«Если меня бьют по носу, я ударю
в ответ»

В 2009 году Урсула Бернс была назначена гендиректором Xerox, став первой чернокожей женщиной, возглавившей компанию из списка Fortune 500. Это явилось кульминацией ее жизненного пути: от арендатора скромного жилья в многоквартирном доме Манхэттена до руководителя высшего звена одной из самых знаковых компаний Америки. Бернс управляла Xerox в течение семи лет и оставила пост CEO в 2016 году после жесткой схватки с инвестором-активистом Карлом Айканом, которая привела к распаду компании. Впоследствии Бернс возглавляла глобальную телекоммуникационную фирму Veon и до сих пор входит в советы директоров крупных организаций. Она ярый сторонник инклюзивного капитализма и расового равноправия, и эти темы проходят красной нитью в ее мемуарах («Where you are is not who you are»). Недавно в ее доме в Лондоне она дала интервью главному редактору HBR Ади Игнейшесу. Вот выдержки из этого разговора.

HBR: Вы ушли из Xerox несколько лет назад, с тех пор корпоративный мир сильно изменился. Руководители сталкиваются со все более разнообразными требованиями стейкхолдеров и должны уметь высказываться на социальные и политические темы. Как стоит вести себя лидеру в этом многогранном мире, чтобы быть успешным?

БЕРНС: Когда я занимала пост СЕО, работа была относительно простой. Гендиректор должен был приносить компании максимальную прибыль и добиваться наибольшей стоимости акций — вот и все, что требовалось. Теперь игра стала более интеллектуальной, и лидеру приходится взаимодействовать с более широким кругом лиц, чем когда-либо раньше. Думая о прибыли и росте продаж, он не должен забывать о том, как его действия повлияют на социум, сотрудников и деловые сообщества.

Как вы думаете, почему CEO теперь должны уделять этому внимание?

Общество (население, правительство, работники) начинает сомневаться в традиционных подходах. Люди недоумевают, почему какой-то босс зарабатывает десятки миллионов долларов, в то время как критически важные для организации сотрудники не видят и прожиточного минимума. Пандемия наглядно продемонстрировала это коренное различие: «очень важные» парни, которым платили миллионы долларов, остались в своих домах, но ребята, которые получали $10 в час — например, за работу санитарами в больнице, — трудились на передовой. И на фоне всего этого мы только что увидели еще одного чернокожего, убитого человеком, облеченным властью. Многое произошло. Если мы все получим вакцину и просто снова будем жить так, как жили раньше, грош нам цена.

Неравенство в доходах — сложный вопрос. Вам посчастливилось заработать целый капитал в качестве гендиректора компании. Так устроена система, но это и вызывает проблемы, о которых вы говорите. Никто из тех, кому предлагают такие деньги, не откажется их получить. Так как же эта система может измениться?

Для продвижения вперед потребуется коалиция. Вы правильно сказали: не найдется такого гендиректора, который первым откажется от своих привилегий. Я член советов директоров нескольких компаний. Понятно, что когда вы устанавливаете размер зарплаты СЕО, вы не хотите, чтобы этот человек был самым высокооплачиваемым в отрасли. Но вы также не стремитесь, чтобы он или она получали меньше всех. Я обычно с опаской отношусь к реформам правительства, но в этом случае, думаю, оно могло бы повлиять на снижение оклада и размера общей компенсации топ-менеджеров. Само по себе это не произойдет.

Может, тут стоит вспомнить старое изречение Питера Друкера о том, что вознаграждение боссов и зарплата среднестатистического работника не должны отличаться более, чем в 20 раз?

Я не знаю, в 20 или, быть может, в 100 раз. Нужны принципы, от которых можно отталкиваться, и какой-то максимум. Для понимания проблемы возьмем, например, топ-менеджмент банков. Если вы инженер, то что-то создаете. Если доктор — лечите. А банкиры, по сути, ничего не делают. Они принимают решения по рискам и получают десятки миллионов прибыли. Я знаю, что у меня будут неприятности из-за этих слов, но все это просто смешно.

Почему вы решили покинуть Xerox? Кажется, уход был вызван не только личными причинами, но и реакцией на результат агрессивной кампании Карла Айкана. Все так?

Да. Именно тогда возник переломный момент, даже скорее целая череда событий. Некоторые из них принесли пользу и помогли прояснить ситуацию. А какие-то — оказались плохими. У моего мужа были проблемы со здоровьем. Мои дети были готовы... на что угодно. А потом нам пришлось иметь дело с акционером-активистом. На этом фоне мне казалось, что настало самое подходящее время, чтобы передать дела моей правой руке.

Каково это — вступать в конфронтацию с активистом?

Вы имеете дело с агрессивным противником, который может говорить все что хочет, независимо от того, правда это или нет. Если кто-то бьет меня по носу, я сразу ударю в ответ — это естественная реакция. Грубо говоря, я могу подраться с вами на улице. Но не в должности же гендиректора компании численностью 80 тыс. сотрудников. Активист, как правило, хочет быстрее получить доход. А я знала, что все сложнее. Нам пришлось вложить сотни миллионов долларов в технологии, у нас были сотрудники по всему миру, о которых мы действительно заботились. Если бы единственная цель была — нарастить акционерную стоимость, то управлять компанией могла бы и моя дочь — причем любой компанией. Но это не единственная цель.

Что вы посоветуете тем, кто оказался в таком же положении?

Позовите на помощь кого-нибудь, кто не связан с вашей компанией. Все внутри испытывают такое же давление, как и вы. Так что найдите кого-нибудь с подобным опытом, но не погруженного в вашу историю. В конце концов, стоит побороться и за мнение стейкхолдеров, даже если это сулит компании какие-то сложности.

В интервью 15-летней давности вы сказали, что поскольку вы всегда были и остаетесь и чернокожим человеком, и женщиной, то не можете точно определить, насколько пол и цвет кожи повлияли на вашу карьеру. Вы также сказали, что не было никакой разницы между тем, как компания обращалась с вами или с другими инженерами в штате. Теперь, когда прошло время и можно дать отстраненную оценку произошедшего, ваше мнение не изменилось?

Нет, особенно когда я оглядываюсь на начало моей карьеры. Основатель Xerox, Джозеф Уилсон, был человеком просвещенным и свободным от предрассудков, и к началу моей работы в компании в 1980 году в отношении равенства там уже кое-чего достигли. Но по мере того, как мой карьерный путь начал понемногу сужаться, стало ясно, что темы расы и пола всегда вызывали реакцию — положительную или отрицательную.

Насколько сильно предрассудки затрагивали вашу личную жизнь?

Когда я росла, то сталкивалась лицом к лицу с расизмом или сексизмом почти каждый день. Постепенно я стала относиться к этому равнодушно. Хорошо помню, как однажды зашла с сыном в магазин одежды Barneys. Тогда я уже была топ-менеджером и хорошо зарабатывала, что не помешало мне попасть в типичную ситуацию, когда кто-то в магазине все время наблюдает за тобой. Я и до этого часто испытывала подобное, однако именно в тот раз я впервые сказала: «Это же неправильно». Может, кому-то и приятно, когда другие люди говорят: «О, да, она одна из нас». Но мы должны перестроиться настолько, чтобы в обществе больше не было деления на элиту и всех остальных.

Вы пишете, что ваши сверстники в колледже могли принять ваш успех чернокожей женщины только как нечто исключительное, считая вас чуть ли не сверходаренной. И это значило, что они неспособны смириться с тем, что другие талантливые и трудолюбивые чернокожие люди могут добиваться того же. Вы и в дальнейшем испытывали подобное отношение?

Абсолютно. Даже в следующий период моей карьеры люди говорили: «Боже мой, ты такая потрясающая!» И я поняла, что, сами того не осознавая, они полагали: чтобы возглавлять проект или стать гендиректором, я должна быть «поразительной». Иначе им пришлось бы признать, что и другие подобные мне могут сидеть со мной за одним столом, выглядеть и работать так же, как и я, и быть родом оттуда же, откуда и я. Я не какая-то потрясающая. Я здесь, потому что я такая же, как и вы.

В самом ярком отрывке вашей книги вы пишете: «Вся жизнь чернокожих людей, особенно женщин, была подчинена той общественной структуре, которую воздвигли белые мужчины на плечах афроамериканцев и других меньшинств, — структуре, в которую мы так и не можем вписаться полностью». Это откровенное обвинение от женщины, которая поднялась до вашего уровня. Как вообще мы можем добиться прогресса в решении проблемы, корни которой так глубоки?

Многое кроется в цифрах. Одна из вещей, с которой вы сталкиваетесь, попадая в некое интегрированное пространство, — это другая динамика. Иной язык. Тут отличается буквально все. Чтобы привыкнуть к разнообразию, нужно его просто создавать. Мы должны быть конструктивными в своих действиях, чтобы гарантировать, что мы поддерживаем разно­образие, справедливость и инклюзивность. Как это сделать? Начать с каких-то маленьких шагов.

Цифры очень помогают. Если вы один или двое из 40—50 человек, то на вас посмотрят как на белую ворону. Но это порой выгодно. Все 10 лет в Xerox я была одной чернокожей женщиной в отделе. И если я поднимала руку, меня всегда слушали, потому что было невозможно не заметить. Но нам надо сделать так, чтобы это не было какой-то аномалией.

Вы открыто высказывались по гендерным вопросам. На ваш взгляд, женское лидерство сильно отличается от мужского?

Сегодня многие естественные женские черты делают нас более успешными лидерами — разносторонними, осторожными в принятии решений, менее жестокими. Нам не чуждо такое здравое чувство, как сомнение. Я встречаюсь с другими успешными женщинами, и мы говорим о том, можем ли мы делать что-то лучше, достаточно ли того, что мы делаем. Ночью я лежу в постели и перебираю в памяти те дела, которые я выполнила плохо. То, что мне удалось сделать хорошо, я и не вспоминаю. Еще на нас по-прежнему лежит ответственность за заботу о семье. Это заложено в генах. Мы радеем о людях, вселяем в них чувство собственной значимости и ценности.

С вашей точки зрения, чернокожие женщины уже лучше чувствуют себя на рабочих местах?

Это отличное время для афроамериканок, потому что у нас есть такая черта характера, как твердость. Белые женщины вас не воспринимают. Черные мужчины отвергают. А белые мужчины даже не знают, что вы рядом. Так что вам приходится быть твердой и настойчиво добиваться своего.

В книге есть откровенный разговор с сестрой Розмари, психологом-консультантом старших классов в католической школе Манхэттена, где вы учились. Она сказала, что у вас в жизни три дороги: вы можете стать учителем, медсестрой или монахиней. Почему же она не включила в список гендиректора Xerox?

Это было в 1972 году, и будь вы в то время женщиной, у вас был бы очень узкий набор вариантов. Помню, что когда мне было семь или восемь лет, я о чем-то спросила приходящего учителя географии. После он сказал мне, что я умница и задала ему хороший вопрос, несмотря на то, что я черная девочка из небогатой семьи. Наверное, он думал, что произносит комплимент, но по сути это звучало как приговор: «Ты смышленая, но тебе просто не повезло». Его слова засели у меня в голове надолго. Но потом я поняла, что на самом деле это не так. Конечно, бедность мне не по душе, но очень нравится быть черной, да еще и девочкой.

В ваших мемуарах, я полагаю, вы предстаете нам настоящей. Там есть ненормативная лексика. Открытая критика Трампа. Самобичевание. Какую цель вы ставили перед собой, начав писать эту книгу?

Я хотела показать Урсулу Бернс как обычного человека. Меня часто описывают либо суровой, либо безупречной. Когда вы взглянете на мою жизнь, она покажется вам хорошо спланированной. Я же просто шла вперед, следуя своим убеждениям и идеалам. Люди говорят: «У тебя такая захватывающая судьба!», а я говорю: «Да, было неплохо». Но это просто жизнь. И все.

Хотя я знаком с вашей биографией, все равно при прочтении книги переживал, что вот-вот у нее все полетит к чертям. Вы описывали случаи, в которых вы рисковали или были слишком прямолинейны. Как вам удавалось такое?

Жизнь часто требует прямолинейных и рискованных решений, именно это я и хотела показать. Мы все — люди, и совершаем ошибки, делаем оговорки, бываем нетерпимы. На своем жизненном пути я чаще поступала хорошо, чем плохо. Но тоже ошибалась. И просто продолжала добиваться своего.

Вы довольно оптимистичны относительно Америки и мира в целом. Какие доводы в эту пользу?

Мы пережили годы Трампа без революции. Было приятно видеть, как американцы проявляют благопристойность и уважение друг к другу, а не устраивают беспорядки на улицах. Кроме того, мы вовлечены в национальный дискурс о расовой и социальной справедливости, экономическом равенстве. Люди уже осознают, что есть проблемы. И потом, я считаю, что человек по природе своей добр. Нам просто нужно лучше заботиться друг о друге.