читайте также
Известный британский историк писал: «Когда общество, отмеченное явными признаками роста, стремится к территориальным приобретениям, можно заранее сказать, что оно подрывает тем самым свои внутренние силы (А. Тойнби. Постижение истории. Часть 1).
В конце 1890-х cоветники Николая II фантазировали о возрождении империи Чингисхана — представитель династии Романовых будет законным наследником монголов…
А Япония начала наступление на Китай. И это вызвало беспокойство у великих держав — Германии, Франции и России.
Японию потеснили, но не остановили. Она стала готовиться к войне с Россией.
Тогдашний российский премьер Витте очень старался избежать войны: он знал, что Россия к ней не готова и вообще должна заниматься внутренними делами. Он надеялся, имея на то основания, все урегулировать дипломатическим путем.
К тому же разразившийся в Европе в начале нового века экономический кризис затронул и Россию. Падали цены на промышленную продукцию. Разорялись предприятия, шло массовое увольнение рабочих. Росло их недовольство. Дело шло к революции.
Витте боялся в этих условиях начинать войну.
Но при дворе Николая II перевес получили другие силы — те, кому война была выгодна. Оживился и давний имперский комплекс — расширение территории как неизменная государственная задача России и главное ее благо. Хотя тем, кто управлял непомерными, самыми большими в мире и в значительной части необжитыми территориями, стоило бы пересмотреть этот средневековый стереотип. Увы, он оказался удивительно устойчивым. И продолжал действовать и столетие спустя.
Замечательное объяснение этому предложил австрийский академик Йозеф Шумпетер в своем знаменитом сочинении «Социология империализмов», написанном после Первой мировой войны. Размышляя о том, что заставило европейские правительства понести огромные жертвы, он, в отличие от марксистов, не находит этому причин экономических. Его необычное объяснение заставляет задуматься.
«Жажда новых территорий, по мнению Шумпетера, имеет “атавистический характер” и вызывается ничем иным, как агрессией ради агрессии (курсив наш. — М. Ч.). Он считал, что это — “неразумная и иррациональная, чисто инстинктивная склонность к войне и завоеванию”»*.
Военный министр А. Н. Куропаткин записывал в 1903 году: «У нашего Государя грандиозные в голове планы: взять для России Манчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы…».
Именно тогда министр внутренних дел Плеве сказал фразу, оказавшуюся живучей и возродившуюся, как многие помнят, спустя 90 лет: «…Нам нужна маленькая победоносная война…». Он необдуманно надеялся, что победа малой кровью удержит назревавшую революцию.
Спору нет — Россия нуждалась в выходе к незамерзающим морям. Но ведь всегда надо просчитывать цену, которую придется платить за свои желания.
В 1950-е годы еще живы были моряки, уцелевшие во время страшного морского боя крейсера «Варяг» и канонерки «Кореец» (находившихся на территории Кореи в распоряжении русского посланника) с превосходящими силами противника — 27 января (9 февраля) 1904 года, когда моряки еще не знали о начале войны.
Их рассказы о сражении отличались от мифического образа боя (в котором все моряки тонут вместе со своим крейсером, тогда как на деле они затопили его после того, как покинули) — того, который закрепился в сознании советских школьников после фильма 1947 года «Крейсер “Варяг”» (где, правду сказать, очень выразительно был показан героизм российских морских офицеров и матросов). Один из таких слышанных в детстве рассказов А. Чудаков воспроизвел впоследствии в своем романе-идиллии «Ложится мгла на старые ступени» (названном лучшим русским романом первого десятилетия ХХI века; М., 2001):
«…Утром посылает командир наш “Корейца” — с письмом в Порт-Артур. Отошел тот мили четыре от рейда — навстречу ему японская эскадра <…> Три мины в него пустили, однако не попали. Видит “Кореец” — не пройти, повернул. Тут уже мы стали готовиться… За ночь на палубу столько снарядов понатаскали, что не повернуться. Командир наш Руднев на крейсер “Тальбот” поехал с англичанами и французами разговаривать, а японский адмирал прислал туда бумагу, чтоб на бой выходили. К нам на “Варяг”, значит, побоялся прислать. Вернулся командир на крейсер, команду на шканцы собрал. “Вот, братцы, — говорит, — война! Если бы они были порядочные люди, нас бы выпустить должны, а так... Сражаться будем до последней возможности и сдаваться не будем. <…> Осеним себя крестным знамением и пойдем смело в бой за веру, царя и отечество. Ура, братцы!”. Тут музыка заиграла, “Боже, царя храни” запели, простились мы друг с другом, каждый другого просил, чтоб домой написал, если меня, к примеру, убьют. И пошли мы с рейда. <…> А потом началось — нельзя рассказать! Ну, упадет рядом с тобой кто, переступишь. Да некогда думать было. <…> Капитан отлучился с мостика на минуту, а туда бомба — уже шел обратно — ничего, контузило только. Героический был капитан».
Французский контр-адмирал Виктор Сенэ вспоминал:
« — После краткой подготовки к бою в 11 часов 10 минут “Варяг” и “Кореец” снялись с якоря. Когда русские корабли проходили по внутреннему рейду, команды иностранных стационеров выстроились во фронт. Военные оркестры играли “Боже, царя храни!”**. Когда поравнялись с “Паскалем”, французы сломали строй и, подбрасывая в воздух свои береты, провозгласили “Виват!”. И следом за русским гимном над свинцовыми водами гавани полились величественные аккорды “Марсельезы”… Мы салютовали этим героям, шедшим столь спокойно и гордо на верную смерть…».
На полях одного из вахтенных журналов “Варяга” остался девиз:
«Жизнь — Родине, Душу — Богу, Честь — никому».
*Д. Схиммельпенник ван дер Ойе. Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией. М., 2009. С. 61.
**Гимн Российской империи — до весны 1917 года.