renchen.ru
«Единственный способ покончить с токсичной культурой — полная перезагрузка»
Джереми Эндрюс
По просьбе HBR гендиректор компании Traeger Джереми Эндрюс рассказал о том, как избавиться от токсичной культуры
Октябрьским утром 2014 года я приехал в офис и увидел, что парковка окружена пожарными машинами. Перед этим я как раз сделал важное заявление: Traeger, орегонская компания-производитель оборудования для гриля, гендиректором которой я стал незадолго до этого, должна закрыть складское и транспортное подразделения и передать их функции на аутсорсинг фирме UPS. Это был важный стратегический шаг, и мы постарались смягчить его последствия, предложив десяткам увольняемых сотрудников щедрые выходные пособия и содействие в трудоустройстве. Тем не менее новость была принята в штыки. Выйдя из машины, я увидел, что горел один из наших грузовиков. Мы не нашли виновного, но в том, что это поджог, сомнений не было.
Я собрал топ-менеджеров, чтобы обсудить дальнейшие действия. Тут кто-то из них увидел в своей новостной ленте сообщение о том, что разгневанный сотрудник нашего офиса в Алабаме застрелил двоих коллег. Это заставило нас задуматься: как далеко может зайти ситуация? Через час в кабинет заглянул один из старожилов компании: «Ходят слухи, что сегодня случится что-то серьезное». Я понимал, что от меня ждут решительных действий, и мне было не по себе. Впервые в жизни мне стало боязно находиться в собственном офисе.
В бизнес-школах не учат, что делать, если сотрудники начинают жечь ваши активы или затевают мятеж. Увы, все это было лишь симптомами более серьезного недуга: в компании сформировалась токсичная культура недоверия, недоброжелательности и разобщенности. Вступив в должность, я не один месяц пытался найти ключ к решению проблемы. День, когда сгорела наша фура, стал поворотным: я понял, что нужно до основания разрушить существующий уклад и создать новый с чистого листа.
Дух предпринимательства
Мой путь к высшему посту в Traeger был, мягко говоря, извилист. Как и многие молодые люди, я долго пытался понять, чем хочу заниматься в жизни. После окончания вуза я три года работал консультантом по вопросам управления — многому научился, но так и не полюбил это занятие. Потом полгода трудился дневным трейдером на бирже, и это была самая нервная и изматывающая работа в моей жизни. Затем подрабатывал в компании, строившей отели. Наконец, пошел учиться в Гарвардскую школу бизнеса — но в 2002 году, когда я получил диплом, экономика еще оправлялась от краха доткомов и меня приглашали исключительно в те сферы, где я уже работал: управленческий консалтинг и недвижимость. Но мне хотелось чего-то нового.
После нескольких месяцев жизни у родителей я переехал в Даллас и стал партнером небольшой фирмы, производившей замороженные напитки. Впервые в моей карьере все складывалось хорошо: я работал на складском автопогрузчике, вел переговоры с банкирами, торговался с дистрибуторами. Мне нравилось вникать во все тонкости работы компании, и я наконец понял, что хочу быть предпринимателем.
Через несколько лет меня познакомили с Риком Олденом, основателем Skullcandy. Тогда эта фирма была еще маленькой — ее продажи составляли всего $500 тыс. (они уже встраивали динамики в шлемы для сноубординга, но еще не прославились своими наушниками). В 2005 году я перешел в Skullcandy на позицию вице-президента по производству. Мы росли так быстро, что я постоянно чувствовал себя на шаг позади; но я многому учился. Рику не всегда удавалось привлекать внешних инвесторов, приходилось строить бренд очень экономно. В конце концов я дорос до гендиректора, проработал им восемь лет, увеличил выручку до $300 млн и вывел компанию на IPO. Публичной компанией управлять было уже не так интересно: акционеры играли на понижение, а кроме того, если честно, мы все-таки были мелковаты для биржи. В начале 2013 года я ушел из Skullcandy в частный инвестиционный фонд: хотел найти небольшой бизнес, чтобы купить его и самому им управлять.
Магия бренда
Я рассмотрел 40—50 вариантов и более детально изучил около десятка из них. Особенно меня интересовали компании, ориентированные на потребителя. Когда я рос, мой отец занимался управлением брендами — и мне всегда была ближе сфера потребительских товаров. Я люблю проникать в мысли клиентов и создавать под них марку и продукт. Одно время я подумывал купить производителя конфет из натуральных ингредиентов, потом присматривался к производителю блендеров… В каждом случае я прежде всего думал о том, как можно было бы значительно расширить бизнес.
О Traeger я узнал весной 2013 года — как только начал поиск. Фирме было уже 26 лет, она обладала патентом на гриль на древесных пеллетах, но я никогда раньше не слышал ни о ней, ни о ее продукции. История Traeger уходит корнями в 1970-е, когда в период нефтяного кризиса люди стали искать альтернативные виды топлива. Вырос спрос на печи на древесных пеллетах, и в начале 1980-х владелец теплоснабжающей компании из Орегона Джо Трегер применил эту технологию (когда пеллеты подаются в топку с помощью электромотора, вращающего шнек) к уличному грилю. Благодаря использованию термостатов для контроля нагрева грили на пеллетах оказались очень удобны для копчения мяса при постоянной температуре. Я связался с компанией, пообщался полчаса и решил, что это не мое. Мангалы казались мне примитивным ширпотребом, и я не видел перспектив в этих кусках металла. Завершив разговор, я выкинул Traeger из головы.
Но через несколько месяцев мне снова позвонили из инвестиционного фонда, который рекомендовал эту компанию. Оказалось, фонд купил акции Traeger и начал сотрудничать с ее гендиректором, но они не поладили — и теперь инвестор искал для фирмы нового главу. К тому моменту я уже 10 месяцев безуспешно подбирал себе компанию и порядком устал, поэтому решил прислушаться к предложению. Фонд более тщательно изучил Traeger. У бренда был какой-то фантастический индекс лояльности: буквально каждый, кто приобретал их гриль, начинал активно рекламировать его всем знакомым. Создавалось впечатление, что бренд обладает какой-то магией, которую нынешние владельцы просто не смогли превратить в достойный рост. Я был заинтригован.
Мы создали структуру, в которой я становился миноритарным акционером и гендиректором. Я отправился в штаб-квартиру компании в Орегон; однако чем ближе я знакомился с ее культурой, тем больше жалел, что ввязался в это дело.
Синяк на груди
В первый приезд я сосредоточился на двух моментах: потенциале роста продаж и компетентности руководства. Там было над чем работать. До 2010 года фирма сама изготавливала грили (что с точки зрения стратегии было не совсем правильно), но затем производство перевели в Китай. Однако складское хранение, обработка и доставка заказов к 2013 году все еще оставались в ведении компании, хотя большинство конкурентов давно передали эти функции на аутсорсинг. Traeger даже сама владела грузовиками и держала в штате водителей. В общей сложности в фирме работало около 240 человек: 120 в орегонском офисе, 30 в отделе сбыта в Юте и еще 90 продажников на контрактной основе по всей стране. Я жил с семьей недалеко от офиса в Юте и постоянно ездил оттуда в Орегон.
Я почти сразу ощутил масштаб культурной проблемы. Инвестфонд, как и я, был миноритарием, а б?льшая часть акций принадлежала серийному предпринимателю из Флориды. Он владел фирмой восемь лет, и за это время уволилось уже семь гендиректоров; я был восьмым. Позднее я узнал, что сотрудники за глаза называли меня «очо» («восемь» по-испански) и думали, что я тоже вот-вот уйду. Их поведение это выдавало. Когда я просил предоставить те или иные данные, меня просто игнорировали. Как-то раз, приехав в штаб-квартиру, я попросил о встрече финансового директора. Я был его начальником, но он заявил, что слишком занят (и в итоге выкроил для меня всего полчаса). Я призывал людей к совместной работе над проектами, и те просто отказывались.
Мажоритарий не участвовал в руководстве компанией, однако каждый день активно общался с сотрудниками всех уровней — и они воспринимали его как босса. Он создал культуру страха: его все боялись, и ему это нравилось. Недавно я перечитал нашу с ним переписку за первые три месяца работы — и я горд тем, насколько сдержанно и осмотрительно себя вел. Он давил и проявлял агрессию, и этот стиль невольно перенимали сотрудники.
