Александр Васильев: «Мода не может
быть повседневной»

Александр Васильев — человек, который знает о моде все. Историк моды, преподаватель, телеведущий, театральный художник, оформивший более 120 спектаклей в разных странах мира, обладатель уникальной коллекции одежды, в которую входит около 55 тысяч экспонатов, он называет моду коллективным сумасшествием и скептически относится к русскому вкусу.

HBR — Россия: Что такое мода?

Васильев: Мода — это всегда отражение эпохи и коллективное сумасшествие: люди верят, что надо все время меняться. Обывателям кажется, что мода — праздник для девочек, повод красиво одеться. Однако мода — это не только одежда, это манера жить. Она затрагивает интерьер, имя, диету, методы лечения, место отдыха, породу собак.

Что влияет на становление моды?

Всегда одно и то же: политика, экономика, культура и религия.

Каким образом?

Когда опускается железный занавес, страна закрывается от внешнего влияния. Так было, скажем, в СССР, в Северной Корее, в гитлеровской Германии. Когда господствует национализм, люди стремятся одеваться в отечественную одежду. Сейчас в России очень популярны национальные дизайнеры: наши, мол, не хуже западных. Но у нас нет своих тканей, все привозные. Мы выпускаем вафельные и махровые полотенца, больничную байку, медицинскую марлю, палаточный брезент — но из них нельзя шить модную одежду. Любой финансовый кризис бьет по моде, потому что мода — это роскошь и первое, в чем себе отказывают, — светлые ткани, богатые отделки.

Люди начинают носить скромную неяркую одежду, одеваться, что называется, практично и удобно. Символ кризиса — черный цвет: он менее маркий, черную одежду можно меньше стирать и за счет этого экономить на электроэнергии и стиральном порошке. Если говорить о религии, то активное промусульманское движение в Европе заставляет женщин отказываться от мини, прятать ноги, убирать волосы. Они готовы одеваться скромно, чтобы к ним не приставали.

Влияет ли отечественная индустрия моды на западную?

Отечественные дизайнеры много работают и много создают — но чаще всего небольшие коллекции, с маленьким ассортиментом и такими же продажами. На Западе их никто не знает и не носит их одежду. Что действительно влияет (или, скорее, влияло) на западную индустрию моды, так это русский вкус. Я говорю «влияло», потому что речь идет о временах, когда рубль был сильным и еще не вышел указ, запрещающий представителям многих силовых структур ездить за границу.

Тогда производители одежды, те же Dolce & Gabbana, Roberto Cavalli, подстраивались под вкус русских и делали вещи, которые заведомо им понравятся. Дело в том, что русские модницы (вместе с украинскими и казахскими) покупали в Европе 27 процентов мирового выпуска люкса; примерно столько же уходило в Эмираты, где их приобретали выходцы из этих же трех стран. Сегодня этот рынок сильно просел, и это серьезная драма для западных производителей одежды.

Как вы оцениваете принятую в России манеру одеваться?

Многие замечают, что россиянки одеваются очень ярко и празднично. Я считаю, что у этого феномена несколько причин: 70 лет репрессий в мире моды, тотальный дефицит, царивший в СССР, демографический перекос. По статистике, в России женщин больше, чем мужчин, поэтому для женщин одежда — способ обратить на себя внимание. Они чрезмерно красятся, носят много украшений, высокие каблуки, маникюр не потому, что у них нет вкуса (хотя и такое часто бывает), а потому, что это зов пола.

Видите ли вы связь между интеллектом и вкусом?

Конечно, самую прямую. Армани сказал: элегантность — это ум женщины. Только умная женщина способна быть элегантной, а глупая — никогда, она всегда одевается безвкусно.

А можно ли развить вкус?

Вкус — как слух, его трудно развивать. Ребенка без слуха возьмут только в пятый ряд хора, солистом он никогда не будет. Так и человек, который родился в семье без вкуса. Все зависит от родителей, от того, какие игрушки они дарят детям, какую музыку слушают, как одеваются. Ребенок впитывает это с детских лет.

О чем можно судить по одежде человека?

Обо всем: о его происхождении, национальности, профессии, благосостоянии, возрасте.

Как вы пришли в профессию в стране, где моды официально не было?

Через родителей. Я сын театрального художника и актрисы первого выпуска Школы-студии МХАТ. Папа был выездным (то есть ездил за границу, что было редкостью в советское время) и старался меня и мою сестру одеть с иголочки. Мама очень интересовалась модой и стилем и любила хорошо одеваться. Поскольку я рос в театральной семье, я встречал многих артисток — красавиц своего времени, которые считались иконами стиля: Любовь Орлову, Ирину Скобцеву, Наталью Фатееву, Людмилу Гурченко, Майю Плисецкую. Я варился в этом соку, и было бы странно, если бы не стал тем, кем стал.

Вы хотите организовать в России музей моды. Что, по-вашему, такой музей может дать людям? Какой вам представляется его задача?

Такие музеи есть во всех цивилизованных государствах. Они нужны для развития моды, для понимания истории страны. Музей покажет, как изменялся вкус в России, какая разница между тканями, отделками, мехами, аксессуарами в дореволюционную и послереволюционную эпоху. Это будет превосходный экскурс в прошлое — не хуже книг по истории. Я верю в колоссальный успех музея.

И все же открыть его у вас пока не получается. Почему?

У меня нет средств, я не миллионер. А государство в таком музее не заинтересовано. Мы не ценим свою историю, свою материальную культуру. В Эрмитаже есть потрясающая коллекция императорского костюма — это вещи, которые находились в Зимнем дворце до революции. Не так давно ее выставляли — это была душераздирающая, великолепная по красоте выставка. Но она закончилась, и костюмы сложили в коробки, убрали. Их хранительница сказала мне, что последний раз государство выделяло деньги на покупку текстиля в коллекцию в 1974 или 1975 году. Это просто никому не нужно.

В своем музее вы планируете выставлять повседневную моду?

Повседневной должна быть одежда — мода не может быть повседневной. Повседневно надо одеваться в теплую немаркую непромокаемую одежду. Я против идеи о том, что мода — для всех. Мода — для избранных, для богатых бездельников. Бренды стоят бешеных денег, любая брендовая одежда — только для тех, у кого есть средства. Если бы я выставлял повседневную одежду, никто бы не ходил на мои выставки.

Разве не интересно посмотреть, как раньше одевались простые люди?

Абсолютно не интересно. Они одевались дико. Русский народ всегда был раздет, дыряв и бос, особенно после прихода большевиков. Было гонение на моду, на одежду. Все занашивали до дыр, перелицовывали, штопали.

Вы работали во многих странах. Можете ли вы сравнить работу в театре в России и за рубежом?

У нас очень раздуты штаты: в театрах много персонала. У людей маленькие заплаты, и многие работают спустя рукава. На Западе штаты сжатые, каждый получает гораздо больше денег, чем у нас, и занимается только своим делом: кто-то освещает, кто-то включает звук, кто-то носит декорации. И никто никому не советует, как надо работать, — в отличие от России. На Западе другая школа театральных художников: не такая живописная, цветная, красочная, как у нас, более сухая, модерновая. Российская школа очень сильная, и ее высоко ценят на Западе. Поэтому мне легче найти работу за рубежом, чем на родине.

А чем отличается преподавательская работа здесь и, скажем, в Европе?

Во-первых, в Европе совершенно другой уровень восприятия культуры одежды. Студентам не надо объяснять, что такое тюрнюр, кринолин, — им все объяснили в семье. А в России студентов приходится всему учить с нуля. Во многом дело в культуре воспитания: у большинства населения сегодняшней России крестьянско-пролетарские корни. Люди судят об одежде по-деревенски: «а чего это он так вырядился?», «а что скажут соседи?» и т. д. Россия — едва ли не единственная страна в мире, где преследуется экстравагантность. Если кто-то оделся необычно, о нем говорят: «городской сумасшедший». Ни в Париже, ни в Лондоне такого не бывает: всем все равно, все заняты своими делами. А нас все считают своим долгом осудить, обсудить, объяснить, что они думают. В России не любят людей, которые выделяются. У нас экстравагантен только подиум: за деньги можно пройтись в любом наряде. Во-вторых, у нас большинство студентов — женщины, в то время как в Европе поровну женщин и мужчин. В России считается, что мода не имеет отношения к мужчинам.

Почему?

Девяносто процентов всех модельеров-мужчин нетрадиционной ориентации. И люди, в том числе мамы мальчиков, просто боятся пересудов. При этом гордимся мы в основном дизайнерами-мужчинами: Вячеславом Зайцевым, Валентином Юдашкиным, Игорем Чапуриным. Хотя есть, конечно, и женщины — основатели брендов: Коко Шанель, Нина Ричи, Эльза Скиапарелли. Я не могу сказать, что мужчины более талантливы, — они просто доминируют в моде.

Если бы вам пришлось выбрать один вид деятельности, из тех, которыми вы занимаетесь, от чего бы вы смогли отказаться?

Ни от чего. Я люблю свою работу, свою творческую деятельность. Если бы я делал только что-то одно, я бы, конечно, устал. Мне нравится разнообразие. И потом, для меня очень важна финансовая составляющая: где я возьму деньги на свою коллекцию, если откажусь от какой-то работы? К тому же я еще молод — не только телом, но и душой — чтобы что-то бросать или уходить на пенсию.

Какие качества вы цените в людях, с которыми работаете?

Для меня очень важны смекалка, работоспособность, благожелательность и энтузиазм, или любовь к делу

Каким принципом вы руководствуетесь в жизни?

В детстве я посмотрел английский фильм «О, счастливчик», и меня поразила одна фраза: «Успевай — и ты успеешь, а отстанешь — ты пропал». Это стало одним из моих лозунгов. Я всегда стараюсь быть энергичным и делать максимально много. Я не отлыниваю от работы, не ленюсь, мало сплю, не имею вредных привычек, не пью, не курю, не принимаю наркотики. Это помогает мне все успевать.