читайте также
«Большие идеи» поговорили Анатолием Корнеевым о том, как изменился рынок вина в России, о формировании новых вкусов и выводе на рынок новых винных брендов.
«Большие идеи»: Как изменилось потребление вина в России за последние 2,5 года?
Анатолий Корнеев: Общее потребление вина в России составляет около 1,2 млрд бутылок ежегодно. Люди по всему миру стали пить меньше вина и переключаются на пиво, это происходит не только из-за геополитических проблем, но и из-за экономических, социальных и климатических причин. Мы потеряли заметное количество литров в привычных нам регионах — Италии, Франции, Испании — не только из-за их статуса «недружественных» стран. В пандемию произошло сокращение объемов производства, кроме того, накладывает отпечаток и изменение климата. Например, за последние три года крупнейшие мировые поставщики белого вина поступательно теряли по 30—40% урожая из-за заморозков. И европейские виноделы вынуждены постоянно поднимать цены, но не на 2—3%, как раньше, а драматически.
Если говорить про тех, кто все еще пьет вино, как меняются их предпочтения?
Винный рынок — сегментированный и неоднородный. На большом массиве общий рынок существенно поменялся: мы видим, что растет российское вино во всех ценовых сегментах. В импорте сменились лидеры — теперь первое место занимает Грузия, потом идет Италия, Франция, затем Португалия. Предполагаю, что скоро нас ждет всплеск поставок из Нового света — это Южная Африка, Чили и пока еще условно дружественная Аргентина. Хотя и она может оказаться в списке недружественных (В конце 2023 года на выборах президента Аргентины победил анархокапиталист Хавьер Милей, который ранее заявлял, что разорвет отношения с Китаем, Россией и Бразилией, а также отзовет заявку страны в БРИКС — прим. БИ). Вслед за грузинским вином растут и поставки из Армении, но здесь велики шансы, что мы лишимся их из-за политической позиции республики.
На европейские страны сейчас приходится 75% рынка, но они могут существенно потерять свои позиции в скором будущем. В России повысили пошлины до 25% на ввоз продукции из недружественных государств и минимальная ставка составляет $2 за бутылку. Поэтому, исходя из всего сказанного, европейские вина могут снова заметно подорожать, что вызовет очередной рост продаж беспошлинных грузинских вин.
Получается, что везти вино из «недружественных» стран будет долго и дорого и постепенно происходит замещение вин на полках на местную продукцию и ту, что привезли из «дружественных» регионов?
Везти из «недружественных» все равно быстрее, чем из Нового света. Мы все равно везем продукцию через Европу, страны Прибалтики, а доставка через океан занимает по шесть-семь месяцев. Запад не вводит санкции на вино, если говорить не про люксовый сегмент, потому что это будет очень болезненно для них самих. Например, Россия покупает 10%, а у некоторых винных домов и 20% от общего объема просекко, который они производят. Если сейчас все же введут новые пошлины, это приведет к тому, бутылка, которая на полке стоит 900 рублей, будет стоить 1400 рублей. Уверен, что это приведет к драматической потере объема продаж как минимум вдвое.
Потребитель при этом вряд ли заметит большую разницу — какая ему разница, как мы будем привозить мальбек или какое-то игристое вино — кап из Южной Африки?
Но как вы планируете объяснять покупателям, что кап не хуже просекко? Речь идет про очень консервативный рынок.
Это наши проблемы и заботы. Сейчас выиграет тот, у кого есть самая серьезная маркетинговая платформа, у кого есть своя дистрибуция и кредит доверия. Потому что продавцам придется методично объяснять, что существуют альтернативы просекко или другим винам. Для себя мы выбрали российское вино как точку применения силы. Оно сейчас на подъеме, становится все более надежным и качественным. И это не политический лозунг.
Сейчас это не патриотизм и не только деньги — это еще и любознательность. К сожалению, узкое место — это объем производства качественного и надежного вина. Для сравнения: в России выдано чуть больше 300 лицензий на производства вин, в Италии — 54 000. Качественным вином я называю то, что делается с использованием всей технологической цепочки без привлечения вспомогательных средств и добавления чего бы то ни было — воды, ароматизаторов.
Многие алкогольные бренды декларируют, что они не работают с Россией. Год или полтора назад вы говорили, что это скорее проблема самих марок, чем ритейлеров или импортеров. Изменили ли вы точку зрения?
В этих заявлениях оказалось очень много лицемерия. Компания Moet & Chandon громко хлопнула дверью и закрыла российский офис одним днем. Но их продукция как была доступной на нашем рынке, так остается и сегодня. Мы видим, что они попадают в Россию от импортера в Дубае. Исторически рынок ОАЭ потреблял порядка 100 000 бутылок в год, российский — 500—600 000. Не думаю, что можно завезти в страну дополнительно около 450 000 бутылок без договоренностей с производителем.
Появились ли какие-то марки, которые целенаправленно стараются занять место ушедших брендов?
Категория просекко под ударом. Потому что мы научились делать приличное игристое в России. У нас традиционно объем производства игристых вин был выше, чем во всем мире, — иногда до 30% от общего количества вина. Во Франции, например, не больше 17%. Наша страна исторически тяготеет к игристому вину больше, чем к тихому. В советское время 200 млн бутылок игристого вина одного бренда выпивали за одну ночь. Где найти еще такой бренд и такой рынок?
Пополнился ли список поставщиков вина из экзотических стран, которые до этого кризиса не были представлены на российском рынке?
Я никогда в жизни не пробовал столько индийского, китайского, турецкого вина, как за последние два года. Но глобально, как я уже говорил, винный рынок — очень консервативный. Несмотря на все сложности, новые статусы «дружественных» и «недружественных» стран, непростую логистику, рынок очень наполнен. Поэтому везти сюда дополнительно что-то типа Черногории и Сербии можно, но зачем?
Есть замечательное китайское вино, там научились повторять вкусы разных сортов и видов. И стоит дешевле. Мы изучили их предложения и поняли, что раскачать россиян на китайское вино, пока есть все остальное, будет очень сложно. Но этот игрок уже существует и растет бешеными темпами — всего за 15 лет они стали третьим по размеру «виноградником» мира.
Школа «Энотрия», которая входит в Simple Group, когда-то первой в стране получила верификацию от международной ассоциации сомелье (ASI). Удалось ли сохранить эти отношения?
Нет, мы были забанены. ASI поступила очень некрасиво — это было пиратство, я считаю. Они взяли деньги с наших абитуриентов, со студентов и должны были выдать им учебники, доучить, довести до конца. Но ничего этого не произошло: ASI не выполнила своих обязательств и не вернула деньги, а мы были вынуждены извиняться и объяснять причину такого буллинга с их стороны.
Какой риск для вас несет в себе разрыв отношений с этой международной ассоциацией?
Мы не разорвали отношения, парадоксальным образом диалог все еще ведется. Они боятся возможных санкций, как и все. Мы больше нигде не говорим про международную ассоциацию, проводим аттестацию по тем же самым принципам и стандартам, только на уровне Российской ассоциации сомелье. На протяжении многих лет мы платили в ASI взносы, а теперь больше этого не делаем. При этом у нас растет число студентов.
До 2022 года выпускники нашей школы — сомелье и кависты — получали аттестаты международной ассоциации и, когда началась мобилизация, очень многие уехали и нашли себе работу в другой стране. У меня нет точной цифры, но, по моим наблюдениям, — 5—8% лучших игроков релоцировались и нашли хорошую работу.
Вы сказали, что у вас выросло число студентов — с чем связываете?
Весь сегмент HoReCa очень сильно вырос за эти два года — россиянам стало сложнее путешествовать. И если человек не может поехать за границу, он будет ходить по ресторанам и путешествовать внутри страны. Подстраиваемся под этот спрос и мы — у нас всегда были школы в Москве и Петербурге, сейчас запустили мобильный формат — теперь мы выезжаем в другие города — Нижний Новгород, Калининград. Мы также открыли офис в Екатеринбурге, за счет этого хотим обеспечить покрытие от Урала до Поволжья; присматриваемся к Сибири и Геленджику, где нам нужно проводить стажировки.
У Simple есть собственные виноградники в Грузии, в Крыму, в Краснодарском крае. Что с ними происходит сейчас?
В этом году мы впервые везем в Россию два своих бренда грузинского вина, партия уже в грузовиках едет в страну, и мы его будем презентовать этим летом. Первая марка очень веселая — это «Квартети», потому что четыре собственника и четыре виноградника. А вторая — «Магария», тоже вино с забавными, мультяшными этикетками.
С Крымом мы очень осторожны, у нас там есть свои партнеры, которые делают СТМ для Simple. Есть и проект в Краснодарском крае, но о нем мы ничего не говорим и не комментируем, пока не построим бренд. На текущий момент даже еще не сформировалась концепция. Если приводить в пример нашу винодельню в Тоскане — там прошло 10 лет до момента, когда мы пришли в точку безубыточности, и это с лозой, которая была посажена не нами, а еще в 1997—1999 годах. Поэтому российский бренд, который мы представим, появится не ранее начала 2030-х.