Дизайн-исследования и дизайн-мышление: как не запутаться в двух соснах.
Часть 1.

Последнее время мне все чаще задают вопрос: «Вот вы занимаетесь дизайн-исследованиями, а чем они отличаются от дизайн-мышления?» или «Не могли бы вы провести у нас тренинг по дизайн-мышлению, а потом — по дизайн-исследованиям». Эти вопросы говорят о том, что человек сам никогда не проводил дизайн-исследований, а о дизайн-мышлении имеет сугубо поверхностное представление, оторванное от практики. Дело в том, что дизайн-мышление — всего лишь один из инструментов проведения дизайн-исследований или, другими словами, предпроектных исследований, необходимых для эффективного прохождения «нулевой» фазы разработки нового продукта, так называемого fuzzy front end of innovation. Стоит отметить, что опытные дизайнеры, проектировщики и инженеры в России никогда не слышали о дизайн-мышлении, что, однако, не помешало им конструировать сложнейшие объекты, включая подводные лодки и космические корабли.

Я решила посвятить этот цикл постов анализу субстрата, на котором появились дизайн-исследования и дизайн-мышление, а также тому, каковы перспективы их эволюции как в глобальном, так и в российском контексте.

Итак, нулевые на Западе можно смело назвать «декадой дизайна». Это время, когда под инновациями стали понимать именно дизайн, а не технологии, знаменитости от дизайна стали такими же популярными, как кинозвезды, а лексикон бизнеса начал активно обогащаться новыми понятиями, включая «дизайн-исследования» и «дизайн-мышление».

Хотя и с опозданием почти на 10 лет о дизайн-мышлении заговорили и в России. Проблема, однако, в том, что «учить» теории дизайн-мышления и использовать его методы в реальной практике создания инноваций и новых продуктов в российском контексте, — две большие разницы. Больше того, рассматривать дизайн-мышление в отрыве от дизайн-исследований, — это то же самое, что пытаться хлопать одной ладонью. Чисто умозрительно такое занятие может показаться интересным, но с практической точки зрения ценность подобного подхода стремится к нулю.

Я, наверное, стала первым русскоязычным автором, которая в своих статьях 2004—2005 годов обратила внимание на потенциал применения дизайн-мышления. Потом в 2006 мне удалось взять интервью в Лондоне у топ-менеджеров дизайнерской компании IDEO — именно им принадлежит мировая пальма первенства в области пропагандирования методологии дизайн-мышления в бизнес-среде.

Сегодня, в 2011, можно констатировать, что пик популярности дизайн-мышления на Западе пройден, начинается постепенная трансформация его в нечто новое. Зенит остался позади, однако набранная сила инерции настолько велика, что еще несколько лет будут предприниматься активные попытки обновить терминологию дизайн-мышления, по-новому раскрыть его потенциал. Бизнес-школы, которые всегда с запозданием реагируют на подобные нововведения, будут продолжать включать его в свои учебные программы, а западные профессора, потратившие много сил и лет на оттачивание методологии дизайн-мышления, будут с большой охотой принимать приглашения из таких стран, как, например, Россия, рассматривая их в качестве полигона для применения своих наработок в условиях, когда потенциал собственных рынков по популяризации дизайн-мышления почти исчерпан.

И это нормально, все это часть естественного процесса обогащения идеями, однако мне хотелось бы понять, может ли Россия не только заимствовать западные формулировки, но предложить и свое видение наметившейся эволюции.

Чтобы ответить на поставленный вопрос, важно понимать его предысторию, а также контекст, в котором зародилась и стала развиваться терминология дизайн-мышления. При этом исходить я буду из выросшего на американской почве представления о design thinking, которое подразумевает, что есть определенный тип мышления («thinking»), присущий дизайнерам или, по крайней мере, тесным образом связанный с дизайном как с определенной областью деятельности.

Прежде всего важно знать, что без хорошего понимания эволюции самой индустрии дизайна, особенно промышленного, размышлять о кульминации его развития — а именно, попытке суммировать наработанные принципы, методы, ценности дизайнерской работы в виде «дизайн-мышления» попросту неверно.

Отсчитаем назад полстолетия и попадем в «золотой век» американского индустриального дизайна, ставший следствием экономического подъема, последовавшего за Великой депрессией 1930-х годов. Уже в начале 1950-х в модном горнолыжном курорте Аспен в Колорадо начинают проходить ежегодные международные конференции, посвященные проблематике дизайна, а по всей стране в технологических и художественных вузах появляются факультеты дизайна.

Как пишет историк дизайна В.Р. Аронов в своей замечательной статье «Американский концептуальный дизайн середины ХХ века», «в дизайне стали активно подчеркивать присущий ему системообразующий характер, а проектное сознание считать особенностью американской истории». И далее следует отличная цитата из книги крупнейшего американского исследователя дизайна Артура Пулоса: «Дизайн был и остается обязательной составляющей жизненного пути Америки. Он был необходим первым колонистам для преобразования дикой среды в обжитую и для совершения промышленной революции в Новом Свете. По всей вероятности, Соединенные Штаты являются единственной в мире полностью спроектированной нацией — в результате осознанных действий людей, которые вычленяли проблему и решали ее с наибольшей выгодой для себя. Америка не взялась ниоткуда — она была спроектирована».

Это утверждение крайне важно для понимания как мировой эволюции дизайна, — не только американского, так и корней появления самого «дизайн-мышления».

Итак, в какую область мы попадаем сразу, как только начинаем говорить о «проектировании»? В сферу того, что получило название «искусственное», созданное человеком, с одной стороны, и получившее в западной традиции оттенок неминуемого противостояния искусственного — природному, данному ему изначально, с другой. При этом «природное» рассматривается как нечто несовершенное, требующее вмешательства человеческого разума по пути его упорядочивания. Как тут не вспомнить айбиэмовское «Сделаем планету разумной!». Это касается и глобального преобразования лика планеты — прокладки глобальных транспортных систем, трубопроводов, возведения огромных производственных комплексов и строительства мегаполисов, растянувшихся на сотни километров, и кардинального перепроектирования человеческих взаимоотношений путем создания систем телекоммуникаций и информационных технологий массового воздействия, и установления норм и обычаев, поддерживающих новое мироустройство на законодательном, образовательном, медицинском, политическом и множестве других уровней.

И неслучайно тот, кого считают одним из основоположников философии дизайн-мышления — выдающийся американский ученый Герберт Саймон (Herbert Simon) (1916—2001) — является ключевой фигурой в таких областях, как искусственный интеллект, обработка информации, сложные системы. Так, именно он первым проанализировал природу организованной сложности, получив за свою работу Нобелевскую премию в 1978 году. Написанная им в 1969 году и неоднократно переиздававшаяся книга «Науки об искусственном» представляет собой цикл лекций, прочитанных Саймоном в Массачусетском технологическом институте. Работа вращается вокруг двух ключевых тем: сравнении искусственного и природного миров и теории сложных систем. Две главы в этом произведении посвящены размышлениям на тему дизайна.

Основополагающими для понимания позиции Саймона являются два понятия: «необходимость» (necessity) и «возможность» (contingency): «Если вокруг естественных явлений виден ореол «необходимости», то вокруг явлений искусственных — ореол «возможности»: они податливы к окружающей среде». И дальше: «Инжиниринг, медицина, бизнес, архитектура и живопись — все они занимаются не тем, что необходимо, а тем, что является возможным при определенных обстоятельствах, — не тем, что является данностью, но тем, какой эта данность могла бы быть. Коротко говоря, они занимаются дизайном. Возможность создания науки или наук дизайна настолько же грандиозна, насколько замечательна возможность создания любой науки об искусственном».

В заключение этого поста хочу подчеркнуть следующее: европейская и американская системы мировосприятия различаются между собой, прежде всего, по степени понимания пределов, которые даны человеку в его перепроектировании земного устройства, будь то законодательная, банковская или образовательная деятельности, градостроительные и архитектурные решения, погружение в тайны человеческой клетки или подготовка к освоению Марса. Лишь понимая это, можно приблизиться к тому внутреннему противостоянию, которое очевидно сегодня в принятии (как в США) или отвержении (как в Европе) терминологии «дизайн-мышления». На этом я оставляю вопрос открытым: как вы думаете, где здесь место России?