Разум
и чувства

МЫ НЕ ВСЕГДА принимаем решения с холодной головой. Порой мы слишком импульсивны, порой — слишком осмотрительны. То мы идем на поводу у своих эмоций, то нас мучает нерешительность. Вдруг нас осеняет блестящая идея — и совершенно непонятно, как это происходит. Нам самим неведомо, что творится у нас в голове, но у ней-робиологов, изучающих работу мозга, постепенно вырисовывается общая картина процесса принятия решений. Наверное, их открытия кого-то и разочаруют, но, думаю, с ними все же полезно ознакомиться.

Чем дальше продвигаются ученые, тем становится очевиднее наше сходство с животными. Наш мозг отличается от мозга, скажем, собаки только сложностью устройства и объемом коры. Кора головного мозга — сравнительно недавнее эволюционное «изобретение», именно благодаря ей мы мыслим, рассуждаем, строим планы. Но наш древний «собачий», «животный» мозг каждую секунду взаимодействует с корой и воздействует на наши умозаключения, хотя мы и не подозреваем об этом (см. врезку «Три в одном»).

Измеряя активность мозга сканирующими устройствами, ученые получают

представление о том, как разные — древние и молодые — его отделы сотрудничают и соперничают, когда мы принимаем решения. В ближайшее время ученые вряд ли научат нас правильно принимать решения или воздействовать на решения других (серьезно воспринимать шумиху вокруг нейромаркетинга не стоит). Но чем больше мы будем понимать закономерности процесса принятия решений, тем лучше сможем им управлять.

В глубь мозга

Давайте рассмотрим, что происходит в мозге участников известного эксперимента «Ультиматум». Одному из двух партнеров дают $10 и предлагают по собственному усмотрению поделиться с другим. Второй игрок может согласиться с предложением или отвергнуть его, но при втором исходе оба останутся ни с чем. Теоретически второго участника должна устроить любая, пусть даже самая мизерная сумма, ведь лучше получить хоть что-то, чем ничего.

Но на деле происходит иначе. Когда второму участнику опыта предлагают всего лишь два-три доллара, он обычно отказывается от сделки. Почему? Игроки объясняют свой отказ примерно так: партнер вел себя нечестно и очень уж хотелось поставить его на место (он, напомним, в результате тоже потерял свою долю). Триумфом разума такое поведение не назовешь. Это больше похоже на проделки «собачьего» мозга, и так оно и есть.

Группа ученых под руководством нейрофизиолога из Аризонского университета Алана Сэнфи с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии (ФМРТ) изучала работу мозга участников эксперимента (более подробно о методах сканирования мозга см. врезку «Пятна в мозге»). Чем несправедливее предложение, тем сильнее у второго участника эксперимента активизируется островковая доля большого мозга — та часть его «собачьего» мозга, которая отвечает за негативные эмоции, в том числе гнев, злость и отвращение. В результате человека охватывает все нарастающее возмущение. Но одновременно возбуждается и передняя часть лобных долей — префронтальная кора. Именно она играет главную роль в формировании целей (в данном случае цель — получить деньги), а затем и в разработке плана действий, необходимых для достижения целей, выбирает соответствующие когнитивные умения для воплощения планов, координирует эти умения и выстраивает их в правильном порядке. Измеряя активность островковой доли и префронтальной коры, Сэнфи зафиксировал своего рода борьбу между эмоциями и разумом, которые одновременно пытались повлиять на решение игрока. Наказать негодяя? Или взять деньги, хотя и противно с ним иметь дело? Когда активнее была «недовольная» островковая доля, игрок отказывался от предложения. Когда же побеждала «разумная» префронтальная кора, партнеры делили деньги.

Подобные эксперименты выявляют активное участие повелевающего эмоциями «животного» мозга в принятии решений. Кроме того, они проливают свет на сложные связи, возникающие в древнем мозге, когда человек испытывает удовлетворение или отвращение при совершении выбора. Эксперимент «Ультиматум» позволяет утверждать, что «собачья» часть человеческого мозга иногда берет верх над отделами, регулирующими высшую когнитивную деятельность: нас захлестывают эмоции, и мы совершаем бездумные или по меньшей мере нелогичные поступки. Но этот же участок мозга играет важную роль в процессе принятия рациональных решений.

Эмоции и разум

С детства нас учат: чтобы принять верное решение, нужно хладнокровие, замечает невролог Антониу Дамазиу в своей книге «Ошибка Декарта» (Antonio Damasio. Descartes' Error: Emotion, Reason, and the Human Brain. New York: Putnam Publishing Group, 1994). И нам не хочется, чтобы в методичный мыслительный процесс вмешивались чувства. Вера в разум предполагает, что «формальная логика сама приведет нас к правильному решению любой проблемы и для достижения наилучших результатов нужно подавлять свои эмоции», пишет Дамазиу — и опровергает эту точку зрения. Опираясь на труды многих специалистов, он доказал, что пациенты с повреждением той части префронтальной коры, которая обрабатывает (можно сказать, что слушает) эмоциональные сигналы, зачастую не справляются даже с самыми простыми рутинными задачами.

Дамазиу обратил внимание на эту странную особенность лет двадцать назад. Его пациент по имени Эллиот был образцовым мужем, отцом и преуспевающим бизнесменом. В какой-то момент Эллиота начали мучить сильные головные боли, и он уже не мог работать в полную силу. Исследования показали, что у него опухоль мозга, которая давила на лобные доли. Опухоль вместе с пораженными тканями успешно удалили. Однако вскоре родные и друзья обнаружили, что «Эллиот — больше не Эллиот». Операция никак не сказалась на его интеллекте и речи, но он стал рассеянным и разучился планировать время. Полдня он размышлял о том, с какого боку приступить к любой организационной задаче. Скажем, по какому принципу сортировать документы, связанные с той или иной сделкой: по дате, степени важности, срочности?

На самом деле он слишком усердствовал, взвешивая все возможные варианты, но при этом не мог достичь главной цели. Он уже был не в состоянии принять решение (особенно когда речь шла о личных и общественных делах) и, хотя ему не раз указывали на это, ничего не мог поделать.

Сканирование выявило у Эллиота изолированное повреждение центрального, или вентромедиального, отдела лобных долей, однако тесты показали, что коэффициент интеллектуального развития, память, способность к обучению и речи, а также другие его навыки остались прежними. Происшедшие изменения стали очевидны после провер-

ки эмоциональных реакций. При виде фотографий раненых людей или горящих домов, которые раньше глубоко задели бы его за живое, Эллиот оставался совершенно равнодушным.

После этого Дамазиу и его коллеги изучили более 50 пациентов с аналогичным повреждением мозга, и все они были так же неспособны испытывать эмоции и принимать решения. В ходе исследований обнаружилось, что сделать выбор трудно и пациентам с повреждением лимбической системы — древней группы взаимосвязанных отделов мозга, отвечающих за проявление эмоций и мотивацию поведения. Что-то играет ключевую роль при принятии решения, в момент «диалога» между эмоциями и разумом. Но что именно?

Чутье, предчувствие, интуиция — называйте как хотите. Коллега Дамазиу Ан-туан Бешара из университета Айовы, проведя серию экспериментов, участники которых играли в карты, выяснил, что пациенты с повреждениями такого же рода, как у Эллиота, слишком долго не могут понять, почему они проигрывают (Малком Гладуэлл описал эту игру в бестселлере «Blink»).

Участники эксперимента берут карты из двух колод — красной и голубой. После каждого хода проигравший отдает деньги выигравшему. У игроков были датчики наподобие датчиков детектора лжи: они измеряли электропроводимость кожи (она повышается, когда человек волнуется и у него потеют ладони). Большинство игроков догадываются, что с красной колодой что-то неладно, спустя 50 ходов, а еще через 30 могут объяснить, что именно. Однако уже на десятом ходу, когда они берут карты из красной колоды, у них начинают потеть ладони. То есть часть их мозга знает, что брать карты из красной колоды не следует, хотя игроки осознают это лишь через 40 ходов, а причину неудач понимают еще спустя 30. Предчувствие же у них появляется задолго до того, как они заподозрят подвох.

Пациенты с повреждением мозга в конце концов тоже понимали, что красная колода сулит проигрыш, но руки у них не потели. И логический вывод они делали тогда же, когда и остальные испытуемые, но, в отличие от них, продолжали брать карты из красной колоды. Почему? Похоже, поврежденная часть префронтальной коры не может

обработать эмоциональные сигналы, руководящие процессом принятия решений. Эти пациенты остались без интерпретатора эмоций, который указывал бы им верное направление и заставлял брать карты из нужной колоды. Поэтому, даже зная, что красная колода означает проигрыш, они продолжали действовать по инерции и не могли перестроиться. Можно сказать, им не хватало здравого смысла.

Риск и награда

Наши поступки и решения зависят от эмоций — чтобы понять это, необязательно быть нейробиологом. Любой родитель вам скажет, что дети вообще редко «думают головой». И малышу, который тянется за конфетой, и подросткам, которые не предохраняются во время секса, порой отказывает здравый смысл. Часто кажется, что они сознательно ведут себя плохо (иногда так оно и есть), но дело в том, что у них в мозге еще не сформировались специфические связи, позволяющие оценить риск и удовольствие и сделать разумный выбор.

Лобные доли мозга, столь важные для принятия решений, полностью формируются только по завершению пубертатного периода. До этого нейронные связи между префронтальной корой и остальным мозгом еще только устанавливаются. А те участки мозга, которые вызывают импульсивное поведение, у подростков особенно активны. К примеру, группа ученых из университета Эмори, возглавляемая Грегори Бернсом, обнаружила, что некоторые еще развивающиеся участки мозга подростка становятся гиперактивными, когда он испытывает новые приятные ощущения. Мозг подростка настроен на немедленные и неожиданные удовольствия, даже если его обладатель полностью осознает, что к хорошему это не приведет.

Можно сказать, что у тинейджеров еще не налажены нейронные связи, отвечающие за волю. По всей видимости, способность оценивать долгосрочную перспективу при сопоставлении рисков и вознаграждений регулирует префронтальная кора. Этот своего рода командный пункт нашего мозга напрямую связан с каждой функциональной единицей мозга, в том числе со структурами и участками эмоционального «животного» мозга, который стремится к удовольствиям и предупреждает нас об опасности.

Древняя подкорка и более молодая кора обмениваются информацией, в основном связанной с сознательной оценкой рисков и вознаграждений. И хотя у животных отделы мозга, отвечающие за удовольствие и отвращение, во многом напоминают наши, мы, в отличие от них, можем просчитать несколько ходов вперед и предвидеть последствия нашего решения получить немедленное удовольствие. А предвкушение награды уже само по себе — большое удовольствие.

Азарт охоты

Жан Поль Сартр был известным волокитой, но больше всего его вдохновлял процесс обольщения. Как писал о нем Луи Менан в New Yorker, «он испытывал огромное удовлетворение от процесса завоевания, а секс для него мало что значил (добившись благосклонности своей пассии, он быстро и без сожаления порывал с ней)». На примере Сартра видно, как наш мозг воспринимает удовольствие. Когда человек одерживает победу на любовном фронте, или заключает рискованную сделку, или употребляет наркотик, его мозг зачастую проводит четкое разграничение между азартом охоты и удовольствием от достигнутой цели.

Мозг заставляет нас стремиться к удовольствию, именно поэтому мы — и подростки, и взрослые — так часто делаем неверные умозаключения. Но было бы ошибкой считать, что в нашем неблагоразумном поиске удовольствий «виноват» какой-то один отдел мозга. В мозге существует сложная система связанных между собой отделов — верхних и нижних, древних и новых. Взаимодействуя, они вынуждают нас желать того, что нам приятно, и оповещают нас, когда мы достигаем цели. Нейробиолог из Массачусетской больницы Ханс Брейтер одним из первых начал изучать систему поощрения с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии. Вместе с Дэниелом Канеманом, психологом и сторонником теории экономического бихевиоризма, Брейтер доказал, что, когда человек узнает о возможности получить деньги или уже получает их, у него активизируются те же отделы мозга, что и при употреблении кокаина или морфия. Эти же отделы реагируют на шоколад, секс, музыку, красивые лица, дорогие автомобили и месть.

Обмен сигналами между отделами, отвечающими за удовольствие, происходит благодаря особым химическим субстанциям, так называемым нейро-трансмиттерам, прежде всего — допамину. Его часто называют «веществом удовольствия», что не совсем верно. Скорее это регулятор, посредник или контролер удовольствия. Допамин вырабатывается древними структурами нашего «животного» мозга, помогает регулировать жажду удовольствий и оценивать, насколько они соответствуют нашим ожиданиям.

Хорошо управляемые потребности — залог выживания. Именно внутренняя потребность заставляла наших предков охотиться и искать себе половых партнеров. Но безудержный поиск удовольствий не способствует адаптации — это видно на примере пациентов с нарушением допаминной системы. Вот что произошло с Брюсом — программистом средних лет, который не страдал психическими заболеваниями. Брюс не был азартным игроком, но когда ему исполнился 41 год, его вдруг охватила страсть к игре: за несколько недель он мог спустить тысячи долларов в интернет-казино. Кроме того, он начал совершать импульсивные покупки: какая-то внутренняя сила заставляла Брюса помимо его желания приобретать то, что ему не было нужно. Более того, в нем вдруг проснулся мощный сексуальный инстинкт — он готов был заниматься сексом по нескольку раз в день.

История Брюса, вероятно, была бы упомянута лишь в сноске какого-нибудь медицинского труда, если бы не одна деталь. Брюс страдал от болезни Паркинсона, и врач прописал ему новое сокращающее тремор лекарство — прамипексол, стимулятор допаминовых рецепторов. Когда Брюс рассказал доктору о том, что его тревожат происшедшие с ним изменения, врач посоветовал уменьшить дозу прамипексола. Брюс вообще перестал принимать препарат, и спустя два дня от его неконтролируемых желаний — играть, покупать и постоянно заниматься сексом — не осталось и следа. «Словно кто-то повернул выключатель», — говорил он.

Покажите мне деньги. Экономисты уверены: люди работают потому, что в их глазах вещи, которые можно купить за деньги, обладают ценностью. Однако исследования показали, что удовольствие приносит и сам процесс добывания денег. В нескольких экспериментах нейробиолог из Стэнфорда Брайан Натсон с помощью ФМРТ изучал, как мозг человека реагирует на перспективу получения денег. Выяснилось, что возбуждается, в частности, прилежащее ядро, которое сигнализирует: «Ты хочешь этого». (Крысы, которым в эту часть головного мозга вживляли электроды, до изнеможения нажимали на рычаг, вызывающий электрический разряд.) По мере увеличения суммы, которую мог получить подопытный, прилежащее ядро становилось активнее. Однако возбуждение прекращалось после того, как подопытные получали деньги. Значит, их влекло предвкушение обогащения, а не сами деньги.

Как пишет Натсон, прилежащее ядро — это своеобразная педаль акселератора, усиливающая наше стремление получить удовольствие, в то время как соответствующая часть префронтальной коры выполняет роль руля, направляющего нас к конкретным целям. Что касается зарабатывания денег, то возбуждение прилежащего ядра зачастую дает хорошие результаты, в частности, у людей появляется желание хорошо работать. Но, прежде чем нажимать на газ, нужно выбрать верное направление.

Сладкая месть. При перспективе получить деньги, вкусно поесть или заняться сексом активизируются отделы мозга, отвечающие за удовольствия. Это хорошо известно. Но при чем тут, спрашивается, месть? Вот что произошло с Кларой Харрис, стоматологом из Хьюстона. В 2002 году на одной из городских парковок Клара, сев за руль своего «мерседеса», задавила собственного мужа, уличенного ею в измене. О чем она при этом думала? На суде Харрис заявила: «Я была как во сне. Я ни о чем не думала».

Никто не может точно сказать, что творилось в голове Клары, когда она нажала на газ. Очевидно, она действовала в состоянии аффекта, под влиянием гнева и желания отомстить. Именно эти чувства взяли верх над способностью рассуждать рационально. Мы знаем, что желание отплатить обидчику способно повлиять на принимаемое решение. Как «работает» этот импульс, можно увидеть при сканировании мозга. Вернемся к игре «Ультиматум». Проведенное Аланом Сэнфи сканирование мозга ее участников, которые отказывались от денег, потому что хотели наказать партнера, позволило, по крайней мере отчасти, зафиксировать чувство отвращения. Но и любой, кому доводилось сводить с кем-либо счеты, знает, что желание отомстить — это не просто злость в ответ на унижение или несправедливость. О мести приятно даже думать.

Сотрудники Цюрихского университета Доминик де Кервен и Эрнест Фер, сканируя мозг игроков с помощью позитронной эмиссионной томографии, обнаружили, что некоторые участки мозга, отвечающие за удовольствия, возбуждались не только когда игрок уже наказывал нечестного партнера, но и когда лишь представлял себе, как он это сделает. Более того, чем сильнее они активизировались, тем сильнее была решимость отомстить. В то же время ученые увидели, что возбуждалась и префронтальная кора, которая оценивает риски и удовольствия. По всей видимости, с помощью приборов нейробиологи вновь зафиксировали связь между эмоциональной и рациональной частями мозга.

Те же самые участки мозга, которые активизируются, едва появляется приятная возможность отомстить, возбуждаются, и когда человек хочет поощрить настроенного на сотрудничество партнера. И хотя наказание и поощрение по сути своей противоположны, мозг реагирует на них одинаково в предвкушении приятного ощущения.

Страх и ненависть

В мозге человека кроме участков, отвечающих за удовольствие, есть системы восприятия и принятия решений. Они оказывают мощное воздействие на наше поведение. Многие люди, к примеру, панически боятся летать на самолетах, даже если знают, что это самый безопасный вид транспорта. Но инстинкт оказывается сильнее здравого смысла, и потому, вопреки логике, они предпочитают ездить на автомобилях. В таком поведении отчасти виновата одна из подкорковых структур — амигдала (миндалина), которая отвечает за выживание индивида и вида и соответствующим образом регулирует взаимодействие организма с внешним миром, предоставляет быструю — прекогнитивную — аффективную оценку ситуации с точки зрения ее значения для выживания. Это она принимает решение о нападении или бегстве, спаривании с партнером или поисках нового. По меткому выражению Колина Камерера, экономиста из Калифорнийского технологического института, сторонника бихевиористской теории в экономике и автора книги «Теория бихевиористских игр», амигдала — это «внутренний ипохондрик», порождающий бурные «темные» эмоции в случае угрозы. Еще ее называют «пристанищем страха», потому что амигдала пробуждает в нас страх, заставляет помнить опасный опыт, инстинктивно избегать определенных ситуаций, с подозрением относиться к незнакомым людям. Но ее «советы» не всегда оказываются верными.

Осознайте свой страх. Интересно, каким образом амигдала определяет наше первое впечатление: сканирование мозга показало, что она активизируется, когда человек видит паука, змею, искаженное ужасом лицо, не внушающих доверия чужаков, например людей с другим цветом кожи. Понятно, что миллионы лет назад амигдала оказывала нашим обитавшим в саванне предкам добрую услугу, при виде змеи подавая сигнал «Опасность!» Но почему же она заставляет нас настораживаться, когда мы имеем дело с человеком другой расы?

Магнитно-резонансная томография показала, что у белого человека амигда-ла возбуждается сильнее при виде чернокожего, чем при виде белого, а у чернокожего — наоборот. Само по себе это открытие ничего не говорит о сознательных установках людей. Но специалист в области социальной этики из Гарварда Мазарин Банаджи установила, что даже убежденные сторонники равенства рас порой интуитивно отрицательно воспринимают «других» (более подробно см.: Mahzarin Banaji, Max Baz-erman, Dolly Chugh. How (Un)ethical Are You? / HBR, December 2003). Ученые также выяснили, что чем сильнее подсознательная реакция, тем активнее амигдала.

Специалисты очень осторожно интерпретируют открытие Банаджи и ее коллег. Напрашивающийся вывод о том, что наш «животный» мозг автоматически заставляет нас бояться чужаков, скорее всего, неверен. Однако в этой же статье и других работах предполагается, что подозрительность по отношению к непохожим на нас людям заложена в нас самой природой (судя по исследованиям, положительный опыт общения с представителями других национальностей притупляет такую реакцию, но это тема другой статьи).

С одной стороны, нужно радоваться тому, что мозг предупреждает нас о потенциальной опасности еще до того, как мы осознаем, что что-то идет не так. Но с другой — амигдала, помогавшая первобытным людям, например, избегать укусов ядовитых змей, теперь то и дело вынуждает нас принимать неверные и нелогичные решения. Учитывайте нашу врожденную настороженность по отношению к чужакам и, общаясь с ними, помните, что самые обычные люди, которых нельзя назвать расистами, упускают множество возможностей и совершают ошибку за ошибкой, идя на поводу у инстинкта. Они не берут на работу знающего специалиста, не повышают в должности хорошего сотрудника, отказывают в кредите достойному человеку только потому, что ни с того ни с сего амигдала сигнализирует им об «опасности».

Колесо невезения. По всей видимости, амигдала может предупреждать нас об опасности, реальной и воображаемой, и когда нам угрожает вероятность потерять деньги. Под руководством Ханса Брейтера ученые исследовали активность мозга игроков в подобие рулетки. Деления на рулетках обозначали выигрыш, проигрыш или ноль, причем было сразу видно, какая из рулеток «обречена» выигрывать, а какая — проигрывать. Когда начинала вращаться проигрышная рулетка, амигдала участников эксперимента активизировалась еще до того, как стрелка останавливалась, свидетельствуя о тревожном предчувствии проигрыша.

Кроме амигдалы в мозге есть другие участки, отмечающие наши ошибки и промахи. Они заставляют нас избегать болезненных ощущений, вызывая у нас боязнь риска. Вспомним игру «Ультиматум», у участников которой островковая доля коры реагировала на унизительное предложение партнера. Этот же участок мозга активизируется, когда человек испытывает боль или видит что-то очень неприятное. Как и отделы, вынуждающие нас стремиться к удовольствиям, структуры мозга, оберегающие нас от потерь (в том числе амигдала и островковая доля), помогают нам — но только если не подталкивают к ошибочным действиям.

Давайте посмотрим, как принимаются решения об инвестициях. Инвесторы, по идее, должны максимально выгодно вкладывать деньги, но они порой необоснованно рискуют или, наоборот, слишком осторожничают, когда необходимо рискнуть. (Отчасти это объясняется тем, что мы по-разному оцениваем потерю и приобретение. К примеру, нам приятнее сэкономить $100, чем приобрести такую же сумму.) Чтобы понять, что происходит в мозге человека, принимающего неверные инвестиционные решения, ученые из Стэнфорда Камелия Кунен и Брайан Натсон с помощью ФМРТ изучали, что происходит в мозге добровольцев, которым предложили вложить деньги в облигации и два пакета акций. После каждого раунда игры ее участники, оценив результаты предыдущих инвестиций, могли изменить свой выбор. Облигации гарантировали стабильную прибыль, а пакеты акций приносили разные доходы, то есть один был «хороший», а другой — «плохой». Даже когда игроки понимали, какой пакет акций сулит удачу, они все равно продолжали вкладывать деньги в облигации только потому, что уже однажды погорели на «плохих» акциях. Кунен и Натсон назвали такое поведение «ошибкой осторожности». Другими словами, даже имея возможность выбрать более выгодный пакет акций в каждом раунде, участники эксперимента из боязни понести потерю, поступали нелогично, вопреки собственным интересам.

Сканирование показало, как функционирует мозг, когда человек стремится избежать опасности: игроки выбирали надежные облигации после того, как активизировалась островковая доля, и они чувствовали тревогу, возможно, еще не сознавая ее причины. Фактически чем сильнее возбуждался этот «осторожный» участок древнего мозга, тем больше игроки боялись рисковать.

Поймите свой мозг

Некоторые идеи Фрейда до сих пор вызывают споры, однако его предположение о борьбе между «животным» подсознанием и рациональным сверх-я близко к истине, хотя, по всей видимости, он переоценил способность сверх-я управлять эмоциями. Судя по последним открытиям, эмоциональные и рациональные участки мозга постоянно взаимодействуют (можно даже сказать, борются друг с другом), причем часто побеждают именно первые. Более того, с каждым новым исследованием становится все понятнее, как быстро, незаметно и сильно на нас воздействуют подсознательные импульсы. Амигдала мгновенно реагирует на изображение злого или веселого лица, даже если его показывают на экране всего сотые доли секунды и мы не успеваем осознать увиденное.

Ханс Брейтер полагает, что чем больше мы узнаем о влиянии мозга на мотивацию поведения, тем успешнее сможем применять эти знания в бизнесе. «Вероятно, процесс принятия решений и стиль управления определяется мотивационными импульсами, возникающими в мозге. Если менеджер по натуре человек осторожный или, наоборот, склонный к риску, если ему больше всего нравится процесс достижения цели, а не результат, то это отражается на его манере управления или принятия решений», — отмечает Брейтер. По его мнению, понимая, как базовая мотивация отражается на сознательных решениях, мы сможем с помощью соответствующих стимулов управлять поведением людей. Чтобы менеджеру стал интересен результат, а не процесс его достижения, нужно найти правильный стимул. Исследования в области нейробиологии свидетельствуют о том, что незачем постоянно держать в узде работу отделов нашего мозга, ведающих эмоциями. Ричард Петерсон, психиатр и консультант по инвестициям, сторонник теории экономического бихевиоризма, советует клиентам прислушиваться к собственным эмоциям, анализировать свое настроение и понимать, как оно отражается на их решениях. В частности, он рекомендует особенно внимательно относиться к радостному волнению (ярко выраженному предвкушению удачи) и страху (отчетливому проявлению боязни потери). Человеку, испытывающему эти чувства, считает Петерсон, нужно разобраться в их причинах, понять, при каких обстоятельствах они возникают. Если мы научимся сознательно отслеживать собственные настроения и их влияние на

наши решения, то сможем более умело пользоваться своей интуицией.

Этот совет не нов: именно об этом рассуждают Малком Гладуэлл в «Blink» и Гэри Кляйн в «Силе интуиции». Они учат, как поставить себе на службу свои подсознательные реакции. Руководители, которые привыкли методично формулировать проблемы, оценивать альтернативы, собирать информацию, взвешивать все за и против и только после этого принимать решение, порой считают, что незачем прислушиваться к эмоциям, раз это не поможет им принимать верные решения. Но выводы ученых свидетельствуют о том, что, игнорируя внутренний голос, мы действуем себе во вред. В любом связанном с риском деле — когда вы обсуждаете приобретение компании, нанимаете нового сотрудника, добиваетесь от начальства повышения, выдаете кредит доверяете партнеру — помните, что ваши «собачьи» мозги постоянно оценивают ситуацию и зачастую действуют по собственному усмотрению.

Три в одном

Мозг можно представить себе в виде трех слоев. Самый простой и древний находится в центре, в окружении более современных и сложных.

Самые древние отделы (такие же есть у рептилий и рыб) управляют основными жизненными функциями — дыханием и чувством голода. Вокруг находится древняя лимбическая система: она не отличается от той, что есть у собак и других млекопитающих. Климбической системе относятся таламус (зрительный бугор), амигдала и гиппокамп, отвечающие за эмоции — страх, агрессию и удовольствие. Именно благодаря этой части мозга собака радуется, когда хозяин приходит домой, а аквариумные рыбки, у которые ее нет, никак не реагируют.

Эти старые структуры окружены корой — складчатым серым веществом, которое и считается «человеческим» мозгом. Кора есть у собак, обезьян и других млекопитающих, но у нас, в отличие от них, она достигла огромного размера. Кора ведает всей высшей нервной деятельностью, в частности слухом и зрением. Лобные доли и особенно их передняя часть — префронтальная кора — и делают нас людьми, отвечая за характер, способность рассуждать и абстрактное мышление. Иногда эту часть мозга называют «исполнительной», потому что при определении целей и планировании она анализирует импульсы, поступающие из всех отделов мозга.

Пятна в мозгу

Судя по раскрашенным яркими пятнами изображениям головного мозга, которые появляются в популярных изданиях, ученым удалось точно выявить отделы мозга, отвечающие за страх, отвращение, удовольствие и доверие. Однако специалисты высказываются весьма сдержанно. Самые распространенные методы сканирования — позитронная эмиссионная томография (ПЭТ) и функциональная магнитно-резонансная томография (ФМРТ) лишь приблизительно отражают происходящее в мозгу. ПЭТ (более старый и сейчас менее популярный метод) измеряет динамику кровотока в мозгу, а ФМРТ — количество кислорода в крови. Местная активизация кровотока и повышение оксигенации свидетельствуют о возбуждении конкретного участка мозга, но в лучшем случае дают весьма приблизительную картину. Большинство таких сканеров не различают структуры величиной меньше горошины перца и в состоянии запечатлеть только один кадр в две секунды. Между тем нервная активность мозга может изменяться во много раз быстрее и на участках гораздо меньших, чем способен зафиксировать томограф. Таким образом, яркие и расплывчатые картинки не всегда отражают действительность, и выводы, которые на их основании делают ученые, вызывают немалые споры. Чем более четкими становятся картинки, тем лучше мы понимаем, как работает мозг.