков утверждал, что в момент схождения Благодатного огня был зафиксирован резкий всплеск электромагнитного излучения, мощность которого соизмерима с мощностью небольшого электросварочного аппарата. «В качестве предварительной гипотезы укажем, что во время проведения измерений был отмечен хорошо различимый звуковой резонанс при исполнении песнопений и хоровых молитв, особенно сильный при исполнении песнопений христианами арабского происхождения», — объясняется в статье «Чудо Благодатного огня», опубликованной в апрельском номере «Науки и Религии» за 2012 год. Волков утверждает, что исследование подтвердило божественную природу Благодатного огня, хотя по этому щепетильному вопросу у христиан нет согласия. Греческая православная церковь считает его снисхождение не более чем символическим обрядом. Не признают чуда и католики.

Подобных примеров альянса естественной науки — не только физики и математики, но также химии и биологии — и православия в российской высшей школе становится все больше. В 2008 году «Вестник МГТУ» (Мурманского государственного технического университета), рекомендованный ВАК для публикации основных результатов диссертаций на соискание ученой степени кандидата и доктора наук, напечатал работу о православном взгляде на биологическое разнообразие видов. В ней говорилось, что классификация организмов на основе их эволюционного родства неточна, так как не отражает последствий грехопадения. А потому должна появиться новая система, которая учитывала бы степень близости живых существ к «первозданным предкам»: растения — ближе, хищники и паразиты — дальше, так как появились в результате грехопадения. Автор статьи — член-корреспондент РАН и директор Полярно-альпийского ботанического сада-института (ПАБСИ) Кольского научного центра РАН Владимир Жиров. Он считает, что и охранять природу надо «по-православному»: оберегать надо лишь полезные, красивые или дружественные человеку виды, заботиться же о хищниках и паразитах ни к чему. «Работу с подобными фантастическими утверждениями не взял бы ни один биологический научный журнал, — уверен биолог-эволюционист Александр Марков, автор книг “Рождение сложности” и “Эволюция человека”. — Поэтому Жиров и публикует его в философском вестнике Мурманского государственного технического университета».

Жиров — креационист, то есть сторонник мировоззренческой концепции, согласно которой жизнь на Земле появилась в результате акта творения. И его статья по сути — богословская, так как в ней биоразнообразие трактуется с позиций православного вероучения, хотя она и была опубликована в светском научном журнале. Более того, директор института РАН пытался вести в академическом учреждении семинары креационистов. По его мысли, ботанические сады должны играть особую роль в «духовном просвещении современного язычества», так как они связаны с изучением «относительно приближенных к первозданной гармонии природных объектов» (растений). Автор предлагал создавать «миссионерско-просветительские комплексы, объединяющие монастыри с ботаническими садами», поскольку только «христианская логика, четко разграничивающая человека, созданные им организмы и создания Творца, способна расставить все по своим ­местам в преддверии наступающего хаоса».

Сотрудники лаборатории флоры и растительности ПАБСИ открыто высказали несогласие со взглядами своего директора и опубликовали критический анализ его статьи. «А в РАН и Русском ботаническом обществе Жирова одернули, мол, негоже под видом науки насаждать религиозные взгляды», — вспоминает Марков. На физфаке МГУ открыто против христианской конференции почти никто не выступил. «Люди боятся потерять свои места, вот и возмущаются между собой», — утверждает аспирант факультета Владислав Ваховский. Он единственный вышел с пикетом против «православного мракобесия в МГУ». Подобные конференции, уверен аспирант, дискредитируют физфак в глазах коллег и повышают статус православия в глазах людей, далеких от науки: «Мол, смотрите, если физики изучают Бога, значит, он есть».

Случай Жирова или физфака МГУ можно было бы считать случайностью. Но противники религиозного образования в светских вузах усматривают в них закономерный итог появления РПЦ в высшей школе. Еще в 2007 году на XI Всемирном русском народном соборе было предложено внести специальность «теология» в перечень научных специальностей ВАК. До того светские вузы могли лишь проводить обучение студентов по специальности «теология» — программа была утверждена Минобрнауки в 2000 году. РПЦ же хотела, чтобы по теологии государство присваивало светские научные степени докторов и кандидатов богословских наук. «На Западе Teology всегда представляла собой самостоятельную научную специальность», — говорит проректор по научной работе Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета священник Константин Польсков. Но на Западе нет системы государственной аттестации и научные степени присваивают конкретные вузы.

В том же 2007 году десять видных академиков РАН направили Путину письмо, в котором выражали обеспокоенность «всевозрастающей клерикализацией российского общества, активным проникновением церкви во все сферы общественной жизни», попытками «подверг­нуть сомнению научное знание, вытравить из образования “материалистическое видение мира”, подменить знания, накопленные наукой, верой». Годом позже Путин получил еще одно письмо — от 225 докторов и кандидатов наук, которые выступали за введение докторских степеней по богословию и за преподавание основ православия в школе. Авторы при этом жаловались на «все более частое проявление рецидивов воинствующего атеизма в деятельности отдельных чиновников, прежде всего — Минобрнауки». «Клерикализация системы образования в России — это вульгарно-атеистический миф, идеологический жупел, эксплуатируемый воинствующими атеистами и ненавистниками России», — утверждали эти люди. Наконец, в 2012 году написал письмо уже 91 академик и член-корреспондент РАН. Поводом послужило открытие кафедры теологии в МИФИ — ведущем государственном научно-техническом вузе, который готовит инженеров-ядерщиков. «Открытие кафедры теологии воспринимается учеными и преподавателями вузов как знаковое событие, отражающее общую тенденцию нарастающей клерикализации общества, — говорится в тексте обращения. — Россия — светское государство. Существенно, что в нашей стране представлены все основные мировые религии, а также все основные конфессии христианства. Появление в государственном вузе кафедры теологии под руководством православного священника находится в прямом противоречии с Конституцией России (ст. 14) и со здравым смыслом». Ответного письма других ученых пока не последовало, но в руководстве МИФИ говорят, что ничего экстраординарного не произошло. На кафедре читаются три курса — факультативно, то есть они никому не навязываются.

Как бы то ни было, высшая школа вслед за средним образованием стала полем ожесточенных споров между сторонниками и противниками религиозного, в первую очередь ­православного обучения. Тенденция налицо: сейчас кафедры богословия, в основном от РПЦ, есть в 50 вузах (39 — государственные, остальные — частные). И очевидно, что их число будет расти. При этом богословов-священников для церкви готовят в духовных академиях, православных вузах, первые среди которых — Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет и Свято-Филаретовский православно-христианский институт. На богословских же кафедрах в светских вузах по специальности «теолог» готовят не священников, а светских преподавателей и исследователей. По крайней мере, так указано в госстандарте. При этом богословские кафед­ры в вузах, не готовящих теологов, читают лишь курсы по выбору в качестве общеобразовательных дисциплин. Однако и это многие ученые воспринимают как посягательство РПЦ на светские институты и научный дух в целом.

Споры ученых между собой и с РПЦ ведутся словно в разных плоскостях. Сторонники «православного просвещения» утверждают, что религиозное и научное мировоззрение друг другу не противоречат, а дополняют друг друга. Противники опасаются, что дело не столько в конфликте мировоззрений, сколько в создании церковью новой государственной идеологии и навязывании догматических шор. При этом каждая сторона рисует несколько шаржированный образ врага — воинствующих атеистов или православных мракобесов. И те, и другие апеллируют к опыту западных стран: богословие там преподается во многих ведущих университетах. Кафедры и факультеты теологии есть в Сорбонне, Кембридже, Стэнфорде, Окс­форде, Гейдельберге. Они готовят богословов, хотя спрос на эту специальность в постхристианской Европе неуклонно падает. Но выпускники этих факультетов и вузов не замечены в стремлении доказать физикам с помощью их же науки божественную природу Благодатного огня или воздухоплавания.

Верующий ученый: кто он?

Сторонники преподавания в России богословия в светских институтах и университетах говорят о необходимости «примирить» религию и науку. Они часто ссылаются на то, что некоторые великие ученые-естественники — физики, химики, биологи — были верующими. И религия не мешала им заниматься наукой, подразумевающей сомнение и поиск перепроверяемой истины.

По опросам членов Американской ассоциации содействия развитию науки и Академии наук Великобритании, другим исследованиям, атеистов и агностиков среди ученых значительно больше, чем среди основной части населения. Питер Аткинс, Стивен Хокинг, Владимир Гинзбург и Ричард Докинз объясняли это тем, что непредвзятый научный подход не оставляет места для веры в сверхъестественное или, по крайней мере, заставляет усомниться в правдоподобности религиозных представлений. В 1998 году профессор юридических наук и истории Эдвард Ларсон из Университета Джорджии опросил всех 517 ученых Американской академии наук и выяснил, что две трети из них не верят в Бога. При этом неверующих в Бога и жизнь после смерти среди биологов 65,2% и 69% соответственно, тогда как среди физиков — 79% и 76,3%. Оставалась еще примерно треть опрошенных: среди них большую часть составляли агностики, верующие были в явном меньшинстве. Больше всего верующих оказалось среди математиков (14,3% верили в Бога, 15% — в бессмертие души), меньше всего — среди биологов (5,5% и 7,1%) и астрономов (7,5% и 7,5%).

«Все было бы просто, если бы не было сильных верующих ученых», — говорит биолог Марков. Действительно, Галилей, Ньютон, Дарвин, Эйнштейн, Планк, Циолковский, Бор верили в Бога или, по крайней мере, считали себя людьми религиозными. Верующим, говорят, был выдающийся русский физиолог Иван Павлов — правда, в церковь он, сын священника, стал ходить, когда к власти пришли большевики. Однако вера великих ученых отличается от расхожего представления о религиозной вере. «Моя религия состоит в чувстве скромного восхищения перед безграничной разумностью, проявляющей себя в мельчайших деталях той картины мира, которую мы способны лишь частично охватить и познать нашим умом, — писал Эйнштейн. — Эта глубокая эмоциональная уверенность в высшей логической стройности устройства вселенной и есть моя идея Бога». Макс Планк говорил: «Религия и естествознание нуждаются в вере в Бога. При этом для религии Бог стоит в начале всякого размышления, а для естествознания — в конце. Для одних он означает фундамент, а для других — вершину построения любых мировоззренческих принципов». Иными словами, такая вера в Бога или, скорее, в Единый Замысел начиналась там, где заканчивались воображение и познавательные возможности разума. Религия не служила источником мифов и ритуалов, не была идеологическим скелетом, на который наращивались научные теории. И совершенно точно была далека от церковных догматов. Академик Сахаров сформулировал это так: «Я не знаю в глубине души, какова моя позиция на самом деле, я не верю ни в какие догматы, мне не нравятся официальные церкви. В то же самое время я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысленного начала, без источника духовной “теплоты”, лежащего вне материи и ее законов. Вероятно, такое чувство можно назвать религиозным».

Иное представление о вере у ученых-естественников, которые, войдя в лоно РПЦ, пытаются объединить научный метод познания и религиозные догмы. Тогда появляются работы вроде труда инженера-электрофизика Ангелины Малаховской. Она исследовала влияние православной молитвы и крестного знамения на физические и бактериологические свойства воды и пришла к сенсационному выводу: «При православном сложении пальцев правой руки мирянином происходит как бы концентрация внутренних собственных потоков энергий, наподобие биолазера, что приводит к изменению оптических свойств освящаемой крестным знамением воды (в 1,5 раза). Сложение пальцев священнослужителя дает большую концентрацию энергии, и происходит большее изменение оптической плотности в короткой ультрафиолетовой области спектра — в 2,5 раза». Кроме того, она обнаружила: «Если прочесть над сосудом молитву “Отче наш” и осенить воду крестным знамением, то количество вредных бактерий уменьшается более чем в сто раз». Комиссия РАН по борьбе с лженаукой сочла эти утверждения «погружением в пучину средневековой дикости» и «оболваниванием населения». Между тем работа Малаховской была благословлена архиепископом Екатеринбургским и Верхотурским Викентием, а материалы представлены в 2003 году на первой конференции «Православные ученые — России».

Спрос на то, что можно назвать бытовой религиозностью, в России растет. Последнее исследование World Values Survey подтвердило, что в России, как и остальных посткоммунистических странах, происходит резкий всплеск религиозности, что напрямую связано с крушением коммунистической идеологии, выполнявшей функцию религии. Ученые давно выявили и другую зависимость: чем более развита страна, чем богаче ее граждане, тем менее они религиозны — и наоборот. Объясняется это просто: человек с низкими доходами не уверен в своих силах и завтрашнем дне, а потому склонен искать поддержку и объяснение происходящего в сфере иррационального. В рейтинг Gallup самых религиозных стран мира (индекс религиозности 98—99%) вошли десять азиатских и африканских государств с ВВП на душу населения менее $5000, в том числе Бурунди, Мавритания, Сомали, Индонезия. На другом полюсе — шесть стран с ВВП на душу населения более $25 тысяч и как исключение — в силу своего исторического наследия — четыре страны бывшего соцлагеря, в том числе Россия (37%). «Сейчас Россия возвращается к состоянию религиозности, в котором она должна находиться, учитывая уровень доходов населения», — говорит Александр Марков.

Религия или идеология?

В Свято-Тихоновском университете утверж­дают, что православие и богословие не мешают научному познанию. «Бывает, что вследствие чрезмерного рвения человек, недавно обретший православную веру, увлекается некоррект­но поставленными вопросами, но это скорее следствие дефицита богословских знаний, а не приобщения к ним», — говорит завсектором научно-методического ­обеспечения ­религиозного образования университета Мария Таланкина. По ее мнению, в своих аргументах оппоненты воюют не с православным богословием, а с искаженным представлением о нем, воспринятым из атеистической пропаганды. Однако извне понять религиозное мироощущение, лежащее в основе богословия, крайне сложно. Поэтому для светского ученого оно зачастую не более, чем набор неподдающихся проверке утверждений, так как неизвестен сам предмет описания.

В Свято-Тихоновском университете тем не менее считают, что почвы для конфликта с научным сообществом у теологов нет. При этом светскость порой, говорит Таланкина, «интерпретируется как непроницаемый щит между обществом и традиционными религиями, в частности в интеллектуальной сфере», хотя принцип светскости Российского государства законодателем не истолкован и для жестко атеистического толкования его нет оснований. На опасения, что из православия делают аналог партийной идеологии, Мария Таланкина возражает: «Христианская теология принципиально противостоит идеологическим схемам. Она не дает простых ответов на вопросы и не абсолютизирует ни рассудочные, ни поведенческие схемы». Проблема, по ее мнению, решается как раз в знакомстве с православным богословием напрямую, из рук самих богословов.

Но если посмотреть на проблему с другой стороны? Что, если причина кроется не в ученых и их восприятии православия, а в особенностях православной церкви? Ведь подобного конфликта нет сейчас, скажем, в католицизме или протестантизме — даже в России. Историк Ирина Карацуба отмечает, что западные университеты, на которые ссылаются сторонники открытия богословских кафедр в светских вузах, действительно выросли из богословских школ XI—XIII веков: «Но они прошли через эпоху схоластики, богословских споров, биб­леистики. Мы же все это начисто миновали».

В России первые церковные школы появились к концу XVII века. И богословие всегда развивалось у нас строго в духовных учебных заведениях, то есть варилось само в себе и с миром светской науки пересекалось мало. Московский же университет был создан по образу и подобию петровского Академического университета Санкт-Петербургской академии наук. Там тоже не было богословского факультета, так как Петр I считал, что светское и духовное образование не могут идти рука об руку. «Потому что понимал, что попы и религия — главные препятствия на пути развития светской культуры, — говорит Карацуба. — Петр был человеком религиозным, но понимал, что церковь в ее тогдашнем виде не поможет преодолеть отсталость и регрессивные черты русской культуры». Ломоносов и Шувалов следовали заветам Петра. Открыть в Московском университете богословский факультет подумывала Екатерина II, но, испугавшись усиления православной церкви, от этой идеи отказалась. Впрочем, межфакультетская кафедра богословия в университете была с самого его основания, утверждает заведующая Научным центром истории богословия и богословского образования в Свято-Тихоновском университете, доктор исторических наук Надежда Сухова. Поэтому нынешнее открытие таких кафедр — возврат к утерянной традиции, резюмируют в РПЦ. «Кафедры не готовили священников и богословов, а учили Закону Божьему, который был обязательным в светской средней и высшей школе до 1917 года. И был он обязателен потому, что Россия была православной империей, царь — верховным главой РПЦ, а сама церковь — государственной», — возражает Карацуба. В XIX веке факультеты богословия и правда существовали в Дерптском, Виленском и Варшавском университетах, но готовили там исключительно лютеранских и католических священников. Православных священников готовили в религиозных учебных заведениях — духовных академиях. В ХХ веке система подготовки священников была разрушена. «Кто сейчас на этих кафедрах богословия будет преподавать, если у нас зоологический антисемит и тошнотворный государственник Андрей Кураев считается миссионером и проповедником?» — возмущается Карацуба.

Причины конфликта могут лежать и в другой плоскости. Аспирант физфака МГУ Владислав Верховский уверен, что РПЦ стремится занять место КПСС и стать монопольным идеологическим институтом. Основания для таких опасений есть: хотя на словах в России провозглашается конфессиональное равенство, подавляющее большинство инициатив преподавания религии в высшей школе касается православия.

Причем за деньги налогоплательщиков — из бюджета минобразования. Ирина Карацуба считает, что такую задачу — создать очередное правильное учение — преследует не церковь, а государство. Для РПЦ же это попытка встроиться в государственную систему образования. Ну и получить деньги — на подготовку преподавателей, издание учебников (в 2014 году в рамках федеральной целевой программы «Укрепление единства российской нации и культурное развитие народов России» РПЦ выделят из федерального бюджета 1,16 млрд рублей).

«Сама церковь находится в глубоком кризисе, отсюда ее стремление встроиться в гос­вертикаль», — уверена Карацуба. Храмов понастроили, а прихожан все меньше. «Да и качество прихожан так себе: они будут отстаивать очереди за святой водой и мощами, но потом пойдут целовать деревья и развешивать ленточки. По научному это называется двоеверие», — говорит она.

Интересы государства и РПЦ в этом совпадают, уверена Карацуба: «Их попытки дружить прекрасно объединяются в виде православного чекистки-самодержавного дискурса». Иерархов церкви это устраивает: единоначалие в православной традиции ставится во главу угла. «Оттого все высказывания высших иерархов церкви об истории — это сплошной культ ­государства, в котором нет человека», — замечает историк.

Усугубляется конфликт тем, что появление РПЦ в высшей школе происходит на фоне деградации, дегуманизации и депрофессионализации научного сообщества и репрессивной финансовой политики государства в отношении высшего образования. Скажем, в МИФИ в 2012 году открыли кафедру богословия, пригласили выступить патриарха Кирилла и присвоили ему звание почетного профессора. Это была инициатива нового ректора МИФИ Михаила Стриханова, уверяет проректор по научной работе Свято-Тихоновского университета священник Константин Польсков. Подозрения, что за этим стоит РПЦ, он опровергает: «На ученом совете, где я был, ректор прямо сказал, что современный физик, ученый, чтобы быть свободным, должен иметь многогранную картину мира, в том числе и представленную с иных позиций». Сейчас на кафедре читают три курса — по выбору: «История искусства», «Язык как феномен культуры», «История христианской мысли». Последний курс читает завкафедрой митрополит Волоколамский Иларион, отвечающий в Московской патриархии за внешние связи. Студенты МИФИ говорят, что выбирать курсы и ходить туда их не заставляют: на них добровольно записались многие (только на «Историю искусства» — около 50 человек). Кому-то курсы нравятся, кому-то нет, но никто не пытается подрывать их естественно-научные убеждения.

Таланкина из Свято-Тихоновского университета говорит, что кафедры богословия в светских вузах открываются по инициативе самих вузов: «Обычно преподаватели, ректоры обращаются к нам за помощью с учебными планами, стажировкой для преподавателей». Утверждения, что это «РПЦ целенаправленно внедряется в высшую школу», она отвергает: церковь вообще начала как-то поддерживать открытие кафедр богословия только в 2012 году. Запрос с мест, по ее словам, продиктован интересом к богословскому наследию России и общим мировоззренческим кризисом гуманитарной науки, поскольку пост­модернизм вымыл из гуманитарного знания ценностные ориентиры. А теология содержит «осмысленную апологию идеальной потребности человека, без которой невозможна, по большому счету, и наука».

Но только «запросом на смысл» распространение «православного просвещения» не объясняется. Антон Буслов, бывший сотрудник Института астрофизики МИФИ, который уволился в 2013 году в знак протеста против открытия богословской кафедры, считает, что главный мотив у вузовских чиновников — карьерный. «Стриханов был замминистра образования и сохранил карьерные амбиции федерального уровня, — расссуждает он. — Чтобы заработать себе очки в аппаратной игре, он подыграл РПЦ, в которой видит сильного союзника». Само открытие кафедры, по словам Буслова, сопровож­далось показухой: к приезду патриарха Кирилла спешно открыли домовой храм и на месте неофициального символа МИФИ — статуи путника с посохом — установили поклонный крест. Одновременно стали смещаться приоритеты. «У меня в корпусе, где стояли серверы системы управления космическим аппаратом, сломалась вентиляция. Я написал заявку в инженерную службу, — вспоминает Буслов. — Жду, никого нет. Звоню инженерам, а мне отвечают: все заняты, устанавливают крест. Подождите несколько дней». Едва ли подобные скандалы нужны РПЦ, рассуждает он: «Эти решения продавлены ректоратом вуза».

То, что инициатива с мест часто диктуется желанием выслужиться, согласна и Ирина Карацуба. Она обращает внимание и на другое. Если согласиться, что православная вера не мешает научной деятельности, то работы, в которых научным языком обосновывается подлинность чудес, свидетельствуют о подмене веры идеологией. Не нужно сбрасывать со счетов и привычку подлаживаться под доминирующие в обществе, а главное — в руководстве страны настроения. Кандидат биологических наук Алексей Оскольский говорит, что, «прежде чем обличать креациониста Жирова как мракобеса и клерикала или же превозносить его как борца за веру и убеждения, надо помнить, что он — просто халтурщик». И поскольку РПЦ объявлено руководством страны ответственной за «духовные скрепы» России, то, похоже, халтурщиков, работающих на стыке науки и православия, будет все больше. Но есть и хорошая новость: научные знания помогают их опознать.