читайте также
Почему одни страны бедны, а другие богаты? Казалось бы, это вопрос для экономистов, но они, во-первых, отвечают на него по-разному, а во-вторых, берут в союзники представителей других дисциплин: географов, демографов и политологов. Профессор экономики Калифорнийского университета Дэвиса Грегори Кларк в своей книге «Прощай, нищета!» (Farewell the Alms) пишет: «… винь-етки экономистов слабо помогают разобраться в вопросах, ответа на которые ожидает от них простой человек: почему одни богаты, а другие -бедны?». Бедность — в некотором смысле естественное состояние человеческого сообщества — сообщает Кларк, ведь до начала XIX века экономики всего мира подчинялись мальтузианским законам: чтобы жить лучше, людей должно быть меньше. Затем произошла промышленная революция, но экономисты не могут объяснить, почему она началась именно тогда и именно в Англии, а не, скажем, в -Японии. У Кларка -объяснение смешанное: демография плюс ценности. В отличие от чистоплотной Японии, до конца XIX века на Британских островах царила антисанитария. Поэтому детей выживало меньше, и оставшиеся не голодали и учились. С другой стороны, у богатых британцев детей выживало больше, чем у бедных (и этим она отличалась от Японии, где у самурая в среднем было столько же выживших сыновей, сколько у крестьянина). «Лишние» сыновья богатых британцев не могли стать их наследниками, вынуждены были работать и, опускаясь по социальной лестнице, «заражали» низшие классы буржуазными ценностями. Так в обществе привились сдержанность, честность, трудолюбие и терпение.
Со времен Адама Смита теоретики экономического роста доминирующую роль придавали институтам. Но — пишет Кларк — к 1200 году такие страны, как Англия, уже имели все те институциональные предпосылки для роста, о которых сейчас говорят Всемирный банк и Международный валютный фонд. Общества того времени отличались высокой мотивированностью: в Средние века для человека работа и капитал значили больше, чем для нас, права собственности были закреплены, налоги не высоки, а «премия» за профессиональное мастерство была выше, чем во все последующие века. Почему же в Англии веками экономика росла крайне медленно, как, впрочем, и экономики других стран, которые сейчас относят к развитым? И почему не терпят крах современные скандинавские государства с их высокими налогами и громадными социальными расходами? Институциональная экономика вряд ли может это объяснить. «У Запада нет модели экономического развития, которую он мог бы предложить бедным странам мира», — заключает Кларк. Взлет одних и падение других стран происходят в результате сложных и многофакторных процессов, в которых сплетены история, -география и -демография, а также институты и ценности. Скажем, сто лет назад Аргентина была столь же богата, сколь и Англия, а сейчас по размеру ВВП на душу населения отстает от нее более чем вдвое. А Ирландия, наоборот, в тот же период стремительно росла и сейчас по тому же показателю опережает Объединенное королевство примерно на $10 000. Никакого рецепта экономического роста не существует, но есть задача: борьба с нищетой и голодом.
Один из экономистов, посвятивших жизнь ее решению, — Пол Коллиер, профессор Окcфордской школы госуп-равления Блаватника, в прошлом директор по исследованиям развития Всемирного банка. В своей книге «The Bottom Billion» (Миллиард на дне) он пишет о беднейших странах. Тех, которые последние 40 лет не развивались, потому что попали в известные всем ловушки: невыгодное географическое положение, коррумпированное управление, ресурсное проклятье, конфликты и вой-ны. В книге нет полного их списка — Коллиер опасается самосбывающегося проклятья, но косвенно он их перечисляет. Большинство приходится на Африку, но есть и азиатские государства, в том числе бывшие республики СССР.
В этих странах происходит больше всего вооруженных конфликтов и переворотов, часто под флагом националь-ного самоопределения или свержения «кровавой диктатуры» (Коллиер выяснил, что частота войн, переворотов и мятежей коррелирует не со степенью угнетения, а с ресурсной рентой и аппетитами соседей). Здесь свирепствуют голод и разруха, общество балансирует на грани гуманитарной катастрофы. В то же время международные агентства по оказанию помощи предпочитают заниматься странами, которые куда меньше в ней нуждаются, замечает Коллиер.
Почему человечество озаботилось проблемами беднейших стран? У этого движения два источника: чувство сострадания и просвещенный эгоизм. Для граждан богатых государств чувство сопричастности трагедиям и бедствиям на других континентах стало частью их коллективного нравствен-ного опыта.
С другой стороны, мир осознает угрозу, исходящую от обнищания. Катастрофическое положение в одной стране быстро распространяется на соседние. Нищета и отсутствие перспектив приводят к росту глобального экстремизма, концентрируют ненависть и противостояние в нынешнем глобальном мире. Двойственный характер «помощи бедным» проявился и в России 1990-х годов. Тогда развитые страны направляли нам посылки с продовольствием — из гуманитарных соображений и строили здесь заводы по ликвидации ядерного и химического оружия — из соображений прагматических.
Международные организации, оказывающие -помощь бедным странам, часто ставят условием проведение демократических реформ, но в этом требовании по крайней мере две ловушки. Во-первых, давать деньги «под обещания» опасно, потому что их выполнение, как правило, откладывается. Кения, к примеру, пять раз получала займы от МВФ под одну и ту же реформу. Кажется невероятным, что международные чиновники верили кенийскому правительству, выдавая пятый заем. Во-вторых, для стран, страдающих от ресурсного проклятья, свободные выборы вовсе не -панацея. Исследования показывают: у автократичных государств шансы -выбраться из бедности гораздо выше. Ведь сами по себе выборы — без разделения властей и контроля — приводят к тому, что очередной лидер расплачивается за свою «честную победу», раздавая должности, активы и деньги. В странах, бюджет которых пополняют «ресурсные» доллары, власть гораздо менее подотчетна гражданам, потому что там люди платят меньше налогов и им не очень интересно, как государство распоряжается деньгами, — утверждает Коллиер.
Коллиер с коллегами подсчитали, что на общественные блага автократии тратят примерно на четыре процентных пункта больше ресурсных доходов, чем псевдодемократии. Но вот устойчивого роста у недемократических режимов быть не может: и это должны усвоить бедные страны, для которых в последнее десятилетие «маяком» стал Китай — отмечает Коллиер в своей рецензии на книгу «Why Nations Fail», написанную профессором экономики MIT Дареном Асемоглу и профессором политической науки из Гарварда Джеймсом Робинсоном. Эти авторы во главу угла ставят контроль над правительством и его расходами, который подразумевает политические свободы, честные выборы и сильную представительскую ветвь власти. Поэтому — предрекает Асемоглу — экономический взлет Китая продлится недолго. Экономические перспективы России еще туманнее. По мнению экономиста, это пример режима, где круг людей «у власти» чрезвычайно узок, а богатством страны они распоряжаются по своему усмотрению в собственных интересах. Такие режимы держатся на плаву, пока длится ресурсный бум и им удается контролировать СМИ. Поэтому экономистов тревожит замедление темпов роста России: дальнейшее отставание в сочетании с нестабильностью институтов чревато системным кризисом.