Что потеряет общество, если бизнес перестанет быть
уважаемым делом

Мне хочется поразмышлять о нарастающей нездоровой шумихе вокруг бизнеса, особенно вокруг известных компаний, бумаги которых обращаются на бирже. Мне кажется, мы переместились — при этом совершенно непреднамеренно — в такие условия, при которых при управлении корпорациями их топ-менеджеры принуждаются к такой форме существования, которая по сути является неестественной для экономики и общества. И в ходе своей противоестественной профессиональной жизни они утрачивают моральные ориентиры и играют в игры, которые заставляют их чувствовать себя еще более далекими от этических норм. Это обсуждение невозможно уместить в одной статье, но я постараюсь быть кратким.

В глубине души мы все — существа общественные. Мы неравнодушны к окружающему нас социуму. Вот почему даже когда индивидуумы занимаются исключительно антисоциальной деятельностью, они делают это в сплоченных группах, будь то Якудза или Аль-Каида. Это потому, что как существа общественные мы находим львиную долю счастья в жизни благодаря своим отношениям с некой общностью, каким бы ни было ее определение и предназначение. Мы мечтаем быть: а) уважаемым членом группы, б) которую мы уважаем и в) которую уважают люди вне нее.

Спортсмен Дрю Брис счастлив, потому что он — ценный член New Orleans Saints, которую он считает самой лучшей командой Национальной футбольной лиги; куча людей вне New Orleans Saints уверены, что она — потрясающая футбольная команда, и они правы! Saints выиграли Суперкубок, а Брис как раз был ее самым ценным игроком. Все на месте — впрочем, у профессиональных спортсменов счастье имеет тенденцию стремительно исчезать после ухода из спорта, потому что вышеназванное уравнение полностью распадается.

В отличие от спортивных звезд, члены преступных организаций, таких как Якудза и Аль-Каида, обладают лишь некоторой долей блаженства, потому что на них работают только две из трех частей «троицы счастья». Да, они — ведущие участники сообщества, которое они ценят, но большинство людей вне их группы думают, что их надо изловить, посадить в тюрьму или казнить.

Топ-менеджеры тоже хотят быть счастливыми. В более незамысловатую и добрую бизнес-эру пятидесятых и шестидесятых это было гораздо проще. Сообщества, к которым принадлежали высшие руководители, были взаимодополняющими и аутентичными.

Представьте себе топ-менеджера Boeing в те годы. Он чувствовал себя ценным членом команды руководителей. Поскольку Boeing был серьезной успешной корпорацией, которая внесла значительный вклад в победу союзников во Второй мировой войне, он гордился своим участием в этой команде и купался в лучах славы среди людей вне корпорации, которые считали Boeing великой американской компанией — технологическим лидером и одним из самых крупных экспортеров в стране. И хотя Уильям Боинг, ее любимый основатель, продал свою долю акций еще в 1934 году, он наверняка чувствовал общность интересов с постоянными акционерами компании. Отправляясь на работу, он мог гордиться тем, что делал в интересах своей команды, города, клиентов и акционеров — всех этих сообществ, частью которых он искренне себя мыслил.

Теперь перенесемся в XXI век. С начала восьмидесятых годов целью корпорации стало максимизировать прибыль акционеров — такова новая мантра. Владение акциями стало мимолетным и непрозрачным. Трейдеры каждый день меняют свои позиции, основываясь на мизерных колебаниях цен, а большинство акций находятся в форме «на предъявителя», то есть не зарегистрированы на конкретного человека, поскольку находятся в доверительном управлении у паевого или пенсионного фонда, посредника между корпорацией и акционерами.

В 2001 году в интересах максимизации прибыли этих окончательно отделенных от компании владельцев Филип Кондит, который в то время был гендиректором Boeing, объявил тендер, чтобы найти наилучшее место для перебазирования штаб-квартиры корпорации. Город Чикаго дал самую большую муниципальную взятку ради того, чтобы Boeing переехал туда из своего дома на северо-западе. Краткосрочные акционеры выдавливали из компании все больший и больший рост прибылей. Пытаясь удовлетворить эти запросы, Boeing стал участвовать в коррупционных схемах и промышленном шпионаже, которые повлекли огромные штрафы, тюремные сроки и вынужденную отставку Кондита, а затем и его преемника на посту.

Без сомнения, у такого явления, как моральное падение Boeing, было много причин. Но одной из основных был, конечно, переход от сообщества долгосрочных акционеров к краткосрочным и неизвестным, а также подмена подлинной миссии компании: теперь она заключалась не в том, чтобы производить прекрасные самолеты и предоставлять хорошие рабочие места, а добывать больше прибылей акционерам. В результате этого стало возможным уничтожить рабочие места в Сиэтле и создать их в более дружественном для прибыли акционеров Чикаго. Стало допустимым обойти или даже напрямую нарушить правила, и все для того, чтобы увеличить заработки довлеющего сообщества безликих, безымянных временщиков. А если топ-менеджеры не добивались роста цен на акции, то их попросту высмеивали в деловой прессе.

Итак, сообщество менеджеров Boeing стало делать все возможное, чтобы удовлетворить ненасытных акционеров, которые готовы были сбросить свои ценные бумаги в любой момент без всяких на то объяснений. Эта модель очень далека от здорового сообщества. Но так же, как бандиты из Якудзы или Аль-Каиды, каждый из нас (и менеджеры Boeing не исключение) хочет быть частью общности, хотя бы и нездоровой. Поэтому руководители высшего звена из корпораций смотрят в рот проповедникам прибыли акционеров и из кожи вон лезут, чтобы стать ценными членами группы, которую они уважают и которую ценит внешнее сообщество приверженцев высоких цен на акции. Все это совершенно противоестественно.