Нервная работа и психическое
здоровье сотрудников

На фоне трагедии с самолетом Germanwings нам снова приходится задуматься о том, насколько мы далеки от разумной концепции по отношению к душевным расстройствам на работе, особенно в профессиях, сопряженных с повышенным риском.

Можно ли разрешать пилотам, в истории болезни которых значится депрессия, управлять пассажирскими лайнерами? Стоит ли позволять менеджерам, регулярно принимающим психотропные препараты, руководить сложными и тонкими операциями? Можно ли повышать до руководящих постов сотрудников, наблюдающихся у психиатров? Мы неуклюже спотыкаемся, пытаясь обсуждать подобные сложные вопросы, и в то же время ответы на них оказывают огромное влияние на текущую работу наших компаний, на то, как нам нанимать специалистов.

И простых ответов на них в контексте организаций нет и быть не может. Но как человек, который страдает (часто молча) от психической болезни более тридцати лет, я могу поделиться личным опытом того, как справиться с ней на рабочем месте. Я работала в консалтинговых компаниях с мировым именем и в издательских домах как Европы, так и США. Деятельность в серьезной корпорации, может быть, и не включает в себя ответственность за жизнь других людей, как работа пилота, но, безусловно, в ней не меньше стресса.

Я одна из немногих счастливчиков. По данным Национальной ассоциации по борьбе с психическими заболеваниями, лишь 20—40% людей с душевными расстройствами трудоустроены. Итак, что же отличает эти 20—40% от остальных? Что позволяет нам эффективно функционировать на работе с большими психическими нагрузками? Из своего опыта я могу выделить следующие факторы.

Сами по себе таблетки — не проблема. Все вокруг — от представителей профессиональных ассоциаций до людей на улице — утвреждают, что летчикам, принимающим лекарства от психических недугов, нужно запретить управлять авиалайнерами. На самом же деле подобные лекарства способны избавлять пациентов от депрессии и других расстройств, позволяя нам вести обычную жизнь. Проблема не в том, что люди ведут себя неадекватно под воздействием препаратов, а в том, что они перестают их принимать. Этот шаг — для многих людей просто часть их диагноза. Даже такие блестящие личности, как психолог Кей Джемисон и юрист Элин Сакс (обе — лауреаты «гранта для гениев» Фонда МакАртуров), убедительно описывали то, насколько невозможно для них было продолжать принимать лекарства в начале болезни, даже несмотря на эпизоды психоза.

Это одна из причин, по которым так важна психотерапия. Она помогает пациентам лучше понять механизм болезни, чтобы снизить шанс того, что они перестанут принимать лекарства при хорошем самочувствии. Терапия также помогает понять, что именно вызывает обострения. Я, подобно многим пациентам с душевными расстройствами, плохо переношу стресс. Я начинала свою карьеру в качестве зарубежного корреспондента The Wall Street Journal Europe и журнала TIME, но после множества часов (в течение многих лет) общения с терапевтом я сменила работу и стала директором по связи с клиентами в консалтинговой фирме. Скучаю ли я по захватывающей жизни загранкора? Иногда. Жалею ли я о некоторых вещах, от которых мне пришлось отказаться? Разумеется. Но когда я была более счастлива: тогда или теперь? Совершенно точно, что теперь. Я никогда так не страдала, как от мук изнурительной депрессии, вызванной экстремальным стрессом. Под влиянием психотерапии я изменила свои ожидания от самой себя; она помогла мне стать зрелой личностью. Я всегда буду настаивать на качественном результате (такой уж я человек), но теперь я тружусь в более спокойной обстановке, где сроки сдачи работы все дальше и дальше стоят друг от друга. Учитывая мои «слабые места», это мудрый выбор, но чтобы принять этот факт не просто как печальную необходимость, мне потребовались беседы с психотерапевтом.

Читайте материал по теме: Интроверты, экстраверты и динамика в группе

Хорошая компания должна поддерживать своего сотрудника. Терапия стоит денег. И немалых. Критики, которые советуют людям с душевными расстройствами «просто вылечиться» с помощью психиатров, отрицают наличие проблем в современном здравоохранении (по крайней мере в тех же Штатах и развитых странах). Даже обладатели страховки не получают необходимой помощи. Многие психиатры отказываются работать по страховке, поскольку выплаты по ней даже отдаленно не соответствуют уровню их почасовой оплаты. У меня «золотая» страховка, и все равно мне приходится доплачивать из своего кармана. В Америке психотерапия зачастую является роскошью, доступной лишь богатым. Поэтому местное сообщество должно стать своеобразной подпоркой для психически больных людей. В наше время, когда люди все меньше могут положиться на традиционные институты вроде семьи и церкви, они все больше ищут структурированности и смысла в своей деятельности. Компаниям следует начинать заботиться об этом. Вот несколько конкретных предложений.

Во-первых, заведите разговор первыми. Во многих организациях психический недуг нужно скрывать пуще всякой другой проблемы. Задайте себе вопрос: «Насколько безопасно в вашей компании человеку на любом посту объявить, что он принимает лекарства от депрессии или ходит к психотерапевту?». Решение вопросов душевного нездоровья на рабочем месте начинается с признания, что оно существует и его можно обсуждать открыто. Политика многих фирм включает в себя особые меры в помощь людям с психическими расстройствами, но часто сотрудники не знают об этом — или им неловко ими воспользоваться.

Читайте материал по теме: Удовлетворите нужды и потребности сотрудников — и это окупится

Во-вторых, создавайте культуру уважения друг к другу. Часто самой лучшей поддержкой для людей с психическими расстройствами бывают не какие-то официальные меры, а простое желание коллег или руководителей выслушать их. Мой опыт показывает, что никто из нас не застрахован от душевной болезни. Если недуг не затронул лично нас, им страдают наши братья, сестры, родители, дети, близкие друзья или соседи. Компаниям следует поощрять включение в этот список и коллег в офисе. Не стоит относиться к болезни сотрудника как к его личной проблеме, она должна стать нашим общим делом. Открытый диалог может способствовать созданию такой культуры, однако если вы хотите сделать ее устойчивой, топ-менеджменту стоит приложить серьезные усилия, чтобы показывать личный пример подобной поддержки.

И наконец, осознайте, насколько рискованным может быть признание в своем недуге. Реакцией на катастрофу Germanwings стали громкие выступления широкой общественности с требованиями, чтобы сотрудники сообщали нанимателям о депрессии и других формах психических расстройств. Действительно, во время своего первого интервью с гендиректором моей теперешней компании я сказала ему, что страдаю психическим расстройством. Он поблагодарил меня за откровенность, и мы продолжили разговор как ни в чем не бывало. Но наша фирма известна своим трепетным отношением к персоналу, а также я пришла на это интервью с целым ворохом заслуг и рекомендаций. Большинство людей не располагают такими ценными вещами (или таким везением), поэтому ожидать от них подобной открытости — нереалистично. Более того, при найме или повышении совершенно невозможно задавать вопросы о душевном здоровье. С одной стороны, во многих странах это противозаконно. С другой стороны, с теми людьми, которые признаются в своих психических расстройствах на собеседовании, скорее всего, как раз не будет больших проблем. И наоборот, за теми, кто ничего подобного не скажет, часто нужен глаз да глаз, и именно их, как назло, мы охотно принимаем на работу. Поэтому мой совет рекрутерам: убедитесь, что у вашего сверхуспешного кандидата есть хоть капелька смирения. Позвольте мне объяснить, что я имею в виду. Решение не садиться за штурвал самолета в суицидальном настроении — это не просто вопрос здравого ума; оно также зависит от скромности и знания самого себя. Лучшие сотрудники не только знают, как мудро нарушать правила, но и четко отдают себе отчет в своих ограничениях.

Читайте материал по теме: Ваш босс — психопат?

Важность поддержки невозможно переоценить. Мне очень хорошо помогают лекарства, но меня лечат прекрасный психиатр и выдающийся психотерапеват. Об этой ситуации можно сказать, что я просто-таки нашла две иголки в стоге сена! А еще у меня феноменальные работодатели, которые во всех случаях без исключения были на моей стороне.

А еще по каким-то причинам (то ли это идет из семьи, то ли мне помогли друзья, то ли сыграла роль моя вера, а может, просто книги, которые я читала) я научилась стойко переносить страдания. Это моя самая большая удача. Я познала, что в страдании есть смысл, и это убеждение помогает мне не отчаиваться и не терять надежду (что часто вызывает у людей желание причинить вред самому себе или в редких случаях другим людям).

Я весьма сочувствую пассажирам злосчастного рейса и их семьям, а также родственникам второго пилота. В ближайшие дни мы увидим много соображений по вопросу психических расстройств на рабочем месте, и на содержание некоторых из них по понятным причинам повлияет горе, переживания и смятение последних недель. Кажется, что подобную потерю просто невозможно перенести. И все же я надеюсь, что трезвая дискуссия по вопросам психического климата возможна. И что мы в ней можем проявлять сострадание и желание решать проблемы сообща. Я уже говорила об этом выше, но стоит повториться: душевные недуги касаются всех нас, а не только каких-то третьих лиц, и именно с осознания данного факта начинаются эти трудные для всех разговоры.

Читайте по теме:

• 4 способа укрепить в организации культуру критики
• Почему организациям стоит брать пример с муравейника
• Синдром Дарта Вейдера или почему мы не увольняем людей