Как рождаются
гениальные идеи

От редакции. Почему шедевр Микеланджело называли фреской для общественных бань? Зачем Томас Эдисон сделал фортепиано из бетона? Как первоапрельская шутка помогла Эндрю Уайлсу доказать Великую теорему Ферма? Эти и многие другие проявления творческого мышления в своей книге «Креативный вид. Как стремление к творчеству меняет мир» разбирают нейробиолог Дэвид Иглмен и композитор Энтони Брандт. Мы публикуем главу «Не бойтесь рисковать» из русского перевода этой книги, который выходит этой осенью в издательстве «Манн, Иванов и Фербер».

В конце XIX века такие города, как Нью-Йорк и Чикаго, начали не только быстро расширяться, но и расти вверх: высотные здания стали привычной деталью городского пейзажа. Вместе с ними появились первые лифты. Они были гидравлическими или паровыми — медленными, ненадежными, дорогостоящими и неудобными в эксплуатации. По мере распространения электричества американский изобретатель Фрэнк Спрейг увидел возможность для решения этой проблемы. Его нельзя назвать отцом электрического лифта: десятью годами раньше немецкая компания продемонстрировала первый прототип. Однако Спрейг был полон решимости сделать эту новую идею коммерчески выгодной. В течение нескольких лет Спрейг с партнером запатентовали все необходимое, чтобы создать электрический лифт для высотных зданий.

Тем не менее выйти на рынок оказалось совсем не просто: компания Otis Elevator, выпускавшая гидравлические системы старого типа, фактически была монополистом и контролировала все новые разработки. Спрейг утверждал, что его электрические лифты эффективнее, но застройщики не хотели рисковать и связываться с непроверенной технологией. Спрейг понял: если он хочет конкурировать с Otis, придется взять значительную часть рисков на себя.

Необходимо было здание, где позволили бы установить его систему. Таким зданием стала четырнадцатиэтажная высотка Postal Telegraph Building в Нью-Йорке. Спрейг заключил с застройщиком контракт на установку шести лифтов. Условия были не в пользу Спрейга: во-первых, он должен был работать без предоплаты. Во-вторых, пришлось согласиться, что при несоответствии электрических лифтов требованиям он за свой счет заменит их на гидравлические.

Спрейг работал круглые сутки: конструирование, производство, испытания. Счета удавалось оплачивать с трудом. Только он нашел крупного инвестора, как началась паника на финансовом рынке, ситуация с кредитами ужесточилась, и инвестор отказался от проекта. Чтобы компания осталась на плаву, Спрейг вложил в нее личные средства.

Когда первый лифт наконец установили, Спрейг объявил, что опробуют его он сам и команда разработчиков. Пассажиры зашли в кабину на цокольном этаже. Двери закрылись, и лифт начал подниматься: первый этаж, второй, третий… Когда кабина достигла последнего этажа, Спрейг понял: что-то не в порядке. Лифт не замедлил ход. Он не остановился, а продолжал движение. Демонстрируя лифт будущего, Спрейг и его коллеги чуть не пробили крышу.

***

Мозг человека выдает самые нестандартные решения, когда отказывается от привычного ради неизвестного и от безопасного ради нового. Но за подобные прорывы приходится платить свою цену: они несут риск. Невозможно делать нечто беспрецедентное и быть уверенным в результате.

Подъем Спрейга на лифте был не первым его рискованным предприятием. Несколькими годами ранее он стоял в темноте у подножия холма в Ричмонде, штат Виргиния, и готовился к испытанию разработанного им электрического трамвая. Первые электрические трамваи получали энергию от контактных рельсов. Массивные электродвигатели находились прямо в салоне, что доставляло серьезные неудобства пассажирам. Спрейг решил переместить моторы под вагон и обеспечить подачу тока с подвешенного над трамвайной линией контактного провода.

Поначалу результаты были неоднозначными: на первом испытании мотор заискрил, и один из тех, кто финансировал проект, едва успел отскочить на безопасное расстояние. Никто не пострадал, но тем не менее некоторых инвесторов это отпугнуло. В предчувствии выгодной сделки группа бизнесменов предложила Спрейгу за три месяца создать трамвайную систему протяженностью двадцать километров и с парком трамваев в сорок единиц. По условиям сделки, работа оплачивалась только тогда, когда система будет запущена.

Спрейг понимал, что сильно рискует: он принял на себя обязательство собрать «почти столько же электродвигателей, сколько на тот момент насчитывалось во всем мире». Как он писал позднее: «У нас был лишь проект механизма, несколько первых прототипов и тысяча важнейших вопросов без ответов».

Когда система монтировалась, Спрейг заболел брюшным тифом. По выздоровлении он обнаружил, что укладка рельсов выполнена отвратительно: они были плохо закреплены, а углы поворота слишком острые. Более того, оказалось, что уклоны дороги круче, чем ожидалось, а это создавало дополнительные сложности. Спрейг не был уверен, сможет ли его трамвай двигаться в гору, и потому решил провести испытания ночью, чтобы не привлекать излишнего внимания. Трамвай запыхтел и преодолел несколько подъемов, но когда достиг высшей точки, двигатели вышли из строя. Делая вид, что все нормально, Спрейг подождал, пока разойдутся случайные зеваки, а затем принялся за ремонт.

Между тем время шло, и деньги были на исходе. Спрейгу пришлось договариваться о внесении изменений в контракт. Воспользовавшись ситуацией, инвесторы предложили крайне невыгодные условия, но у него не оставалось другого выхода, кроме как согласиться. Спрейг отдал своему финансовому директору распоряжение: «Сократите всех рабочих, каких только можно… Если можно сэкономить хоть доллар, экономьте. Если есть хоть малейшая возможность отложить оплату какого-то счета, откладывайте».

Когда настал последний срок, трамваи Спрейга вышли на линию. Ему удалось добиться успеха, хотя он был на волосок от провала. Благодаря своему прыжку в неизвестность Спрейг создал первую электрическую трамвайную систему и новое предприятие. Еженедельно компания перевозила до 40 000 пассажиров. Его инновация оказалась серьезным и долгосрочным достижением. Ключевые технические решения, предложенные Спрейгом, в том числе расположение электрооборудования под вагоном и подача электроэнергии через воздушную контактную сеть, применяются по сей день.

Перенесемся вперед на несколько лет и снова вернемся к моменту, когда Спрейг и его люди в неисправном лифте летели к крыше Postal Telegraph Building. По воспоминаниям Спрейга, он боялся, что случится самое страшное: «Перед глазами промелькнула картина, как мы врезаемся в перекрытия на скорости 120 метров в минуту… рвущиеся тросы, четырехсекундное падение с высоты четырнадцатого этажа… груда человеческих останков и искореженного металла для коронерского расследования».

К счастью, один из членов инженерной команды остался снаружи. Увидев, что кабина потеряла управление, он дернул рубильник и, прекратив подачу электричества, остановил лифт. Сразу после этого Спрейг снабдил лифт предохранительным устройством с блокировкой на случай аварии.

Даже это происшествие не лишило Спрейга решимости и присутствия духа. Гораздо сильнее его волновали финансовые сложности. В расчете на будущий доход он влез в долги и закупил дополнительные детали. Наконец система лифтов заработала так, как было заявлено. Вскоре Спрейг писал одному из инвесторов: «Я трудился усердно и добросовестно, но, к сожалению, при крайне неблагоприятных обстоятельствах. Я добился успеха в техническом смысле, и если мне удастся удержаться на том же уровне еще немного, я добьюсь успеха и во всех остальных отношениях».

Конструкция современного лифта основана на решении, предложенном Спрейгом, и мы обязаны этим не только таланту и уму изобретателя, но и его готовности идти на риск.

Не бойтесь совершить ошибку

В основе творческого успеха, как правило, лежит немало неудачных попыток. В итоге на протяжении всей истории человечества новые идеи укореняются там, где терпимо относятся к провалам.

Рассмотрим, например, ситуацию, с которой столкнулся Томас Эдисон. Одна из трудностей на раннем этапе создания лампы накаливания заключалась, собственно, в нити накаливания, которая нагревалась либо слишком быстро, либо неравномерно. Однажды в 1879 году Эдисон в задумчивости катал между пальцами кусочек сажи со смолой, пока тот не превратился в тонкую нить. Изобретатель придал ей форму подковы и попробовал в лампе: свет получился устойчивым и ярким. Это был успех, но Эдисон понимал, что коммерческого результата с этой лампой не добиться. Он продолжил искать альтернативу. Прочесывая «кладовую природы», экспериментировал с самыми разными растениями, древесными волокнами, целлюлозой, клейстером, папиросной бумагой и синтетической целлюлозой. Он пробовал вымачивать нить накаливания в керосине и подвергал ее карбонизации. В конце концов его выбор пал на японский бамбук. Позднее Эдисон говорил: «Могу без преувеличения сказать, что у меня было 3000 разных теорий относительно электрической лампочки, каждая из них звучала достаточно рационально и имела все шансы оказаться истинной. Но только в двух случаях эксперименты доказали справедливость моей теории».

Величайшая заслуга Эдисона не в том, что ему принадлежит идея лампы накаливания — ее за семьдесят пять лет до него предложил Гемфри Дэви, — а в том, что усовершенствованная электрическая лампа стала доступна для широкого использования. Это произошло благодаря тому, что Эдисон опробовал бесконечное множество вариантов и не боялся ошибок. Он говорил: «Величайшая слабость — это сдаться. Самый верный путь к успеху — попробовать еще раз».

Несколько поколений спустя американский физик и изобретатель Уильям Шокли разработал теорию, как усилить электрический сигнал посредством небольшого полупроводника. Однако в расчеты вкралась ошибка, и почти год теория никак не сходилась с практикой. Его команда проводила эксперимент за экспериментом, но безрезультатно: они словно блуждали по лабиринту и каждый раз упирались в тупик. Тем не менее они не прекращали попыток и в конце концов нашли способ получить на практике эффект, который прогнозировал Шокли. На выходе из лабиринта они очутились в современном мире транзисторов. Впоследствии Шокли называл этот период «естественным процессом совершения ошибок, помогающим найти свой путь».

Именно таким образом, переживая одну неудачу за другой, Джеймс Дайсон пришел к изобретению первого пылесоса без мешка. Он потратил пятнадцать лет на создание 5127 прототипов, прежде чем разработал модель, которая вышла на рынок. Отдавая должное совершенным ошибкам, он описывал этот процесс так:

«Когда я создал пятнадцатый прототип, у меня родился третий ребенок. К 2627-му варианту мы с женой уже считали каждую копейку. К 3727-му прототипу жена давала частные уроки живописи, чтобы у нас были хоть какие-то деньги. Это были тяжелые времена, но каждая неудача приближала меня к решению проблемы».

Общественное мнение говорит «нет»

Когда «Аполлон-13» находился далеко в космосе и запас кислорода на корабле стремительно сокращался, Джин Кранц объявил специалистам NASA: «У нас нет права на ошибку». Операция по возвращению экипажа прошла успешно, но даже при счастливом финале нельзя забывать: риск был реальным. Вероятность ошибки есть всегда. Даже великие идеи не застрахованы от провала.

Вспомним Микеланджело. Спустя двадцать с лишним лет после того, как он завершил роспись потолка Сикстинской капеллы в Ватикане, ему поручили написать фреску «Страшный суд» на алтарной стене капеллы. Игнорировав каноны, Микеланджело объединил библейские аллегории и древнегреческую мифологию. На фреске с изображением ада он поместил Харона, перевозившего души умерших через реку Стикс в Аид, и царя Миноса, вершащего суд над грешниками. Микеланджело еще сильнее отступил от церковной традиции, изобразив полностью обнаженные тела.

Роспись вызывала, с одной стороны, безграничное восхищение, с другой — жесткое неприятие. Посланник Мантуи вскоре после открытия фрески писал кардиналу: «Хотя работа отличается удивительной красотой, немало людей осуждают ее. Преподобные театинцы первыми сочли позором, что в столь священном месте изображены нагие тела, в столь непристойном виде».

Церемониймейстер папы римского Павла III заявил, что эта фреска «не для часовни папы, а скорее для общественных бань и таверн». Кардиналы выступали за уничтожение росписи. Папа римский занял сторону Микеланджело, однако Тридентский собор осудил наготу в религиозном искусстве. После смерти Микеланджело персонажей прикрыли драпировкой и фиговыми листками. В следующие столетия цензурные исправления продолжились.

Во время последней реставрации, завершенной в конце ХХ века, некоторые из поздних правок были удалены. Без фиговых листков один из осужденных мужчин неожиданно оказался женщиной. При этом реставраторы решили сохранить самые первые правки, посчитав, что эти листки спасли великое творение в той же мере, что и испортили его. Поскольку Микеланджело рискнул своей живописью противоречить отцам церкви, несколько поколений людей, посещавших капеллу, так и не увидели его творение в первозданной красоте.

Композитор Дьёрдь Лигети столкнулся с похожей проблемой, связанной с общественным неприятием. В 1962 году ему заказали написать музыку к празднованию четырехсотлетия голландского города Хилверсюма. У Лигети возникла необычная идея: симфоническая поэма для ста метрономов. Все метрономы начинают звучать одновременно, но каждый со своей скоростью, по мере течения пьесы они останавливаются один за другим, и в конце произведения звучащим остается лишь последний метроном.

В день торжества городские власти и почетные гости собрались на праздничный концерт. В назначенный момент на сцене появились Лигети и десять его помощников, все в смокингах. По знаку Лигети помощники запустили метрономы, и симфония началась. Реакцию аудитории Лигети описывает так: «С последним ударом последнего метронома воцарилось гнетущее молчание. Затем слушатели разразились криками негодования». Чуть позже на той же неделе Лигети с другом хотели посмотреть запись концерта, которая должна была транслироваться по телевидению: «Мы расположились перед телевизором в ожидании. Но вместо концерта показали футбольный матч… телевизионная программа была срочно изменена по требованию властей города».

Подобно фреске Микеланджело, симфония Лигети не только осталась в истории музыки, но и обрела огромное значение.

Однако не все творения в итоге получают общественное признание. В 1981 году уже известный скульптор Ричард Серра получил заказ на композицию для площади перед административным зданием на Манхэттене. Серра создал «Наклонную арку» — огромную наклоненную стальную пластину высотой 3,5 м и длиной 35 м. Это вызвало ожесточенные споры. Люди, работавшие в зданиях, расположенных на площади, выражали недовольство тем, что сооружение Серра мешает движению, и начали протестовать против «ржавой металлической стены». В общественных слушаниях свое мнение высказали почти двести человек. Противники называли сооружение «пугающим» и «мышеловкой». Коллеги по цеху поддерживали Серра, и сам он выступал на слушаниях. Тем не менее судейская коллегия четырьмя голосами против одного вынесла решение демонтировать скульптуру. Ее разобрали на части и отправили на переплавку. Идея Серра заключалась в том, чтобы разрушить рутину, но время и место были выбраны неудачно: вечно спешащие жители Нью-Йорка ее не оценили. «Наклонная арка» исчезла навсегда.

В истории цивилизации масса примеров идей, которые были преданы забвению из-за неприятия обществом. Неутомимый изобретатель Томас Эдисон задался вопросом, почему рядовые американцы должны тратить деньги на фортепиано от Steinway, когда им можно предложить более доступную альтернативу. Надеясь принести музыку в каждую семью среднего достатка, он спроектировал фортепиано из бетона. В 1930-х годах компания Lauter Piano выпустила несколько таких инструментов. К сожалению, это фортепиано значительно уступало по качеству звучания традиционному и к тому же в буквальном смысле весило целую тонну. Никто не хотел украсить свою гостиную бетонным инструментом.

Невозможно предсказать, как будет воспринята идея: она может казаться гениальной своему создателю, но не найти понимания у широкой публики. В 1958 году Ford Motor Company разработала экспериментальную модель автомобиля под кодовым названием E-car или «Эдсел». Предполагалось, что он составит конкуренцию «олдсмобилю» и «бьюику». Новую марку отличал целый ряд прогрессивных особенностей: ремни безопасности в качестве стандартной опции, индикаторы уровня масла и температуры двигателя, новаторская кнопочная система переключения передач. Форд уверял инвесторов, что новая модель станет хитом продаж. Работа над проектом шла в обстановке полной секретности, без каких-либо исследований мнения публики или даже будущих дилеров. Премьера автомобиля прошла в день, объявленный «Днем Эдсела» — E-Day. Довольно скоро стало очевидно, что проект потерпел полное и безоговорочное фиаско. Дизайн новинки подвергся жесткой критике, особенно досталось решетке радиатора, которую прозвали стульчаком. Финансовые потери компании от проекта «Эдсел» за три года, по некоторым оценкам, составили 350 миллионов долларов, что примерно соответствует 2,9 миллиарда долларов на сегодня.

Несколько десятилетий спустя, в 1983 году, компания Coca-Cola, неудержимо терявшая рыночные позиции в борьбе с главным конкурентом Pepsi, объявила об изменении классической формулы. Покупателям был предложен новый напиток — New Coke. К сожалению, новшество не оценили, и телефоны горячей линии компании буквально разрывались от возмущенных звонков. Одно из негодующих писем адресовалось «Главному Тупице компании Coca-Cola». Покупатель из Сиэтла составил коллективный иск в суд. На нововведение пожаловался даже кубинский диктатор Фидель Кастро. Через 77 мучительных дней компания вернула оригинальную формулу, которая была названа «классической Coca-Cola». А New Coke постигла та же участь, что автомобиль «Эдсел» и бетонное фортепиано.

Не всякая творческая идея падает на благоприятную почву. Микеланджело, Лигети, Серра, Эдисон, компании Ford и Coca-Cola — пример того, что при создании нового успех невозможно гарантировать. Хотя все они много раз достигали триумфа, они никогда не боялись идти на риск.

Риск в долгосрочной перспективе

В 1665 году, уже на смертном одре, французский математик Пьер Ферма сформулировал пришедшую ему на ум теорему и записал ее на полях математического трактата с пометкой, что поля слишком узки, чтобы привести здесь доказательство. Несколько поколений математиков безуспешно бились над доказательством, иногда на протяжении всей жизни. Никто не мог сказать с уверенностью, насколько прав был Ферма и возможно ли доказать теорему в принципе. Эндрю Уайлс узнал о великой теореме Ферма в возрасте десяти лет, когда случайно наткнулся на нее в книге из публичной библиотеки: «Она казалась настолько простой, и все же величайшие математические умы в истории не смогли с ней справиться. Сформулированную проблему понимал даже я, десятилетний мальчишка, и с того момента я знал, что не остановлюсь, пока не найду решение».

Попытки доказать теорему Ферма оставались тщетными. Уже взрослым Уайлс семь лет тайком ото всех бился над ней. Он настолько сомневался, что достигнет результата, что скрывал работу над теоремой даже от своей девушки и рассказал ей об этом только после свадьбы.

Уайлс совмещал математические методы, которые до него никто никогда не использовал вместе. Наконец, в июне 1993 года в Кембридже (Великобритания), закончив читать лекцию, он объявил, что сделал это — доказал великую теорему Ферма. Поднялся невероятный ажиотаж. Через несколько часов пресса разнесла весть по всему миру. Свершилось событие исторического масштаба: математическая загадка, с которой не могли справиться на протяжении трех столетий, наконец была разгадана. Пока коллеги ждали публикации, имя Уайлса не сходило со страниц мировой прессы. Спустя годы работы над одной из самых сложных интеллектуальных проблем Уайлс обрел мировую известность.

К сожалению, он допустил ошибку. Коллеги, ознакомившиеся с доказательством, обнаружили пробелы в его логике. Через полгода доказательство Уайлса признали несостоятельным.

В сентябре того года жена сказала Уайлсу, что хочет получить в подарок на день рождения правильное доказательство теоремы. День рождения наступил и прошел, прошли осень и зима. Уайлс использовал все доступные подходы, чтобы ликвидировать пробелы, но тщетно.

Затем, 3 апреля 1994 года, Уайлс получил электронное сообщение, где говорилось, что один математик из числа его соперников обнаружил очень большое число, нарушающее великую теорему Ферма. Случилось то, чего Уайлс больше всего боялся: он не смог доказать теорему из-за ошибки в самой теореме. Разочарование было горьким. Он поставил карьеру на карту, которая с самого начала была бита.

Однако, оказалось, что письмо, полученное 3 апреля, было отослано 1 апреля. Розыгрыш. Перед Уайлсом вновь забрезжила надежда. В том же году он исправил свое доказательство: «Это решение было невыразимо красивым, столь простым и остроумным. Я не мог понять, как не видел этого раньше. Не веря собственным глазам, двадцать минут я просто смотрел на него. Затем весь день подходил к столу, чтобы проверить, все ли еще оно там. Оно было там».

Пусть с опозданием на год, но Уайлс все же подарил жене на день рождения правильное доказательство. Ставка всей жизни сработала: ошибки на пути не помешали Уайлсу с триумфом пересечь финишную черту.

Насколько можно судить, подобное поведение несвойственно ни одному виду животных: акулы, цапли и броненосцы не посвящают свою жизнь длительному рискованному предприятию. Модель поведения Уайлса характерна только для человека. Отложенного вознаграждения можно ждать несколько десятилетий: это абстрактная, воображаемая награда, которая стимулирует человека двигаться вперед.

Заключение: применение творческого мышления

Образно говоря, программное обеспечение для творческого мышления предустановлено на жесткий диск человеческого мозга и готово трансформировать, дезинтегрировать и синтезировать мир вокруг нас. Мозг выдает массу новых возможностей, большинство из которых не «выстрелят», но некоторые сработают. Ни один другой биологический вид не кидается с такой энергией и настойчивостью переосмыслять и преобразовывать окружающий мир.

При этом недостаточно просто использовать свой креативный потенциал. Лучшие творческие решения возникают тогда, когда прошлое не считают неприкосновенным, а относятся к нему как к трамплину для будущих достижений. Тогда, когда мы исправляем недостатки и развиваем то, что нам нравится. Инновации имеют успех, когда мозг мыслит широко по сравнению с тем, что ему знакомо и привычно, и создает не одну новую схему, а несколько. Готовность к риску и бесстрашие перед возможными ошибками стимулируют эти полеты воображения.

Какие уроки дают процессы творческого мышления и создания инноваций? Полезная привычка — отказываться от первого пришедшего решения. Человеческий мозг полнится множеством взаимосвязанных идей, но, настроенный на максимальную эффективность, он сразу выдает наиболее очевидные решения, лежащие на поверхности. Мгновенно генерировать нестандартные идеи не получится. Леонардо да Винчи всегда отклонял первое пришедшее в голову решение, подозревая его в шаблонности, и искал иные варианты. Он неизменно стремился уйти с пути наименьшего сопротивления и понять, какие еще богатства скрывают его нейронные связи

От Эйнштейна до Пикассо, все великие умы, добившиеся подлинных прорывов в самых разных областях, отличались богатством идей. Это своеобразное напоминание, что в основе творчества лежит процесс производства мысли. Подобно многим другим областям, креативность укрепляется практикой.

При исследовании творческого процесса открывается важность умения трансформировать то, что уже и так достаточно хорошо. Нестандартно мыслящие люди не тратят время на воспроизведение того, что они уже создали. Именно поэтому творчество многих художников и изобретателей часто делится на «периоды». С возрастом произведения Бетховена и Пикассо оставались не менее разнообразными и новаторскими. Эдисон начал с фонографов и ламп накаливания, а закончил синтетическим каучуком. Стратегия этих творцов заключалась в том, чтобы не повторять собственные творения. Лауреат Пулитцеровской премии драматург Сьюзан-Лори Паркс придерживалась такой же стратегии, когда бросила себе вызов, решив писать по пьесе каждый день в течение года. В ее календаре пьес можно найти все что угодно, от коротких реалистичных зарисовок до концептуальных произведений и импровизаций, — она постоянно прибегала к новым формам, непохожим на те, в которых работала ранее.

Часто творческий процесс протекает неосознанно, но человек способен специально поставить себя в условия, требующие оригинального подхода и гибкости мышления. Вместо того чтобы использовать нечто уже готовое, у каждого из нас всегда есть возможность для эксперимента, хотя бы придумывать рецепт нового блюда или мастерить своими руками поздравительные открытки. Современное общество предлагает неисчерпаемые возможности для творческого самовыражения: в разных городах мира международный фестиваль изобретателей Maker Faire объединяет энтузиастов, готовых поделиться своими инженерными, дизайнерскими и творческими решениями. Активно развиваются сети клубных мастерских, таких как FabLab, Makerspace и TechShop, — оснащенных наборами универсальных инструментов для создания предметов искусства, прототипов электронных устройств, бытовых предметов и ювелирных украшений. Творческие группы по интересам эффективно взаимодействуют в виртуальном пространстве, превращая персональный компьютер в художественное кафе или «гараж» для нового технического стартапа. Благодаря тому, что инициатива таких проектов идет от самих пользователей, творческая саванна расцветает буйным цветом.

Мозг человека — не застывшая в неподвижности структура, он гибок, он непрерывно трансформирует собственные нейронные связи. Даже с возрастом новизна стимулирует процессы нейропластичности: с каждым новым неожиданным событием образуются новые связи. Трансформация нейронных связей происходит постоянно. Творчество помогает сохранять гибкость мышления. Когда человек меняет окружающий мир, он меняет и себя самого.