Почему стоит задуматься о поведении топ-менеджеров
вне офиса

В середине 2000-х США сотрясали корпоративные скандалы: World-Com, Enron, Tyco, AIG… Их бесконечная череда заставила Аишу Дей, в ту пору преподавателя бухучета в Чикагском университете, задуматься: влияет ли стиль жизни лидера на то, сколь сильно фирма страдает от скандалов? «Выходило множество статей о том, как топ-менеджеры проштрафившихся компаний закатывали вечеринки на миллионы долларов», — вспоминает Дей. Она и ее коллеги начали серию исследований о связи поведения лидера вне офиса с тем, что происходит в его фирме.

Основываясь на достижениях психологии и криминологии, ученые выбрали два типа отклонений: склонность к нарушениям закона (она связана с общим недостатком самоконтроля и пренебрежением к правилам) и страсть к материальным благам (показатель слабой чувствительности к проблемам других людей и окружающей среды).

Проведя четыре исследования, Дей (ныне доцент Гарвардской школы бизнеса) и ее соавторы выяснили корреляцию между этими факторами и пятью известными типами корпоративных нарушений.

Инсайдерская торговля. В своей последней работе ученые поставили вопрос о том, связано ли проблемное поведение топ-менеджеров — от нарушения ПДД до пьяного вождения и причинения вреда здоровью — со склонностью совершать сделки с использованием конфиденциальной инсайдерской информации. Про­анализировав базы данных США (как общенациональные, так и по отдельным штатам) и проведя проверки судимости с привлечением частных детективов, они определили фирмы, где в период с 1986 по 2017 год одновременно работали хотя бы один топ-менеджер без проблем с законом и хотя бы один с такими проблемами. Так получилась выборка из почти 1500 менеджеров, в том числе 503 гендиректора. Изучив сделки топ-менеджеров с акциями компании, ученые обнаружили, что для топ-менеджеров из числа нарушителей закона они были выгоднее, чем для других. Это наводило на мысль, что они пользуются инсайдерской информацией. Особенно выраженный эффект был для управленцев с многочисленными и более серьезными, нежели превышение скорости, нарушениями.

Многие фирмы вводят специальные запреты инсайдерского трейдинга. Однако узнать о существовании подобного запрета в конкретной фирме непросто — данные об этом публикуют редко. Поэтому ученые использовали косвенный критерий: приходится ли большинство сделок ­менеджеров на первые три недели после выхода публичной отчетности (этот срок считается окном приемлемости). Они сравнили сделки топ-менеджеров в компаниях с запретом инсайда и без оного и получили довольно грустный результат: запреты снижали частотность особо прибыльных сделок у тех, чьи проблемы с законом были незначительны, но никак не влияли на злостных нарушителей, которые заключали сделки в периоды ограничений и нарушали сроки сообщений о сделках в Комиссию по ценным бумагам и биржам. Кроме того, они чаще покупали или продавали акции перед важными ­объявлениями — например, о прибыли или о слиянии и поглощении, а также в трехлетний период перед банкротством компании, что тоже говорит об использовании инсайдерской информации. «Запреты действуют на более или менее законопослушных топ-менеджеров, но не на тех, чьи проблемы с законом более серьезные», — пишут авторы.

Все это заставило Дей и ее коллег задуматься: почему же советы директоров нанимают (или не увольняют) топов, нарушивших закон? Чтобы понять это, они пристально изучили гендиректоров из своей выборки. Может быть, у компаний с таким руководителем меньше независимых директоров или члены совета сами не в ладу с законом? Нет. Может, нечистые на руку главы компаний приносят больше прибыли? Тоже нет. Дей обращает внимание на то, что большинство таких менеджеров совершили свое первое правонарушение уже после вступления в должность: «Вполне возможно, что, если директор давно работает в фирме и в целом нормально справляется, его поведение отслеживают не слишком пристально». В неформальных разговорах ряд членов руководства и совета директоров признавались: «Меня вообще не интересует его поведение, тем более в прошлом».

Подтасовки в отчетности. В рамках предыдущих исследований группа Аиши Дей выявила 109 фирм, подавших в Комиссию по ценным бумагам и биржам фальсифицированную отчетность. Сравнив гендиректоров этих компаний с главами сопоставимых фирм без подобных нарушений, ученые убедились: среди подтасовщиков намного больше людей с историей правонарушений — 20,2% против всего 4,6% в контрольной группе.

Риск подтасовок по всей компании. В том же исследовании удалось проверить, как часто топ-менеджеры (кроме гендиректора) подают сознательно искаженную или просто неточную отчетность. Оказалось, что история правонарушений гендиректора не влияет на этот показатель, а вот его роскошества влияют. Если лидер привержен красивой жизни (ученые использовали данные о собственности и налогах, чтобы выявить руководителей, владевших особенно дорогими домами, автомобилями и яхтами), то в его компании дела ведутся небрежно, с массой сознательных и случайных ошибок в отчетности. Зачастую ситуация ухудшалась с каждым последующим годом его правления, поскольку он привносит в корпоративную культуру высокие риски мошенничества: назначал склонных к роскоши финансовых директоров, активно поощрял сотрудников за рост стоимости акций и мешал совету следить за происходящим.

Склонность искушать судьбу. Исследование банков показало группе Дей, что приверженность к роскоши  гендиректоров коррелирует со склонностью их фирм к риску: высокой доле непогашенных займов, непроцентных доходов (этот показатель часто означает активный трейдинг) и ипотечных ценных бумаг (довольно рисковых инструментов). Она обнаружила, что банки под руководством лидеров-­сибаритов хуже управляют рисками. А получение топ-менеджерами подозрительно высокой прибыли от сделок во время кризиса 2008 года, когда их организациям помогало государство, вселяет подозрение, что такие гендиректора чаще закрывают глаза на подобные нарушения.

Корпоративная социальная ответственность. Психологи доказали, что стремление к роскоши редко ­сочетается с заботой о природе и людях. Ученые предположили, что роскошествующие гендиректора не слишком озабочены социальной ответственностью своих фирм. Так оно и оказалось: оценки за корпоративную социальную ответственность у них оказались довольно низкими.

Исследователи надеются, что их выводы убедят советы директоров в том, сколь опасно игнорировать образ жизни топ-менеджеров, веря, будто управленческие механизмы могут предотвратить любые потенциальные проблемы. «Наши предшественники исходили из того, что политика сдерживания одинаково действует на всех менеджеров», — поясняет Дей. Однако данная работа доказывает, что склонность к риску и нарушению правил бывает разной: «Обычных контрольных структур может быть недостаточно. Даже в рамках одной фирмы ко всем ­должен быть индивидуальный подход». Аиша Дей и ее соавторы признают, что их работа позволила взглянуть только на минусы ситуации и что у изученных топ-менеджеров могут оказаться и нестандартные сильные стороны. Именно этой теме они посвятили свое текущее исследование.

Об исследовании: «Executives’ Legal Records and the Deterrent Effect of Corporate Governance» («Contemporary Accounting Research», готовится к выходу), «CEO Materialism and Corporate Social Responsibility» («Accounting Review», 2019), «Executives’ ‘Off-the-Job’ Behavior, Corporate Culture, and Financial Reporting Risk» («Journal of Financial Economics», 2015), Robert Davidson, Aiyesha Dey, Abbie Smith; «Bank CEO Materialism: Risk Controls, Culture and Tail Risk», Robert M. Bushman et al. («Journal of Accounting and Economics», 2018).