Другое
высшее образование

После того, как Советский Союз рухнул, наша система образования так и не сумела окончательно выйти из парадигмы плановой экономики. Она живет как бы вне рынка: государственные вузы — основа высшей школы — существуют на бюджетные деньги и управляются государством, конкуренции между ними нет. Работодатели рычагов воздействия на вузы не имеют. В итоге падает качество образования: все меньше иностранных студентов едет в российские вузы учиться, а профессоров — преподавать, все реже наши университеты попадают в международные рейтинги. На это можно было бы закрыть глаза, но есть и другие цифры: по данным Росстата, в 2008 году рост производительности труда затормозился до самого низкого показателя за последние шесть лет. Это означает, в том числе, что система образования плохо обеспечивает страну качественным человеческим капиталом — а ведь это ее главная задача. Пришло время реформ.

Основные проблемы российской системы высшего образования — высокая степень централизации и, как следствие, слабая связь с рынком труда и низкая прозрачность.

Прекрасная иллюстрация — государственные вузы. Министерство образования утверждает ректоров (кандидатуры предлагает сам вуз), которые подчиняются ему в управленческих, кадровых, финансовых и других вопросах (хотя в последнее время ситуация и меняется в положительную сторону). В итоге вузам не слишком интересно мнение работодателя — они от него не очень зависят. Иначе устроено большинство европейских и американских высших учебных заведений, где даже ректоры государственных вузов очень часто подчиняются не министерствам, а наблюдательному совету, куда входят, например, представители муниципалитета и самого университета. Свободный университет Берлина, второй по величине в столице Германии вуз, управляется попечительским советом, в который входят шесть представителей Берлинской земли и три самого университета. Совет ведает важнейшими вопросами: от приглашения профессоров до управления бюджетом. Логично: это стейкхолдеры, и они заинтересованы в том, чтобы университет выпускал на рынок востребованных специалистов. А российские заведения продолжают в комфортной слабоконкурентной обстановке выпускать специалистов, скроенных по прежним лекалам. Но цифры говорят о том, что такие выпускники не слишком нужны бизнесу. По данным исследования ГУ-ВШЭ, Росстата, Фонда общественного мнения и «Левада-центра» 2006 года, работодатели считают, что в переобучении нуждаются как минимум 38% молодых сотрудников.

Вектор движения

Россия не одинока в своей проблеме. Модель высшего образования, которая существует у нас еще с царских времен, называется «континентальной», и до недавнего времени ее адептами была большая часть европейских вузов. Ключевые признаки: монолитные пятилетние программы, контроль государства над большей частью вузов, слабая вовлеченность системы образования в рынок. «Континентальной» противостоит «американская» модель: гибкие двухуровневые программы, жестокая конкуренция, невысокое присутствие государства. Тенденция в мире такова, что последние годы «американская» модель планомерно вытесняла «континентальную». Европейцы сопротивлялись, но объективно ухудшающиеся показатели высшего образования не оставили им выбора. В топ-50 любого из двух наиболее авторитетных рейтингов — Шанхайского университета или газеты Times — европейские университеты можно пересчитать по пальцам; остальные — американские (в обоих есть еще несколько азиатских). В 1999 году большинство европейских стран подписало Болонскую декларацию, главная цель которой — создание единого образовательного пространства. Вектор четкий: увеличить мобильность студентов и профессоров, снизить роль государства, заставить вузы конкурировать и т.д. — всем этим славятся американские университеты. Впрочем, градация «хуже-лучше» для оценки моделей не подходит: «континентальная» генерирует более сильных, «узких» специалистов, но из-за своей монолитности плохо реагирует на изменения внешней среды. «Американская» гибка и отлично реагирует на рыночный спрос — потому и победила.

У России, похоже, просто нет выбора, кроме как реорганизовать высшее образование, встроив его в капиталистическую экономику. Власти уже брались за реформу и сейчас вновь активизировались: идет переход к двухуровневой системе высшего образования, введен ЕГЭ. Но вот понять, как именно выглядит стратегия реформы, сложно — найти соответствующий документ нам не удалось. Эксперты подтверждают: четкого плана реформы пока нет. Тем интереснее его смоделировать, опираясь на лучший мировой опыт.

Дальние родственники

Стран, прошедших через реформы высшей школы, в мире достаточно: Сингапур, Малайзия, Индонезия, Венгрия, Финляндия... Мы выбрали три — Германию, Китай и Турцию: системы образования этих государств в чем-то похожи на нашу. Немецкая для российской была прототипом, а китайцы в свое время ориентировались на советскую; Турция так же, как и Россия, опиралась на немецкие образцы, к тому же это тоже развивающаяся экономика.

Турция: контроль по-умному. К окончанию Второй мировой войны Турция была аграрной страной с двумя университетами — Стамбульским и Стамбульским техническим. В 1950— 60-е годы спрос на высшее образование начал расти, и в стране стали открываться частные университеты. Качество преподавания в них, однако, было невысоким, и в 1971 году власти их национализировали. В последующие десятилетия правительство ужесточало контроль над вузами, но это не повлекло значительных улучшений. Усугубляла ситуацию разнородность системы высшего образования: кроме университетов в нее входили заведения неуниверситетского типа (профессиональные колледжи, институты и т.д.). Реформа стартовала в 1981 году. Ориентиром для турок стала прогрессивная европейская модель: власти стремились унифицировать систему и влиться в единое европейское образовательное пространство. Вот несколько шагов, которые позволили турецким университетам сделать качественный скачок.

— Создание точек роста. Ими стали университеты, где качество обучения было выше: к ним присоединили большую часть колледжей и институтов. Так бюджетные деньги распределяются более целенаправленно и эффективно. В итоге появилось несколько сильных диверсифицированных учебно-научных центров вместо более чем сотни посредственных заведений, где можно получить не только высшее образование, но и аналог нашего среднего специального, а также докторскую степень. К примеру, в состав Стамбульского университета, основанного в 1453 году, кроме 17 факультетов, входит несколько институтов и школ.

— Создание служб поддержки НИОКР. В Турции финансирование НИОКР осуществляют несколько государственных учреждений: Фонд развития технологий, Турецкая академия наук, Научный исследовательский совет. Они поддерживают исследования, организуют

стажировки ученых за рубежом, выделяют денежные премии за научные достижения и т.д. Благодаря многообразию форм, простой и понятной схеме финансирования помощь доходит до талантливых ученых.

— Участие в международных программах. Турция как член Болонской декларации активно участвует в европейских образовательных проектах. Например, в Socrates — комплексной программе, которая объединяет несколько уровней системы образования. Это способствует интернационализации турецких университетов и повышению качества обучения: европейские проекты предусматривают интенсивный обмен опытом и кадрами. Еще одно последствие — вхождение английского языка в обиход вузов: десятки турецких университетов предлагают программы на английском, в некоторых преподавание ведется только на нем (в Средневосточном техническом и Босфорском).

— Поддержка образования в провинции. В турецкой провинции проникновение высшего образования все еще остается невысоким. При помощи и по образу Открытого университета Великобритании был создан Открытый университет Турции, главная цель которого — поднять уровень образования в труднодоступных районах. Отсюда и дизайн программ: заочная и дистанционная формы обучения (видео- и аудиолекции, интернет-обучение).

Как и в России, вузы в Турции контролирует государство, а значит, им присуща неповоротливость и зарегулированность. Зато система управления организована четко: во главе стоит независимый Совет по образованию — выборный (на 8 лет) орган, куда входят представители университетов и правительства. Он формирует список кандидатов на ректорские позиции, который ложится на стол президенту страны. Ректор обладает огромной властью, но его пребывание в должности ограничено пятью годами.

Параллельно с государственными в стране активно развиваются частные и международные вузы, которые тоже становятся точками роста. Самым «европейским» вузом страны считается Средневосточный университет, который был создан под эгидой ЮНЕСКО и ООН и управляется по-европейскому образцу — не государством, а советом попечителей и университетским советом.

Китай: компромиссы глобализации. Во второй половине XX века китайское образование то получало импульс (модернизация 1950-х годов, в которой Китаю помогал СССР), то разрушалось едва ли не до основания (в ходе культурной революции часть университетов была закрыта). Восстановление началось только в 1970-х. Знаковым стал сентябрь 1998 года, когда был принят новый закон об образовании. К этому моменту высшая школа в Китае напоминала советскую: централизация университетов, уравнительное финансирование, 4—5-летнее одноуровневое образование и т.д. Главной чертой нового закона стала частичная либерализация образования: к этому власти подтолкнула интеграция Китая в глобальный рынок и амбициозные цели партии. По большей части успехи китайцев связаны с введением рыночных механизмов: например, университетам разрешили вести коммерческую деятельность (но с академическими свободами дела по-прежнему обстоят плохо). К тому же Китай перешел к двухуровневой модели «бакалавриат-магистратура». Вот еще несколько шагов, предпринятых властями.

— Создание университетов-лидеров. Отбор ключевых вузов и их поддержка — официальная стратегия китайских реформаторов. В 1995 году стартовал «Проект 21-1»: было выбрано 100 самых сильных вузов, которые в будущем должны будут составить конкуренцию мировым университетам. Эти заведения получили организационную и финансовую поддержку — деньги идут на НИОКР, повышение качества обучения, приглашение именитых профессоров, улучшение материально-технической базы. «Новые лидеры» менее ограничены в своих действиях, чем другие вузы. На них тратится примерно десятая часть всего бюджета на науку. В 1999 году селекция продолжилась — в новую программу, «Проект 98-5», попало уже только 40 лучших вузов, которые получили дополнительные средства из бюджета. Помощь китайского правительства исчисляется миллиардами долларов, и стратегия пока успешна: участник программы, Пекинский университет, в рейтинге Times 2006 года поднялся до 14 места. Подавляющая часть научных проектов Китая сейчас реализуется именно «новыми лидерами».

— Привлечение иностранных профессоров. Закон 1998 года снял, наконец, ограничения на работу иностранцев в Китае. Этим не преминули воспользоваться богатые госуниверситеты, начавшие массово приглашать звездных профессоров со всего мира, заманивая их высокими зарплатами, оборудованными по последнему слову прогресса лабораториями и амбициозными проектами. Сейчас в китайских университетах несколько десятков тысяч иностранных преподавателей. Эта цифра не была бы такой высокой, если бы китайцы не оказывали иностранцам поддержки: получение виз, поиск квартир и т.д.

— Репатриация китайских ученых. Отдельным направлением стало возвращение китайских ученых из-за границы — в основном из США. Эта работа ведется и на государственном, и на вузовском уровнях. Например, главная задача госпрограммы «Вечная река» — привлекать к масштабным проектам талантливых китайских ученых из провинции и из-за границы. Богатые госвузы тоже работают в этом направлении: в Пекинском университете специально отслеживают талантливых китайских ученых, работающих за рубежом. Кропотливая работа окупается — во время реорганизации, когда преподавательский штат увеличивался, университет «перевез» несколько сотен бывших соотечественников. Как и в случае со звездными иностранцами, государство выделяет на такие проекты деньги и поддерживает организационно: людям помогают с визами, жильем и т.д.

— Международное сотрудничество. В 2001 году Китай присоединился к ВТО. Вступление дало импульс интернационализации высшей школы, облегчив местным вузам участие в международных программах.

В итоге сегодня десятки тысяч китайских студентов и аспирантов ежегодно отправляются на учебу в другие страны (общее число исчисляется уже сотнями тысяч). Министерство образования организует им выезд и консультирует, а наиболее талантливых поддерживают деньгами — в Китае есть госфонд, который финансирует учебу за рубежом способной молодежи. Впрочем, есть и контролирующий орган, который следит за тем, чтобы таланты возвращались домой.

Китайский опыт не был бы таким успешным, если бы не внимание властей к образованию: роль «нового человека» в модернизации прописана в главных документах. Высшему образованию уделяется огромное внимание, в него вкладывают миллиардные инвестиции. Но есть и вещи, которые тормозят развитие: авторитарный характер системы, элитарность образования (обучение в Китае платное), отсутствие академических свобод, небольшое число и низкий уровень частных университетов.

Германия: победивший рынок. С немецкой системы высшего образования, по сути, была в свое время скопирована российская. Неудивительно, что Германия столкнулась с похожими проблемами, хотя и не в той же степени: высокое присутствие государства на рынке образования, отсутствие четких связей между вузами и рынком труда. Все это отражалось на уровне обучения, но, так как Германия глубоко интегрирована в глобальный рынок, тревожные звонки стали поступать быстро: падение индекса цитирования немецких ученых, снижение численности иностранных студентов и т.д. Ситуацию осложняла запутанная форма управления вузами: каждый находился в ведении одной из 16 земель и регулировался несколькими местными и федеральными органами. В середине 1990-х годов началось преобразование немецкой высшей школы — курс был взят на рыночную модель, гибкое двухуровневое высшее образование, повышение автономности вузов, интернационализацию. Меры частично совпадают с тем, что делают власти Турции и Китая. Это создание университетов-лидеров, укрупнение вузов, международное сотрудничество, увеличение бюджета на НИОКР. Остановимся на вещах, о которых еще не было речи.

— Изменение формы управления вузами. Немецкие вузы находятся под контролем земель. Схема управления университетом сложная и запутанная, и реформа здесь сводится к тому, чтобы ее максимально упростить и урезать влияние администрации земель. За образец, по сути, берется организация: ректор олицетворяет исполнительную власть, превращаясь в генерального директора. Контролирующую функцию берет на себя «совет директоров»: академический сенат (ученый совет вуза) или совет по высшему образованию (надзорный орган над несколькими вузами одного региона). В последнем случае он может состоять из представителей бизнеса, науки, культуры. Совет решает наиболее важные в жизни вуза вопросы. Так, например, устроен Свободный университет в Берлине.

— Создание и поддержка негосударственных учебных заведений. Параллельно идет процесс создания частных и корпоративных университетов. Власти нередко мотивируют их основателей: те получают организационную поддержку. Впрочем, крупные компании, например, сами заинтересованы в массовой подготовке и переподготовке кадров. Свой институт в 1998 году открыла корпорация Dymler-Benz, которая тогда только-только начала объединяться с американской Chrysler и планировала сделать ее управленческой лабораторией, привлекая к лекциям гуру и преподавателей бизнес-школ. В чуть менее масштабные проекты вовлечены и многие другие немецкие компании (например SAP).

— Изменение принципов бюджетирования вузов. Немецкие вузы, как и российские, в основном финансируются государством. Схема всегда сводилась к тому, что вуз получает фиксированную сумму. Но наиболее прогрессивными и эффективными в мире давно признаны подушные схемы: заведение получает сумму, зависящую от числа учащихся. Первые эксперименты, проведенные в университетах Германии, показали, что эта система проста и справедливо распределяет бюджет между вузами.

Это лишь несколько образовательных инициатив немецких властей. Подводить итоги рано — мало времени прошло. Но уже видно, что успех приносят введение рыночных инструментов и снижение влияния государства на вузы, а также мощная рыночная экономика — например, немцам не нужно специально развивать систему кредитования.

План для России

Какой должна быть реформа высшего образования в России? Мнений довольно много. Некоторые, например, вообще считают, что реформа по международному образцу — зло. Как сообщило 29 августа 2008 года Агентство национальных новостей, калужские коммунисты вышли на митинг с плакатами «Болонская система — путь в болото» и «Советское образование — лучшее в мире». И это довольно распространенная точка зрения. Но есть и другие. Скажем, такая: главное — отменить призыв в армию и система сама начнет приходить в норму — уклонисты, которых немало среди студентов и аспирантов, перестанут поддерживать слабые институты и занимать чужие места в сильных. Мы же составили свой список мер, основываясь на положительном мировом опыте и мнении авторитетных российских специалистов. Этот план должен помочь нашей высшей школе выпускать тех специалистов, которые нужны экономике.

Изменение принципов контроля над вузами. Опыт Китая, Турции и Германии показывает, что контроль государства тормозит развитие высшей школы, для которой жизненно важно сотрудничество и конкуренция. Зарегулированность вузов присуща и российским, и китайским (в Китае ректор де-факто подчиняется главе местного отделения коммунистической партии), и турецким высшим учебным заведениям. По мнению экспертов, это им сильно вредит. В России ситуацию осложняет невысокая прозрачность системы. Положение могло бы спасти снижение присутствия государства в секторе высшего образования — тогда наши вузы стали бы функционировать как западные частные университеты. Ректоры подчинялись бы наблюдательным советам, состоящим из представителей власти, работодателей и общественных деятелей. Но это полуфантастический сценарий, поэтому государство могло бы присмотреться к опыту Турции, где жесткая и прозрачная система управления позволяет контролировать ректоров. Такая модель хотя бы снижает коррупцию.

Изменение принципов бюджетирования вузов. В нашей стране еще с советских времен государственные деньги на образование идут прямиком в вуз. В передовой мировой практике они следуют за студентом: вуз получает не фиксированный бюджет, а сумму, которая зависит от конкретного числа студентов и аспирантов. У вузов появляется стимул бороться за абитуриентов — чем больше поступивших, тем больше

финансирование. В итоге сильные заведения получают пропорциональные своим достижениям деньги и могут тратить их на повышение качества обучения и науку. Институты, которые абитуриенты обходят стороной, такой возможности лишаются, что справедливо. Наши реформаторы могли бы присмотреться к опыту Германии, где эта система неплохо себя показала.

Правда, российский эксперимент, программа Государственных именных финансовых обязательств, был встречен некоторыми в штыки — очень многим придется доказывать право на существование. Для того, чтобы этот инструмент работал эффективно, реформаторам придется подумать над деталями. Недобросовестные вузы могут начать принимать откровенно слабых студентов. Но помешать им можно: достаточно привязать бюджет, закрепленный за студентом, к его результатам ЕГЭ (ввести минимальный проходной балл в отдельные университеты или на отдельные специальности) и создать наконец авторитетный рейтинг вузов.

Создание авторитетного рейтинга. К сегодняшнему дню среди множества рейтингов российских вузов не существует по-настоящему признанного. На первый взгляд, это дело даже не второго, а третьего порядка. Но на самом деле рейтинг может решить многие серьезные проблемы. Сейчас родители абитуриентов не могут объективно оценить качество программ и основываются на своем восприятии двадцатилетней давности. Нужны регулярные рейтинги не только вузов, но и отдельных программ и курсов. Тогда будущие студенты получат нормальную систему ориентиров.

В мире наибольшим авторитетом пользуется ежегодный рейтинг лучших университетов газеты

Times и Академический рейтинг университетов мира Шанхайского университета. Критерии оценки в обоих случаях очень конкретны: число иностранных студентов и иностранных преподавателей, уровень информационно-библиотечного фонда, цитируемость в ведущих мировых журналах, связи в бизнесом, уровень НИОКР, гибкость программ — все это прямые показатели уровня вуза. Неспроста для быстрорастущих китайских университетов попадание в мировые рейтинги — дело чести (в итоге, Пекинский университет в рейтинге Times за 2009 год — на 52 месте).

Для России это пока не слишком актуально: в 2009 году МГУ и СПбГУ были в рейтинге Times на 155 и 168 местах соответственно. Впрочем, попадание в престижные листинги — отдельная проблема, а пока имело бы смысл создать национальный — возможно, обратившись к какому-либо известному рейтинговому агентству, чтобы результаты вызывали доверие. Агентство неминуемо столкнется с проблемами: не все данные можно найти в открытых источниках, а заставить вузы предоставлять информацию невозможно. Но сильным университетам рейтинг выгоден (особенно если будет введено нормативное подушевое финансирование), и они станут локомотивом. Постепенно подтянутся средние, а со временем неучастие в рейтинге будет считаться подозрительным. В связке с нормативным подушевым финансированием рейтинги станут мощным инструментом, помогая хорошим университетам привлечь студентов и деньги и маркируя не очень качественные вузы.

Построение университетов-лидеров. Слияние университетов — один из мировых трендов. Финляндия, Сингапур, Турция, Китай, Великобритания — список можно продолжать. Объединение позволяет создавать кластеры образования: простое сложение материально-технических ресурсов и преподавательских кадров позволяет получить более сильное учебное заведение. При этом слабые вузы исчезают. Эффект объединения подобен эффекту слияния организаций. Но есть и специфические сложности: наибольшего эффекта можно добиться от объединения непохожих заведений, которые дополнят друг друга. Причем совершенно необязательно сливаться должны вузы. В Турции в начале 1980-х годов к университетам присоединяли образовательные учреждения классом пониже: институты,

профессиональные школы и т.д. Впрочем, укрупнение не решает таких проблем, как плохое управление или недостаток инвестиций.

В 2006 году в виде эксперимента в России было образовано два федеральных университета: Южный и Сибирский. На каждый потрачено уже больше десяти миллиардов рублей, но оценить эффект сложно: мало времени прошло. Эксперты пока не очень довольны: по их мнению, это не слабые участники альянсов подняли свой уровень, а наоборот — сильные снизили. Специалисты советуют обратить внимание на то, как проходили объединения в других странах: они были детально прописаны и отнимали в среднем по 7—9 лет.

Создание исследовательских университетов. Квалификация преподавателей — один из основных показателей уровня образования. В мировой практике научно-преподавательские кадры принято ковать в так называемых исследовательских университетах — вузах с богатой научной историей, наподобие легендарного MIT. В СССР наукой занимались в основном в НИИ, а в вузах, за редким исключением (МИФИ, МФТИ), исследовательская работа велась не очень активно. Стоило бы закрепить за несколькими ведущими вузами статус научно-исследовательских центров, выделив им соответствующий бюджет. Кроме импульса НИОКР, есть еще один плюс: в таких университетах студенты смогут получать знания от практикующих ученых. В нескольких наших вузах работа так и построена: например, в ГУ-ВШЭ и РЭШ. Интересен опыт Китая, где власти, выделив сильные и перспективные университеты, поставили их в особые условия. «Положительная дискриминация» позволяет взращивать университеты уровня, близкого к мировому. Кроме Китая можно привести в пример Малайзию и Сингапур. Пока эксперты критикуют попытки создать исследовательские университеты в России. В разрешенные статьи расходов государство не включило главного: средств на привлечение продуктивных ученых и дополнительных денег на исследования молодых ученых и аспирантов.

Массовое внедрение госпрограмм образовательных кредитов. Хорошее образование дорого стоит, и часть этих затрат целесообразно переложить на учащихся. Однако талантливый человек, не имеющий возможности оплатить обучение, не должен быть лишен такого шанса. Этому должны помочь массовые государственные и частные программы по кредитованию и субсидированию студентов. Эта мера еще и создает дополнительное рыночное давление на вузы. Студенты, взявшие кредиты, очень внимательны к качеству преподавания: недостаточно «весомый» диплом не позволит найти хорошую работу и вернуть деньги. Какие-то государственные программы в России уже есть (например, программа, субсидирующая процентную ставку по образовательному кредиту). Есть еще несколько частных программ, но этого недостаточно. Можно присмотреться к опыту Китая, где есть фонд поддержки талантливых студентов и аспирантов.

Привлечение преподавателей и ученых из-за рубежа. Создание класса квалифицированных преподавателей может растянуться на десятилетия. Но есть «быстрые» способы: привлекать профессоров из-за рубежа — в том числе, и особенно, россиян, уехавших из страны и преподающих в американских и европейских университетах. Пункт 1.5 федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» предусматривает привлечение ежегодно 100 проектов россиян, обосновавшихся за границей. Процесс идет не очень споро, однако никаких особых секретов здесь нет: необходимо последовательно создавать хорошие условия для приглашенных преподавателей, давать им возможность заниматься наукой, не отвлекаясь на многомесячные бюрократические процедуры типа получения рабочей визы. Отличный пример — Китай.

• • •

Эти шаги — первая часть реформ. Образовательные меры принесут больше эффекта вкупе с институциональными преобразованиями: отменой призыва в армию, развитием системы кредитования, борьбой с коррупцией. Пока же миф о лучшем на свете российском образовании трещит по швам: в прошлом году в ГУ-ВШЭ провели исследование, выяснив, с каким баллом ЕГЭ поступают вузы. Оказалось, что во многие на отдельные специальности попадают преимущественно «троечники». Такой результат можно трактовать по-разному, но падение общего уровня высшего образования налицо.

Благодарим за помощь в написании статьи ректора РЭШ, д.э.н. профессора Сергея Гуриева; специалиста Всемирного банка и научного руководителя Института развития образования ГУ-ВШЭ, д.п.н. Исака Фрумина; ведущего специалиста Рабочего центра экономических реформ при Правительстве РФ и специалиста Института экономики переходного периода Сергея Жаворонкова.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Салми Д., Фрумин И. Российские вузы в конкуренции университетов мирового класса // Вопросы образования. — 2007. — № 3.

Боревская Н. Национальная специфика образования в эпоху глобализации. Поможет ли опыт Китая? // Отечественные записки. — 2008. — № 1.

Вознесенский И. Модернизация образования: китайский опыт реформ // Обучение и карьера. — 2005. — № 32.

Системы высшего образования стран Запада: справочник. В 2-х ч. // М.: Изд-во УДН, 1991.

Хюфнер К. Управление и финансирование высшего образования в Германии // Высшее образование в Европе. — 2003. — Том XXVIII, № 2.