Нельзя обсуждать неравенство доходов без оглядки
на талант

Каждому, кто сегодня задумывается о демократии и капитализме, следует принять во внимание эпохальную книгу Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке». Я нахожу много сходства между его утверждениями и своими мыслями, которые я высказал в своей последней статье в Harvard Business Review. Мы оба рассматриваем одно и то же явление — неравенство доходов — и приходим к похожим выводам, и я крайне признателен за тот огромный вклад, который Пикетти внес в этот крайне сложный вопрос.

Наряду со сходствами между нашими мнениями выявились и существенные различия (хотелось бы думать, что наши мнения дополняют друг друга). Прежде всего, он — специалист по макроэкономике и «по долгу службы» главными источниками производительности считает природные ресурсы, капитал и труд. С его точки зрения, неравенство — это производная от накопления капитала, который обеспечивает владение природными богатствами (главным образом, землей) и позволяет капиталисту получать за это все более гигантскую ренту. Я согласен, что в течение большей части XX века это был вполне достойный способ объяснения неравенства.

Но я — специалист по бизнес-стратегии, и, по моему мнению, за последние 50 лет ситуация радикально изменилась. В экономическом уравнении критической величиной стал талант, более важной, чем сырьевые или трудовые ресурсы. Он стал достойным, если не превосходящим по своей силе, противником капитала.

Надо отдать макроэкономистам должное: они не рассматривают человеческие ресурсы полностью в качестве некой устоявшейся категории. О выгоде от квалификации и выгоде от образования написано множество работ, где показано, что труд более высоко оплачивается, если он квалифицированный и его субъект имеет хорошее образование, что также повышает производительность всего бизнеса. Но в этих работах талант не рассматривается в качестве отдельно действующего субъекта в экономическом уравнении, в качестве оппонента капитала, не связанного с трудом.

Но я убежден, что талант сделался самостоятельной силой. Каждому бизнесу, требующему емких капиталовложений, угрожают пресловутые два гика из гаража, которые могут его разрушить, не обладая ни капиталом, ни природными ресурсами. Будь то Хьюлетт и Паккард, Джобс и Возняк или Пейдж и Брин, когда речь идет о мощи таланта, закостенелому и накопленному капиталу есть чего бояться. И все больше и больше эти мозги нацеливаются на весь рынок без остатка. Подразумевается, что их цель — стать нравственным эквивалентом собственных активов компании. Они стремятся забрать себе всю прибыль. И они хотят превратить собственный капитал фирмы в моральный эквивалент долга, то есть его владельцы должны просто получить фиксированный доход от вложения и ничего больше.

Читайте материал по теме: Как талант победил капитал

Разумеется, Пикетти отмечает (несколько скептически) подъем «суперменеджера» как экономического агента, но в конце концов он все же видит главный источник неравенства и основной вызов работе современной экономики в накоплении капитала инвесторами. Я думаю, что осознание важности управленцев высшей квалификации делает картину несколько яснее. Как я доказываю в своей статье, управленческому и предпринимательскому таланту теперь достается огромная доля экономического «пирога», как за счет традиционного капитала, так и за счет традиционного труда.

Второе усовершенствование, которое я бы предложил для картины, нарисованной Пикетти, — это разделение между реальной экономикой и фондовыми рынками. Реальная экономика — это когда компании, индивидуумы и правительства покупают и продают традиционные товары по определенным ценам. Макроэкономисты (такие, как и сам Пикетти) суммируют эти сделки, дабы получить конкретные цифры вроде показателей валового внутреннего продукта.

Фондовые рынки, однако, реальной экономикой не являются. Стоимость акций и облигаций не определяется непосредственно экономическими действиями или событиями. Она зависит от ожиданий инвесторов, касающихся будущих экономических действий или предполагаемых событий. Участники рынка представляют себе, что случится в будущем, и платят некую сумму за ценные бумаги (акции, облигации или вложения в недвижимость), которая отражает их убеждения по поводу будущей ценности этих инвестиций. Их догадки могут подтвердиться, а могут быть опровергнуты, но в данном временном промежутке те, кто делает подобные предсказания, совокупностью своих ожиданий определяют стоимость тех или иных ценных бумаг.

Читайте материал по теме: Как талант стал двигателем экономического роста

Может показаться, что я придираюсь к словам, но одно из ключевых наблюдений Пикетти — это тот факт, что огромный объем капитала был «стерт с лица земли» во время кризисов двух мировых войн и Великой депрессии между ними. Я смотрю на вещи несколько иначе. Да, конкретные физические активы, такие как здания и станки во Франции, в Германии и Великобритании, были в действительности разрушены бомбежками во время двух войн. Но эти утраты меркнут по сравнению с потерями бумажных активов, вызванными снижением ожиданий по поводу будущих экономических показателей, которые Пикетти назвал разрушением капитала.

Однако, по моему мнению, бумажные потери в финансовых инструментах необязательно тождественны разрушению капитала. Есть такая история (возможно, апокрифическая) о самом богатом миллиардере Гонконга, Ли Кашине, которая прекрасно иллюстрирует эту мысль. В разгар большого азиатского финансового кризиса 1997 года огромное однодневное падение индекса Hang Seng понизило стоимость активов магната на сумму, эквивалентную $10 млрд(!) — на тот момент это был самый большой в истории обвал личного состояния за один день.

Читайте материал по теме: Что потеряет общество, если бизнес перестанет быть уважаемым делом

Когда его спросили, что он чувствует по этому поводу, Ли якобы сказал, что он ничего не потерял. «Что я продал? До падения цен у меня был ряд активов. После обвала у меня есть те же самые активы. Я не стал беднее. Перспективы роста вчера были такими же, какими будут завтра. Если бы я продал акции, я был бы беднее, но я устоял от соблазна совершить эту ошибку». Он был прав, и стоимость его портфеля скоро выросла выше уровня, с которого она обрушилась. То же самое случилось с капиталом в современных демократических странах в период после Второй мировой войны. Рост цен на фондовом рынке в 50-е годы не был вызван созданием новых активов взамен разрушенных войной, но скорее переоценкой ценностей, которые во многом уже существовали.

Эту разницу важно понимать, поскольку через систему вознаграждения, зависящего от цены на акции, оплата мозгов менеджеров завязана на рынок ожиданий. Благодаря этому возникает возможность (я бы даже сказал уверенность), что руководители будут более сосредоточиваться на управлении (или даже манипулировании) ожиданиями, чем на создании реальной экономической полезности в форме продуктов, услуг и рабочих мест.

Суть вышесказанного заключается в том, что нам нужно более разностороннее понимание неравенства, которое учитывает важность таланта и разницу между реальной экономикой и фондовыми рынками. Если мы хотим спасти демократический капитализм от самого себя, нам потребуется полное осознание этих факторов. Основная проблема нашей экономики — это порочный круг, когда управленческая элита не только присваивает себе все большую долю экономических благ, но также направляет свою энергию на экономически непродуктивную деятельность. Для меня ключевой вызов демократическому капитализму в XXI веке приходит со стороны таланта, а не со стороны капитала.

Читайте по теме:

• Ренессанс менеджмента
• Умерь свой блеск, смешайся с пылью
• Игры разума: за что присудили Нобелевскую премию по экономике