Посттравматический рост и создание стрессоустойчивости | Большие Идеи

? Психология #Классика HBR

Посттравматический рост и
создание стрессоустойчивости

Интервью Сары Грин Кармайкл с Мартином Селигманом. Материал выходит в рамках серии «Классика HBR».

Посттравматический рост и создание стрессоустойчивости
Мартин Селигман / Фото: TED Talks

читайте также

Переосмыслить снабжение

Ли Хау

Как выстоять, когда вокруг все рушится

Ольга Павликова

Руководители, которые не прощают

Манфред Кетс де Врис

Сам себе база данных

Уотсон Ричард

HBR IdeaCast — это еженедельный подкаст от Harvard Business Review, в котором обсуждаются актуальные темы бизнеса и управления. Каждый выпуск представляет собой интервью с ведущими экспертами, включая генеральных директоров, предпринимателей, исследователей и преподавателей бизнес-школ. В апреле 2011 года гостем подкаста стал профессор Мартин Селигман. «Большие идеи» публикуют расшифровку интервью.

Сара Грин: Добро пожаловать на HBR IdeaCast от Harvard Business Review, меня зовут Сара Грин, и сегодня я беседую с профессором Пенсильванского университета Мартином Селигманом, которого называют отцом позитивной психологии. Мартин — автор новой книги «Процветание» и статьи «Формирование психологической устойчивости», которая вышла в апрельском номере журнала HBR за 2011 год. Марти, большое спасибо за то, что согласились поговорить с нами.

Мартин Селигман: Рад быть здесь.

Я знаю, что вы работаете над огромным проектом, но я бы хотела начать с того, чтобы вы вкратце рассказали нам о своей работе с военнослужащими США, которая легла в основу статьи.

Около двух с половиной лет назад начальник штаба сухопутных войск вызвал меня в Пентагон и сказал: самоубийства, посттравматические стрессовые расстройства, наркомания, разводы, депрессия, что на это скажет позитивная психология, доктор Селигман? У нас состоялась встреча с генеральным штабом, и я говорил о том, что реакция человека на экстремальные испытания — бой, увольнение, развод — по форме похожа на колокол. Слева находятся люди, которые сдаются. И вот пять состояний, когда все разваливается на части: тревога, депрессия, самоубийство, посттравматическое стрессовое расстройство. И я подумал, что армия должна продолжать тратить от $5 до 10 млрд в год на лечение этих состояний. Но армия — не больница. И есть два действительно важных момента, связанных с реакцией на несчастье.

Большинство людей психологически устойчивы. Это означает, что они переживают тяжелые времена после увольнения, отказа, боя, но через месяц или два, по нашим психологическим и физическим меркам, они возвращаются к прежнему состоянию. А еще у многих людей наблюдается так называемый посттравматический рост. Это означает, что они обычно проходят через очень тяжелые времена, часто с посттравматическим стрессовым расстройством, но через год становятся сильнее, чем были до этого. Это те люди, о которых Ницше сказал: «Если это меня не убивает, то делает сильнее». Поэтому моя рекомендация генералу Кейси заключалась в том, чтобы измерять и развивать стойкость, а также создать армию, что он и хотел сделать, которая была бы и психологически, и физически здорова.

Прежде чем мы перейдем к разбору того, как это произошло, отмечу, что, читая статью, я поняла, как много мы в СМИ уделяем внимания посттравматическому стрессовому расстройству. После прочтения у меня всегда возникает ощущение, что единственный способ избежать этого состояния — это избегать травм. Что, конечно, невозможно, кем бы вы ни были. Я думаю, что вы оказали нам большую услугу, переключив внимание на посттравматический рост. Но я хотела бы спросить вас, прежде чем мы углубимся в эту тему, есть ли отрицательное влияние того, что люди так много внимания уделяют посттравматическому стрессовому расстройству?

Вы уловили реальное положение вещей, Сара. Мы приехали в Вест-Пойнт и спросили, кто из вас знает о посттравматическом стрессовом расстройстве? 97%. А кто из вас знает о посттравматическом росте? Около 10%. Очень важная причина такого различия заключается в том, что ПТСР самореализуется следующим образом. То есть это просто не депрессия. Если единственное, о чем вы знаете, — это посттравматическое стрессовое расстройство и у вас произошло какое-то ужасное событие, а на следующий день вы разрыдались, то вы подумаете: «Я теряю над собой контроль. У меня посттравматическое стрессовое расстройство». И это только усугубляет симптомы тревоги и депрессии. Что, в свою очередь, заставляет вас еще больше думать о том, что вы тонете, а это усугубляет симптомы.

Однако если вы хоть немного разбираетесь в медицине и знаете, что плач, траур и чувство подавленности — типичные, нормальные реакции на увольнение, на боевые действия и что обычный ответ на такое воздействие — стойкость, а иногда и рост, то это останавливает нисходящую спираль. Поэтому очень важно, чтобы люди знали, что нормальная реакция на очень плохие вещи — вовсе не уход в себя. Это не посттравматическое стрессовое расстройство, а стойкость и зачастую рост.

Давайте поговорим немного подробнее о некоторых характеристиках посттравматического роста. В статье вы упоминаете, что ключевая часть этого процесса заключается в том, чтобы рассматривать неудачу, связанную с травмой, как распутье. Что вы имеете в виду и почему это так важно?

Очень часто крайне плохие события приводят к личным и моральным дилеммам. Это экзистенциальные кризисы, в которых вам приходится принимать решения. Поэтому мы говорим о таких событиях как о развилке пути. Один из самых интересных компонентов депрессии, которая является большой составляющей посттравматического стрессового расстройства, — это эмоция, которая говорит вам, что нужно отстраниться от целей, которые у вас были. Что они недостижимы. И это ставит вас на распутье. Это заставляет вас задаться вопросом, что еще я могу сделать? Какие двери могут открыться передо мной?

Один из важных моментов знания о посттравматическом росте и жизнестойкости заключается в том, что, когда эти двери открываются для вас, если вы парализованы депрессией, тревогой, симптомами посттравматического роста, вы не войдете в эти двери. Вы не воспользуетесь ими. Но знайте, что обычно перед людьми, пережившими очень тяжелые события, открываются новые двери и важно быть готовым войти в их.

Еще один из ключевых элементов, о которых вы говорите, когда рассказываете о росте после травматического события, — это важность формулирования жизненных принципов. Почему так важно сделать это как последний шаг на этапе роста?

Человеческие существа неизбежно являются созданиями нарратива, существами, которые создают смысл, рассказывают истории о своей жизни. И в той степени, в какой вы можете создать нарратив своей травмы, нарратив безработицы, нарратив боя, в котором возникают новые принципы, более зрелый способ видения мира, вы можете, подобно Орфею, вернуться из подземелья и понять, что произошло там, и рассказать об этом всему миру. Есть все основания думать, что это важное благоприятное состояние после травмы.

Как вы адаптировали всю эту информацию о росте и травме в программу, которая могла бы сработать в армии США?

Примерно 20 лет назад, после того как я поработал над проблемой выученной беспомощности, мы начали задаваться вопросом, что можно сделать с людьми, чтобы создать противоположность выученной беспомощности перед лицом травмы? Так мы разработали программу повышения устойчивости под названием Penn Resilience Program. И мы начали работать в школах, сначала в классах, а затем в целых школах. Сейчас мы внедрили ее в школьную систему всей страны. Мы обучили учителей определенным навыкам. А учителя затем обучили учеников. Далее мы измеряли их уровень тревожности и депрессии.

В результате мы обнаружили, что в течение следующих нескольких лет у учеников этих учителей, по сравнению с контрольной группой, снижается уровень депрессии и тревожности. Такова была предыстория нашей работы с армией. А следующим шагом стала встреча с генералом Кейси. Когда я рекомендовал армии попытаться перевести все на путь роста и жизнестойкости, он сказал: «Мы читали ваши работы по позитивному образованию и видим, что вы обучаете учителей этим навыкам, а потом те обучают учеников. Что ж, доктор Селигман, это и есть армейская модель». И я спросил, правда? И он ответил: «Да. У нас в армии 40 000 учителей — сержантов, и нужно обучить этим навыкам их всех. Затем они обучат этим навыкам всю армию численностью в 1,1 млн человек, и мы очень тщательно измерим, предотвратит ли это посттравматическое стрессовое расстройство». И самое главное, ведь армия — не больница, она повышает производительность, увеличивает то, что читатели Harvard Business Review назвали бы продуктивностью. И именно этим мы сейчас и занимаемся.

Я знаю, что программа продолжается, не могли бы вы рассказать нам о том, как она реализуется на практике?

Я могу описать свое субъективное ощущение, но не могу сказать вам о результатах. Не потому, что я их не знаю, а потому, что Конгресс еще не ознакомлен с ними (В 2011 году в журнале American Psychologist были представлены первые научные публикации, описывающие методологию и предварительные данные о влиянии Comprehensive Soldier Fitness (CSF), основанной на PRP, на психологическую устойчивость военнослужащих — БИ.) Так что через пару месяцев, я думаю, это будет главной новостью. Но а пока я могу сказать вам, какова реакция... Мы уже выпустили 3100 сержантов по этой программе. Работа устроена следующим образом: каждый месяц 180 сержантов приезжают в университет, и мы проводим для них 10-дневное обучение по программе Penn Resilience Program. Она состоит из трех частей.

Первая часть — психологическая устойчивость. Вторая часть — лидерство с использованием сильных сторон. И третья — новые социальные навыки для лидерства. Эти 10 дней разделены на части. Сначала сержанты учатся использовать эти навыки в своей жизни, а затем учатся их преподавать. И результаты действительно поражают.

В первый день сержанты, которые являются действительно суровыми людьми, прошедшими три кампании в Ираке и Афганистане, они герои войны и, как вы понимаете, очень критичны, поэтому многие из них первые пару часов сидят, откинувшись в креслах. А к концу первого дня они наклоняются вперед и активно участвуют. Мы беспокоились, что они будут говорить, как девчонки, нести трогательно-безразличный психологический лепет. И к нашему изумлению, через 10 дней мы обнаружили, что средняя оценка программы составляет 4,9 балла из 5. Сотни людей заявили: «Это лучший тренинг, который я когда-либо проходил в армии».

Показателен один сержант, который подошел ко мне на следующий день после того, как мы провели занятия по активному конструктивному реагированию на хорошие события, и сказал: «Вчера вечером мы с 11-летним сыном говорили по телефону о том, что он сделал в лиге в тот день. Он сделал что-то хорошее. И через пять минут мой сын сказал: “Это правда ты, папа?”». Так что результаты оказались для наблюдателя субъективно неожиданными, некоторые сказали бы — поразительно позитивными. В ближайшие пару месяцев Пентагон начнет публиковать результаты. А сейчас я не имею права их обнародовать.

Звучит очень обнадеживающе, и я прямо слышу, как в головах моих слушателей крутятся колесики: «Хорошо, это сработало для учителей. Это сработало с сержантом. Я должен заставить своих менеджеров сделать это». Расскажите о трудностях, с которыми столкнулись при адаптации этой программы к условиям разных организаций?

На самом деле все довольно просто. Итак, я должен рассказать, как возникла Penn Resilience Program. Сначала мы начали проводить ее с обычными подростками, с разведенными парами. А затем мы адаптировали ее для корпораций. Мы создали общую модель: во-первых, психическая устойчивость; во-вторых, руководство сильными сторонами; и в-третьих, социальные навыки и лидерство. Таким образом, у нас получилась общая модель, которую Penn Resilience Program использовала во многих ситуациях. В основном в образовательных учреждениях и немного — в корпоративных. А когда появилась армия, мы адаптировали общую модель для военных.

Как ни странно, мы думали, что нам придется радикально изменить 10-дневную программу, поскольку она совсем не походила на военную. А когда мы начали опрашивать солдат, то обнаружили, что в большинстве своем это 20-летние ребята. У них есть мобильные телефоны. Когда вы наблюдаете посттравматическое стрессовое расстройство и отказ, речь идет не о том, что вашего приятеля убили. Как правило, речь идет о том, что вас отвергли дома в Канзас-Сити. Если у вас есть мобильный телефон и перед тем, как отправиться в бой, вы поссорились с женой из-за оценок детей, или из-за денег, или из-за ее походов налево. Мы обнаружили, что большинство примеров, которые мы используем в школах для учителей, в корпоративной жизни, для семейных пар, для депрессии и подросткового возраста, работают довольно хорошо. Поэтому мы изменили примерно 20—25% содержания. Это легко адаптируемая программа, которая используется в самых разных условиях и требует лишь небольшой доработки для корпоративной жизни.

Что ж, полагаю, это хорошая новость для всех нас, кто работает в корпоративном секторе. Марти, большое спасибо за беседу с нами.

Спасибо, Сара.

Сара Грин: Это был Мартин Селигман из Пенсильванского университета. Книга «Процветание» и статья «Формирование психологической устойчивости» опубликованы в апрельском номере HBR. Чтобы узнать больше, посетите сайт hbr.org.