Дело случая и десять тысяч часов | Большие Идеи

? Стратегия

Дело случая и десять
тысяч часов

Каждому нравится думать, что он всего добился сам. На самом же деле в каждой истории выдающегося успеха можно разглядеть стечение исключительно благоприятных обстоятельств. И конечно, нужны годы упорного труда.

Автор: Федюкин Игорь

Дело случая и десять тысяч часов

читайте также

Нейробиология доверия

Пол Зак

«Вы не справляетесь»: что делать, если вас незаслуженно критикует начальник

Мита Маллик

Почему iPhone так популярен, а Google Glass никому не нужны

Антонио Ньето-Родригес,  Уитни Джонсон

5 способов оценки кандидата на должность: как не упустить лучшего

Анна Раньери

Марита встает в 5:45 утра, чтобы успеть на занятия к 7:25. Учится она до пяти вечера, еще полчаса уходит на дорогу домой. Вечером Марита часа два-три готовится к завтрашнему дню, еще полчаса — ужин; значит, ей иногда удается закончить все дела к девяти вечера. Часто, особенно если нужно еще написать эссе, Марита сидит до 10 или даже 10:30. Но ей обязательно надо лечь спать не позже одиннадцати, иначе на следующий день трудно будет продержаться. В неделю у нее только один выходной — воскресенье. Марите двенадцать лет, и она учится в средней школе.

Марита трудится очень много: 70—80 часов в неделю. Ее нагрузка сопоставима, например, с нагрузкой молодого юриста, надеющегося дослужиться до партнера. Разумеется, после окончания школы Марита почти наверняка поступит в хороший университет, а значит, ее ждет вполне успешная карьера и достойный уровень жизни. Почему же судьба ­оказалась столь благосклонна к Марите, дочери малообразованной матери-одиночки из Южного Бронкса, одного из самых бедных районов Нью-Йорка? Все дело в том, пишет Малкольм Гладуэлл в своей новой книге «Гении и аутсайдеры: Почему одним все, а другим ничего?», что Мариту приняли в академию KIPP (Knowledge Is Power Program) — одну из нескольких экспериментальных школ, предназначенных именно для детей из проблемных кварталов. Благодаря этому у нее появилась возможность усвоить новые ценности, непопулярные в таких районах: она узнала, что такое самодисциплина и достижение успеха, почувствовала интерес к учебе, веру в себя. Иначе говоря, Марита получила шанс на успех.

Малкольм Гладуэлл — обозреватель журнала The New Yorker, автор бестселлеров «Переломный момент: как незначительные изменения приводят к глобальным переменам» и «Озарение. Сила мгновенных решений». В первом он размышлял о том, как происходят исторические перемены, во втором — как мы принимаем решения, «не думая». В своей новой книге Гладуэлл ополчился на мифологию личного успеха, краеугольный камень американской национальной мечты. Человек, который добивается всего сам, создает себя с нуля, — основа основ американ­ской культуры. Разумеется, в этой парадигме неуспех становится чем-то почти постыдным, он­ ­свидетельствует о недостаточности приложенных усилий. Такая вера в себя уходит корнями в пуританские представления о том, что успех — это проявление избранности человека. В широком смысле миф об успехе достойнейшего характерен для современного общества в целом: мы исходим из того, что лучшие абитуриенты поступают в вуз, лучших кандидатов принимают на работу, лучшие спортсмены побеждают в соревнованиях, а лучшие компании — в конкурентной борьбе. По данным опроса, проведенного Фондом «Общественное мнение» в сентябре 2007 года, 53% россиян считают, что успех — это скорее результат усилий самого человека, и лишь 32% объясняют его преж­де всего удачным стечением обстоятельств. При этом среди молодежи в возрасте до 35 лет успех связывали в первую очередь с личными усилиями 61% опрошенных. Очевидные нарушения этого принципа мы воспринимаем как серьезный сбой в общественном устройстве.

В действительности же, пишет Гладуэлл, приписывать свои достижения исключительно собственным заслугам значит обманывать себя. Все знают, что люди часто добиваются успеха благодаря связям, коррупции и т.д.; об этом даже говорить неинтересно. Не секрет и то, что существуют привилегированные группы населения и их представителям гораздо проще добиться успеха, чем выходцам из бедных, неблагополучных семей и т.д. Общество осознает, что это несправедливо, и пытается разными мерами выравнивать стартовые возможности. Однако, показывает Гладуэлл, есть целый ряд факторов, о которых мы даже не задумываемся.

Возьмем, например, спорт. Предполагается, что в ведущие профессиональные команды изначально отбирают самых талантливых. Но так ли это? Вот перед нами список юниор­ской сборной Чехии по хоккею за 2007 год: из 22 ее членов 11 родились в январе — марте, тогда как в сентябре — декабре лишь двое. Все дело в том, что при определении возрастных категорий датой отсечения оказывается 1 января. Будущих профессиональных хоккеистов начинают отбирать очень рано, поэтому родившиеся с января по декабрь попадают в одну возрастную категорию. Но в восемь или в десять лет разница между «январскими» и «декабрьскими» мальчишками, а это 8—10 месяцев, довольно значима: «январский», как правило, крупнее и подвижнее, у него лучше координация. Конечно, отбирающим тренерам кажется, что он способнее. В результате он будет больше тренироваться под руководст­вом самых квалифицированных наставников, ему выдадут первоклассное обмундирование, он будет чаще играть с сильными противниками — и через несколько лет действительно станет «лучше». Получается, что родившимся в ноябре — декабре не имеет смысла даже пробовать себя в хоккее: статистически у них почти нет шансов попасть в сборную. То же самое происходит и в других команд­ных видах спорта (только там датой отсечения может быть, например, сентябрь). Более того, исследования выявляют подобную возрастную дискриминацию и в начальной школе: самые младшие дети в классе кажутся учителям менее сообразительными. После нескольких лет стабильно низких оценок и постоянных придирок учителей эти дети и сами начинают считать себя неспособными.

Успех, таким образом, очень сильно зависит от того, какой шанс нам выпадает изначально. Легендарные герои Силиконовой долины — трое отцов-основателей Microsoft (Билл Гейтс, Пол Аллен и Стив Балмер), глава Apple Стив Джобс, четверо соз­дателей SUN Microsystems и Эрик Шмидт, нынешний генеральный директор Google, — почти ровесники: родились между 1953 и 1956 годами. При этом пять из этих девяти лидеров компьютерной отрасли родились в один год — в 1955-м. Разгадка в том, считает Гладуэлл, что самая важная дата в истории вычислительной техники приходится на январь 1975-го, когда в продажу поступил компьютер Altair 8800. Это был первый компакт­ный компьютер, который мог конкурировать с доминировавшими на тот момент гигантскими и очень дорогими мейнфреймами; Altair 8800 можно было собрать самому, и стоил он всего $397. Энтузиасты программирования впервые получили шанс ­завести свой домашний компьютер и практиковаться, сколько душе угодно. Но для этого нужно было родиться в «нужное» время. Если к январю 1975-го вы уже окончили университет и поработали несколько лет в IBM или другой крупной фирме, этой игрушкой вы вряд ли бы заинтересовались. Компьютер для вас уже прочно ассоциируется

с мейнфреймом, у вас есть дом, семья­, кредиты, вы не бросите хорошую работу ради экспериментов с само­дельным «Альтаиром». Но быть слишком молодым тоже плохо: нужны определенный опыт и познания, чтобы немедленно воспользоваться новой возможностью, — иначе вы не успеете и все «места» займут другие. Оптимальный возраст — 21 год, то есть родиться надо году в 1954-м.

Если посмотреть внимательно, то подобные случайности выпадали на долю каждого self-made man, гордящегося собственными достижениями, утверждает Гладуэлл. Показательна в этом отношении история Билла Гейтса. Она хорошо известна: юный вундеркинд бросает Гарвард, чтобы вместе с друзьями основать компанию, ставшую впоследствии одной из крупнейших корпораций мира. Своим успехом он обязан не биржевым спекуляциям и не скважине, по счастливой случайности пробуренной в нужном месте, — бизнес Гейтса построен на интеллектуальном продукте; про него действительно можно сказать, что он сам, из ничего, создал свой успех. В общем, классической пример американской мечты.

Но Гладуэлла эта трактовка не уст­раивает: все забывают о целом ряде мелких обстоятельств, оказавших, тем не менее, решающее влияние на судьбу миллиардера. Во-первых, родители Гейтса были людьми состоятельными: отец — преуспевающий юрист, мать — дочь президента банка. Именно поэтому в седьмом классе не слишком усидчивого Гейтса, которому было скучно в обычной школе, перевели в привилегированную част­ную — с множеством кружков и дополнительных занятий. На второй год пребывания Гейтса в школе открыли компьютерный клуб — и это в 1968 году, когда компьютеры были не у каждого университета. Еще одна случайность: вместо того чтобы уста­новить обычное для того времени устройство с перфокартами, школа, в которой учился Гейтс, приобрела всего за пару лет до того изобретенный телетайп, да еще с прямым выходом на мейнфрейм, установленный в General Electric. Программирование с помощью перфокарт было бы кропотливым, занудным, требующим огромной усидчивости: перфокарты надо было «набивать» с помощью специального устройства, потом физически доставлять до компьютера и ждать результата — обычно сообщения об ошибке. Работа же на телетайпе куда больше напоминала программирование на компьютере в сегодняшнем понимании, то есть через дисплей. Кто знает, увлекся бы Гейтс компьютерами, если бы он начал с перфокарт? Этим его везение не ограничивается. За доступ к компьютеру надо было платить, а машинное время тогда стоило недешево даже для частной школы. Но так получилось, что мать одного из учеников была соучредителем новой компании, которая собиралась торговать почасовым доступом к вычислительным мощностям. Гейтс и его друзья по клубу получили компьютерное время бесплатно — за это они брались тестировать новые прог­раммы. В итоге будущий создатель Microsoft еще в школе мог работать на компьютере, сколько душе угодно. Для 1960-х это была абсолютно уникальная ситуация: по словам самого Гейтса, тогда во всем мире едва ли набралось бы и полсотни подростков, имеющих такую возможность практиковаться в программировании. И это еще не все счастливые случайности. Дом его родителей в Сиэтле находился недалеко от университета, так что в старших классах Гейтс тайком уходил ночью из дому и пешком добирался до круглосуточно работавшего вычислительного центра. И когда Гейтс решил бросить Гарвард, за плечами у него уже было семь лет опыта программирования.

Правота идеи, согласно которой для достижения успеха нужно родиться

в «нужное время в нужном месте», подтверждается постсоветскими реа­лиями. Можно предположить, что среди топ-менеджеров российских финансовых, торговых, телекоммуникационных и других «новых» компаний преобладают люди, родившиеся примерно в 1970-м: в начале 1990-х прямо со студенческой скамьи они попали

в только что открывавшиеся тогда офисы западных компаний. Чтобы стать олигархом, надо было быть немного старше — к началу 1990-х уже обладать кое-какими связями и опытом позднесоветского кооперативного бизнеса. Владимир Потанин родился в 1961 году, Михаил Ходорков-

ский — в 1963-м, Михаил Прохоров — в ­­1965-м, Роман Абрамович — в 1966-м, Олег Дерипаска и Рубен Варданян — в 1968-м. Говоря шире, для нас не секрет, что компании, появившиеся вовремя, то есть в момент зарождения отрасли, имеют гораздо больше шан­сов на успех, нежели те, что пытаются выйти на уже сложившийся рынок.

Удача в описании Гладуэлла не сваливается с неба. Исследование, проведенное в 1990-х среди студентов Берлинской музыкальной академии, показало, что качество игры жестко коррелирует с количеством времени, проведенным за инструментом еще в детстве. Исследователям не удалось найти ни «гениев» (которые бы стали виртуозами, занимаясь меньше других), ни «неспособных» (тех, кто много практиковался, но так ничего и не добился). Как оказалось, чтобы стать первоклассным мастером, нужно «наработать» порядка 10 тысяч часов — по подсчетам Гладуэлла, именно столько времени провел Гейтс за компьютером, прежде чем создать Microsoft, а Моцарт — за клавесином, прежде чем стать признанным композитором. Гейтсу повезло, что он получил неограниченный доступ к телетайпу, как и Марите — что ее приняли в академию KIPP. Все остальное, однако, зависело от их личной готовности отдать 10 тысяч часов (четыре года по 50 часов в неделю) занятиям.

Идеи Гладуэлла подразумевают вполне определенные выводы, касающиеся корпоративной кадровой политики. В интервью BBC по поводу выхода книги он говорил, что наше общество слишком нетерпеливо: человеку в лучшем случае дают «испытательный срок» в полгода-год, после чего выносят приговор, хорош ли он для какой-то работы. Но сложной профессией овладеваешь лишь за пять-десять лет. Возможно, правы те компании, которые меньше времени уделяют охоте за «уникальными талантами» и больше — созданию условий для профессионального роста своих сотрудников, предоставляя им возможность наработать те самые 10 тысяч часов.