Надежда экономики или
неугодный класс?

Предпринимательство — движущая сила экономики. Каково его состояние в нынешней России, какие у него перспективы и что влияет на его развитие, рассказывает декан факультета социологии ГУ-ВШЭ, президент Национального института системных исследований проблем предпринимательства, доктор экономических наук Александр Чепуренко, много лет изучающий предпринимательский потенциал нашего общества.

Что понимается под предпринимательским потенциалом?

Это совокупность всех взрослых трудоспособных людей, которые либо уже занимаются предпринимательской деятельностью, либо еще активно готовятся открыть свое дело (ищут помещение, поставщиков, клиентов, формируют команду) или примкнуть к уже существующему проекту, либо всерьез задумываются о том, заняться ли бизнесом в будущем. То есть предпринимательский потенциал состоит по меньшей мере из трех разнородных групп, деятельность, планы и устремления которых оказывают огромное влияние на экономическое состояние общества. Эти люди не только снимают с государства бремя забот о собственном благосостоянии, но и создают рабочие места и таким образом решают важную социальную задачу. И, кроме того, они наряду с исследовательским сообществом играют огромную роль в формировании инновационного потенциала нации.

Каково нынешнее состояние предпринимательского потенциала в России?

Среди стран, участвующих в международном проекте «Глобальный мониторинг предпринимательства» (GEM), Россия стабильно занимает одно из последних мест по уровню развития предпринимательского потенциала. На это есть несколько причин. Первая — последние десять лет у нас очень быстро росла занятость — в том числе с высоким стабильным доходом — на позициях высшего и среднего управленческого звена в крупных корпорациях, связанных с сырьевым бизнесом. Не менее стремительно развивался нерыночный сектор, и рост доходов там опережал рост производительности труда и рост доходов в частном предпринимательском секторе. И у людей, которые в принципе могли бы заняться бизнесом, появилась возможность хорошо зарабатывать, ничем не рискуя и не принимая на себя социальной ответственности. Вторая причина — административные барьеры. Проект Всемирного банка Doing business (он анализирует условия ведения бизнес в 180 с лишним странах, оценивая такие параметры, как простота регистрации, ликвидации, получения лицензии, доступ к недвижимости и т.д.) относит Россию к наименее пригодным для предпринимательства странам. В этом году мы заняли по совокупности факторов, отражающих условия для ведения бизнеса, 120 место, в прошлом году — 118-е. Другие, более общие, причины: огромные российские расстояния и две беды, которые всегда преследуют нашу страну — теперь они называются «плохая инфраструктура» и «некачественный менеджмент», особенно в госструктурах, которые должны были бы содействовать развитию предпринимательства.

А влияет ли благосостояние нации на развитость предпринимательского потенциала?

Да, эту зависимость выявил «Глобальный мониторинг предпринимательства». В европейских государствах со средним и средне-высоким душевым доходом уровень предпринимательской активности очень низок. А в слаборазвитых странах с низким душевым доходом (скажем, в странах Тропической Африки) и в развитых — с высоким душевым доходом (например, в США) — наоборот, очень высок. Столь неожиданное, на первый взгляд, совпадение объясняется просто. В зависимости от мотивации, ресурсной и образовательной базы бизнесмены делятся на вынужденных и добровольных. В государствах с низким уровнем развития, где формальная экономика создает мало рабочих мест, людей к предпринимательству (как правило, «уличному») толкают бедность и безысходность. Добровольные предприниматели занимаются бизнесом «по расчету» — это «сытые», хорошо образованные люди, с опытом и ресурсами, которых к тому же поддерживает разветвленная система государственных программ содействия предпринимательству.

Где в этой системе мы?

Доля вынужденного предпринимательства в России значительно выше, чем в странах Западной и Центральной Европы, но в то же время в два с лишним раза ниже, чем в среднем по всей группе стран — участников проекта GEM. Кстати, интересна динамика структуры предпринимательского потенциала. В результате кризиса у нас резко увеличилась доля как вынужденных (до 30%), так и добровольных (до 40%) предпринимателей — за счет сокращения промежуточной группы со смешанной мотивацией. А если посмотреть на разные типы поселений (мегаполисы, крупные, средние, малые города и сельская местность), то мы увидим интересную закономерность. Для крупных городов и мегаполисов больше свойственно добровольное предпринимательство, и в кризис оно там только выросло. «Белые воротнички», лишившись бонусов, приняли рациональное решение открыть собственный бизнес: опыт подсказал им, что так они приобретут независимость и обеспечат себе более высокий доход. А вот в сельской местности и в малых городах существенно возросла доля вынужденного предпринимательства. Когда стали закрываться немногочисленные предприятия, структурировавшие там хозяйственную активность, люди вынуждены были, как в омут, бросаться в предпринимательство.

То есть кризис подстегнул предпринимательскую активность?

Да, разную — в разных типах поселений и социальных группах населения. Но, с другой стороны, он вызвал и противоположный эффект — отток людей из уже действующего бизнеса. В 2009 году впервые за пять лет коэффициент оборота предпринимательской активности (соотношение тех, кто за последний год вошел в бизнес, и тех, кто за этот же период прекратил им заниматься) составил меньше единицы. Опять же, в условиях кризиса это объяснимо: вести бизнес стало очень трудно, — однако такого активного исхода мы не ожидали. Если в 2010 году ситуация не изменится к лучшему, появится серьезный повод для беспокойства: это будет означать, что предпринимательский потенциал в его активной части сокращается.

Измеряется ли соотношение в бизнесе новичков и, скажем так, бывалых?

Да, это очень важный показатель. Если в составе предпринимателей растет доля владельцев действующего бизнеса, которые открывают новое дело, это свидетельствует как минимум о двух вещах. Во-первых, о сравнительной закрытости предпринимательской страты — то есть «рекрутирование» новых бизнесменов происходит внутри, из самой этой группы, она не растет за счет прихода новичков извне. И, во-вторых, о неблагоприятных условиях во внешней деловой среде. Если, вместо того чтобы обеспечивать органический рост уже существующего бизнеса, предприниматель выделяет все новые проекты в отдельные бизнесы и формирует этакую зонтичную структуру, он таким образом, скорее всего, уходит от контролирующих органов или уворачивается от монопольных ограничений на входе на рынок, которые устанавливают более крупные бизнес-структуры. По моей оценке, и то, и другое имеет место в России. Однако отмечу, что в кризис (в силу тех причин, о которых я сказал выше) доля таких предпринимателей у нас сократилась: они скорее стали закрывать некоторые бизнесы, чем открывать новые.

Что должно делать государство, чтобы стимулировать предпринимательскую активность?

Государственная политика должна строиться с учетом того, что существуют разные группы предпринимателей — со своей мотивацией, стратегией хозяйственного поведения и т.д. Для каждой из них надо разрабатывать особые меры. Это первое. Второе: наши институты развития ориентированы на поддержку технологических коридоров. Но ведь нельзя забывать и о такой категории, как быстрорастущий малый и средний бизнес, так называемые газели, которые действуют не только в высокотехнологичных сферах. На мой взгляд, не так важно, что сегодня они занимаются не нанотехнологиями, а, скажем, производством добротной и дешевой обуви для среднего класса или организацией логистической цепочки, которая позволяет получать почту не через три месяца, а через три часа. Если этим компаниям дать дополнительные средства (через систему госгарантий по кредитам и т.д.), им, быть может, удастся обойти естественные ограничения, мешающие их еще более быстрому развитию. И что-то мне подсказывает: через несколько лет они сами займутся внедрением нанотехнологий. И еще очень важно, чтобы бизнес опирался не столько на формальные государственные институты, сколько на самоорганизующиеся структуры — микрофинансовые, «бизнес-ангельские» организации, ассоциации венчурных капиталистов.

В России они существуют, но — на обочине: «государево око» их практически не видит. Между тем, какие бы целевые показатели и индикаторы ни формировали чиновники и бюрократы, они никогда не смогут сформировать пакет инструментов, адекватный потребностям бизнесменов, лучше, чем сами предпринимательские организации.

То есть, если говорить о господдержке, главное — это финансирование?

Конечно, нет. Оно только на 25—30% определяет возможности для функционирования и развития предпринимательства. Остальные 70—75% приходятся на так называемые факторы восприятия. Например, на то, станет ли человек заниматься бизнесом, кроме доступа к финансовому капиталу, влияет несколько обстоятельств: знакомство с действующими предпринимателями (возможность перенимать у них опыт, знания, навыки); уверенность в собственных силах и знаниях; понимание перспектив развития бизнеса в данной местности; отсутствие страха перед неудачами. Чтобы укреплять эти факторы, необходимо вводить еще в средней школе программы ознакомления с предпринимательской деятельностью, а студентов технических вузов — обучать навыкам ведения бизнеса (к сожалению, значительная часть наших инженерных вузов по-прежнему готовит «генералов для прошлой войны» — наемных специалистов для крупных государственных заводов и фабрик, а не инженеров — технологических менеджеров для среднего бизнеса). Важно также развивать предпринимательскую культуру в обществе. Что мы узнаем о бизнесменах из газет и журналов? Кто на кого «наехал», кого посадили, кого «заказали». Мы почти не видим хорошо написанных историй успеха — а ведь они помогают снять страх неудач. Люди должны видеть, что провал в бизнесе — это неудача не в жизни, а в отдельном проекте; что это шанс накопить полезный опыт, который поможет в будущем избежать ошибок и добиться успеха. Ну и, конечно, мы должны знать своих звезд — тех, у кого нет провалов. Во всех успешных предпринимательских экономиках проводятся разнообразные конкурсы: на лучшего предпринимателя штата или графства, на лучшего молодого бизнесмена и т.д. Журналы печатают огромные репортажи, скажем, о детях, которые играют на бирже и разрабатывают собственные бизнес-проекты. Все это не менее важно, чем строительство технопарков, бизнес-инкубаторов, прочих «силиконовых долин» — все это поддерживает предпринимательский драйв в обществе.

Но вот какой парадокс: наряду со строительством бизнес-инкубаторов наше государство занимается планомерным уничтожением предпринимателей…

В прошлую эпоху это происходило потому, что предпринимательство было взрывоопасным для социальной системы. Сейчас причина другая. Экономика нынешней России близка по своей модели абсолютистской Франции конца XVIII века: успешным оказывается не тот, чьи идеи более креативные, а тот, у кого есть доступ к административным ресурсам. Очень часто предпринимателями не становятся, а назначаются, и мы все это наблюдаем. Около 20 лет назад американский экономист Уильям Баумол выделил три типа предпринимательства: производительное (инновационное), непроизводительное (связанное с перераспределением рентных доходов) и деструктивное (рейдерство и все, что смыкается с теневой и криминальной экономикой). К сожалению, в силу ряда причин в России доминируют два последних типа. И поэтому предприниматель, который может «прорасти» снизу, оказывается неудобным: он мешает настоящим хозяевам жизни пилить бюджеты и заниматься прочими почтенными делами.

Это же совершенно демотивирующая ситуация.

Совершенно верно, но мы видим, что предпринимательство все равно прорастает: у нас есть примеры действительно творческого производительного предпринимательства, и его не задушишь, не убьешь. Модель предпринимательства отражает модель общества, но в России всегда находились люди, готовые плыть против течения. И инновационное предпринимательство постепенно подтачивает существующую общественную систему, основанную на переделе ресурсной ренты. Профессор Финансовой академии Андрей Юданов доказал, что в России, во всяком случае до начала кризиса, было на удивление много «газелей» — фирм, устойчиво показывающих впечатляющие темпы роста на протяжении многих лет. Их было гораздо больше, чем в любой западной экономике, и это обнадеживающий факт. Кроме того, у нас достаточно высока доля добровольных предпринимателей в микробизнесе и малом бизнесе, и это позволяет надеяться, что формируемая ими хозяйственная культура и этос деловой жизни рано или поздно приведут к сужению ареалов непроизводительного и деструктивного предпринимательства. Хотя, чтобы победить коррупцию, то есть разрушить питательную среду для таких видов бизнеса, этого недостаточно — нужно еще построить гражданское общество и обеспечить прозрачность институтов. Помните известный анекдот? У англичанина спрашивают: «Что надо сделать, чтобы иметь такой же газон, как у вас? — Очень просто: нужно его только 200 лет регулярно поливать и стричь». Поэтому не стоит сильно расстраиваться из-за того, что за 20 лет в России все еще не сложилась та модель общества и предпринимательства, которая в успешных странах Европы и Северной Америки формировалась столетиями.

Но шансы есть?

Думаю да, потому что мы живем в открытом и проницаемом глобальном мире. Отсюда — некая индукция, «наведенный ток» предпринимательской активности, от которого ни за какими стенами не укрыться. Поэтому два обстоятельства: постепенное формирование гражданского общества и здорового ядра предпринимательства и включенность российской экономики в глобальную — будут способствовать постепенному созданию благоприятной среды для бизнеса и развитию предпринимательского потенциала. Кроме того, и это очень важно, россияне на удивление креативны и предприимчивы — не верьте, что мы традиционно избегаем риска. Многие кросскультурные исследования показывают, что россияне гораздо более склонны рисковать, чем жители большинства стран Западной Европы, оно и понятно: то, что нормальный европеец считает риском, мы рассматриваем как нормальную жизненную ситуацию.

Раз мы заговорили о стереотипах: считается, что россияне негативно относятся к предпринимателям. Так ли это на самом деле?

Абсолютно не так. В прошлом году — уже в условиях кризиса — мы опрашивали предпринимателей и население. Так вот значительная часть бизнесменов склонялась к тому, что общество в целом относится к ним отрицательно. Ничего подобного в ответах непредпринимательских слоев населения мы не увидели. Но не надо путать отношение к предпринимателям и олигархам — оно у народа диаметрально противоположное. Одно дело мой сосед Иван Иванович, который тоже был инженером и которого, как и меня, уволили, но, в отличие от меня, он не лежит на диване с газетой в руках — он продал свой «москвич», заложил гараж и открыл маленькую фирму. Я могу ему завидовать, но не могу не уважать. И совсем другое дело молодой человек 30 лет отроду — хозяин заводов, газет, пароходов. Собственными усилиями и талантом всего этого не заработать.

Все же у общества в целом довольно искаженное представление о бизнесменах. Как исправить эту ситуацию и в чьих это силах?

Прежде всего, это задача самих предпринимателей и экспертов. К сожалению, мы мало видим их на телеэкранах и в журналах: одни слишком заняты, других просто не приглашают высказываться на эту тему. А если приглашают, то «экспертов по любому вопросу»... Кроме того, на представления людей могли бы повлиять различные бизнес-ассоциации, но они заняты другим: кто-то пилит бюджет, кто-то под ковром борется за изменение законодательства. Это все, наверное, для них важно, но формировать у людей адекватное мнение о предпринимательском сообществе — задача не менее важная.