Удар
под дых

Клуб, в который по ночной Москве мчался Марк Синицын, находился примерно в 40 минутах езды от его дома. Но Марк преодолел это расстояние в два раза быстрее: он срезал углы, пересекал сплошные, плевал на светофоры и ограничения скорости. Он несся спасать Никиту.

Полчаса назад Марка, исполнительного директора «Ноунэйм Кэпитал Партнерс», разбудил звонок совладельца компании Никиты Воронина.

— Слушай, у меня тут маленькие неприятности… — Голос на том конце провода дрожал. — Ты не мог бы забрать меня из «Хлороформа»?

За четыре года совместной работы Воронин-младший ни разу не звонил Марку ночью. Значит, на этот раз неприятности не такие уж и «маленькие»…

На пороге «Хлороформа» перед Марком вырос здоровенный охранник, но второй секьюрити жестом показал: все в порядке, пропусти. В клубе грохотала музыка, мелькали световые пятна. Поднимаясь на второй этаж, Марк с удивлением обнаружил, что одет в старые джинсы и водолазку жены. Что ж, собираться в темноте у него не получалось даже в армии. Вокруг столика, который Воронин обычно заказывал в этом заведении, толпилось человек пятнадцать. На диванчике полулежал Никита — из носа текла кровь, глаза не реагировали на яркие вспышки света.

— Я скорую уже вызвала, — раздался испуганный женский голос.

— Давно? — обернулся Синицын.

— Не знаю... Минут десять назад, наверное, — промямлила девушка в обтягивающих джинсах. — С ним до этого все было в порядке...

— Помоги донести до машины, — обратился Марк к ее спутнику, крепкому и вроде бы даже трезвому парню. Вдвоем они подхватили бесчувственного Никиту и, спотыкаясь, понесли к выходу. Главное — успеть увезти его до приезда скорой: он и без медицинской помощи оклемается, небось не в первый раз, наркоман несчаст­ный! Уложив Никиту на заднее сиденье машины, Марк осторожно выехал со стоянки. Вопрос «куда ехать», увы, не стоял: оставлять его одного нельзя, значит, воронинская квартира на Сретенке отпадает. «Что ж, — вздохнул Марк, — придется тащить к себе. Наш коттедж в Le Meridien Moscow Country Club — тоже не вариант: соседи-конкуренты разом все ­пронюхают. Придется приютить его у себя в квартире». Это был единственный приемлемый вариант. Четырнадцатилетний сын Марка учился в летней школе в Галифаксе — значит, дет­ская свободна. «Черт, как все это противно, — поморщился Марк. Слава богу, хоть сын этого ужаса не увидит».

Семейный бизнес

Четыре года назад отец Никиты Роберт Воронин пригласил Марка, тогда еще начальника департамента по работе с VIP-клиентами крупной инвесткомпании, в новый проект. Возможность встретиться с такой легендой, как Воронин-старший, выдавалась, мягко говоря, нечасто, и Марк решил выжать из предстоящего разговора максимум.

Расцвет бизнес-империи Роберта Воронина пришелся на 1990-е годы. Тогда принадлежавший ему производственный кооператив по­степенно превратился в крупную компанию, которая торговала металлом и лесом. На рынке говорили о его невероятном чутье на деньги: благодаря ему он залезал в самые, казалось бы, неперспективные ниши, — и они тут же оказывались прибыльными. Ему приписывали тесные связи с политиками и криминальными авторитетами 90-х. В 2000 году Воронин с семьей перебрался в Калифорнию и избавился от большей части российского бизнеса, и тогда американские журналисты заговорили о «русской мафии». Обустроившись в США, Роберт начал вкладывать деньги в непривлекательные и рискованные, с точки зрения других инвесторов, проекты — например, приобрел несколько кораблей для перевозки руды и угля. Его называли контрабандистом и поговаривали о нарушениях эмбарго, но никто так и не смог ничего доказать. Роберт, как и раньше, снимал сливки с рынка. Он по-прежнему владел несколькими российскими предприятиями, а обширную систему заграничной собственности контролировал через цепочку холдинговых компаний, время от времени перемещая по карте мира, словно пешки по шахматной доске, контрольные и миноритарные пакеты.

Привлекал его и инвестбанкинг — в этой области он сделал едва ли не самое рискованное вложение, задумав приобщить к финансам сына Никиту. Чтобы молодой выпускник Уортонской школы занялся бизнесом, Роберт купил для него в Москве небольшую инвестиционную фирму.

Встреча Марка с Робертом превзошла ожидания обоих. Синицын показал, что у него есть то, чем не обладают именитые финансисты: свежий взгляд, энергия и, главное, vision — представление о том, какой должна стать будущая компания. Ему даже удалось убедить Роберта сделать его не просто исполнительным директором, но и совладельцем компании — пусть даже речь шла всего о 5% акций. Контракт Синицына и договор, в соответст­вии с которым он получал право собственности, составляли и согласовывали две недели.

Чутье не подвело Роберта и на этот раз: под руководством Синицына «Ноунэйм» стремительно пошла вверх и уже через два года вошла в рейтинги российских ­инвесткомпаний. Пока, правда, ее называли «наиболее динамично развивающейся», но Марк был уверен: через несколько лет о ней заговорят как об «одной из крупнейших». Синицын сумел переманить в новую компанию топ-менеджеров из крупных организаций и даже госструктур. И, что важно, эти люди пришли не только за деньгами — они поверили в идеи Марка.

Все четыре года компанией руководил Воронин-младший — но только формально. На деле же он изо всех сил пытался забыть, что такое РТС, ММВБ и Dow Jones. И хотя Марк с симпатией относился к семье Ворониных — ведь Роберт дал ему шанс применить интеллект, интуицию и хватку, — к Никите он «привыкал» долго и трудно. В отличие от сдержанного отца, Воронин-младший был патологически болтлив. Однажды во время переговоров он со свойст­венной ему непосредственностью заявил: «А мы вот тут собираемся купить 3Floors Finance». Собеседники вежливо улыбнулись. Марк последовал их примеру, хотя его так и подмывало пнуть болтуна под столом ногой — как в водевилях, только гораздо больнее. Информации о грядущей продаже 3Floors Finance на рынке не было. Эту сделку Марк готовил весь месяц, в атмосфере строжайшей секретности проворачивая комбинации поистине алгебраической сложности. А после необдуманного выступления Никиты акции 3Floors Finance мгновенно взлетели в цене и Синицыну пришлось отказаться от своих планов.

Марк постоянно убеждал себя, что к Воронину-младшему нужно относиться как к малому ребенку, — даже если этому ребенку уже 27 лет. Труднее было убедить в этом сотрудников компании, особенно коммерческого директора Михаила, которого Никита решил выгнать пару месяцев назад. Когда Михаил принес заявление об увольнении, Синицын вышел из себя и кинулся было звонить Никите — требовать, чтобы тот прекратил этот детский спектакль. Но вместо этого пришлось долго рассказывать зарвавшемуся юнцу, какую прибыль приносит компании Михаил, и ставить в пример Роберта — уж он-то не стал бы разбрасываться сотрудниками из-за пустяковой ссоры.

Что ж... Когда-то мать Марка приносила из универсама банки отвратительной морской капусты — ее приходилось покупать в нагрузку к сосискам. Вот и Никиту нужно было воспринимать как «нагрузку» к возможностям, которые давала Синицыну работа у Роберта.

Тяжелый разговор

Долгая бессонная ночь переходила в мутное утро. Устроившись на кухне, Марк допивал шестую чашку кофе и беседовал с женой Леной.

— Послушай, — прикрыв глаза, тихо говорила Лена, — я долго молчала, но сейчас я просто хочу знать: что ты будешь делать, когда Никита в следующий раз провалит тебе контракт с этими…

— 3Floors Finance? — устало подсказал Марк.

— Ну да. В прошлый раз твой психоаналитик поднял цены в два раза, а нам пришлось собственного сына отправить в Канаду — у тебя же на него не хватает времени. А что будет, когда Никита опять попытается уволить коммерческого директора? В тот раз ты, помнится, звонил и жаловался его отцу. Поверь, это выглядело неприлично. Родители моих студентов так себя не ведут.

— Да брось ты, Лен, — вздохнул Марк.

— Не брошу! — Лена все больше входила в раж. — А помнишь, месяц назад он предлагал продать тебе копии каких-то якобы суперсекретных документов. Ты еще говорил, что это все подозрительно. А сейчас даже я вижу, что мальчик-то не просто пьян. И еще я вижу, что у тебя бегают глаза и трясутся руки. А? Что скажешь?

Марк ничего не успел сказать. Во-первых, потому, что знал: спорить с преподавателем МГУ, особенно если это твоя жена, опасно. А во-вторых, потому, что в этот момент из детской выполз оживший Воронин-младший. Он был слегка смущен и, чтобы сгладить неловкость, завел с Еленой разговор на близкую ей тему. Что-то об экспозиции в центре Жоржа Помпиду, а может, просто об искусстве. Синицын по­грузился в свои мысли, и до него доносились лишь обрывки фраз: «Кабаковы давно не могут показать миру ничего нового», «…Китч, как и кэмп, уже не шокирует европейцев», «…Это понимают только люди со свободным умом» и так далее в том же духе.

Марк смотрел на изрядно помятого руководителя «Ноунэйма» и думал, что представления людей о деятельности их компании слишком сильно расходятся с дейст­вительностью. Хотя о чем тут говорить… Большинство обывателей считает, будто бизнес в России делают люди в костюмах-тройках — они обсуждают дела за столом переговоров, попивая минералку. Наверное, потому, что именно так об этом пишут журналисты, рисуя очередную историю успеха. Каждый раз, когда Марк брал в руки журнал с биографией какого-нибудь бизнесмена, ему казалось, что этот текст могли бы прочесть бодрыми голосами ведущие «Пионерской зорьки» — заменив слова «Артек» на «MBA», фразы «стал тимуровцем» на «основал благотворительный фонд»... Будто бы бизнес, как и вся жизнь, не состоит из компромиссов. При этом та же пресса, что рисует на первых полосах образы рафинированных карьеристов, на последних — представляет их в роли пресыщенных буржуев. Однажды Марк попал в поле зрения светских журналистов. Кто-то из них сфотографировал, как он распивает виски в компании модной певицы. Этот снимок сильно задел Елену, хотя она и знала, что певица — жена коммерческого директора их компании, а Синицын еще не стал тайным алкоголиком.

Твердое решение

На следующий день Марк неожиданно понял: он больше не хочет работать на Ворониных. И дело даже не в очередной выходке Никиты — просто он смертельно устал от политики двойных стандартов и бесчисленных условностей, принятых в компании. Ему 35 лет — казалось бы, самый расцвет. Но не тут-то было: силы — и моральные, и физические — на исходе.

А что если выйти из бизнеса? Но Роберт наверняка воспримет это как предательство. Может, сочинить для него благовидный предлог? Но какой? И не легче ли рассказать все как есть? В конце концов, старик вложил в этот бизнес уйму денег и имеет право знать правду. По привычке, непроизвольно перенятой у Роберта, Марк катал по столу мобильный телефон. И вот наконец собрался с духом и набрал номер Воронина-старшего...

Разговор занял почти час. Марк рассказал обо всем: не утаил ни причин неудавшегося слияния с 3Floors Finance, ни историю с клубом «Хлороформ». Роберт слушал и время от времени задавал уточняющие вопросы.

— Ты уже твердо решил уйти из «Ноунэйма»? — спросил он напоследок.

— Да, — незамедлительно ответил Марк. И тут же понял, насколько точно выражение «гора с плеч свалилась».

Под занавес

— Мы все понимаем, что Никита за четыре года никак себя не проявил. Назвать его эффективным управляющим у меня не повернется язык, — печально и даже как-то отстраненно говорил Роберт, усиленно подчеркивая американ­ский акцент. — На эту компанию я возлагал большие надежды, как, впрочем, и на российский инвест­банкинг… Но я дал своему сыну слишком много свободы. А всякое неэффективное кадровое решение должно быть исправлено — и чем скорее, тем лучше.

Воздух в переговорной «Ноу­нэйм Кэпитал Партнерс», казалось, был наэлектризован. Марк напряженно следил за выражениями лиц обоих Ворониных, пытаясь угадать их настроение. У Роберта за внешним спокойствием явно скрывались недовольство и раздражение. Никита удивленно моргал и озирался по сторонам.

— Поэтому, — продолжал Воронин-старший, — я принял решение продать «Ноунэйм» любому крупному инвестору. Его поисками и оформлением документов займется Марк. Сделка пройдет в два этапа: сначала ты, Никита, официально продашь свою долю Марку. А потом ты, Марк, закроешь дела и продашь все сто процентов «Ноу­нэйма». И, конечно, заберешь свою долю. Это ведь оговорено в трудовом контракте? В любом случае, юристы все проверят.

— А как насчет… — встрепенулся Никита.

— Ты возвращаешься в США, — оборвал его отец. — Там и продолжим разговор!

Марк подумал, что для всех тро­их ситуация, как ни странно, разрешилась наилучшим образом. Никите больше не придется вращаться среди неприятных ему финансистов; Роберт оставит наконец бесплодные попытки приобщить сына к бизнесу. Ну а Марк… Для него теперь все только начинается. Он получит свою долю от продажи компании, бонусы и «золотой парашют», который поможет ему приземлиться в совете директоров Банка Его Мечты, — во всяком случае, Марк очень и очень на это надеется.

До «золотого парашюта», впрочем, надо было еще дожить. После того как Воронины продали свою долю Марку и уехали из России, чтобы «бросить усилия на развитие инновационных проектов в США и странах Евросоюза» (так было сказано в пресс-релизе), Марк полтора месяца работал без выходных. Закрыв наконец все текущие проекты, он собрал топ-менеджеров компании и объявил им о грядущей продаже «Ноунэйма».

— Сам я вряд ли останусь здесь, — откровенно ответил Марк на во­прос коммерческого директора. — На месте новых владельцев я бы первым делом сменил руководство. Это логично.

Выйдя из переговорки, Синицын с гордостью подумал, что сделал все как надо. Он поступил честно по отношению к людям, с которыми четыре года проработал бок о бок. Он был доволен собой.

Через несколько дней пять ключевых сотрудников сообщили о намерении покинуть компанию и перейти на работу в иностранные банки.

— А ты что думаешь делать? — спросил Марк коммерческого директора, столкнувшись с ним у входа в офис.

— Сначала схожу в отпуск, отдохну, — улыбнулся Михаил. — Ну а потом буду ждать твоих предложений.

Марк приосанился. «Кажется, теперь я похож на крутого парня», — посмеялся он про себя.

Крах

— Что пишет пресса? — Марк уселся на заднее сиденье машины и взял в руки газеты — их каждое утро покупал водитель.

Неожиданно на первой полосе он увидел свою фотографию и крупный заголовок: «“Ноунэйм” поспешно распродается». В статье со слов «источников, близких к руководству компании», говорилось, что после ухода влиятельной семьи Ворониных Марк Синицын не справился с управлением и от него бегут ключевые сотрудники. Марк не поверил своим глазам: такого просто не может быть, что за ерунда… Схватил другую газету, развернул — и ему в глаза бросился заголовок: «Синицын не удержал “Ноунэйм”». У Марка перехватило дыхание. Теперь все будут думать, что компания создавалась и развивалась исключительно усилиями Ворониных. Газетчики, ссылаясь на анонимные источники, писали, что «известный своими криминальными связями» Роберт Воронин — родной отец бывшего акционера компании Никиты. «Без анонимных источников можно было обойтись: этого никто никогда не скрывал», — удивился Марк. Дальше журналисты ­разбирали крупнейшие сделки «Ноунэйма», причем так, будто за каждой стоял лично Воронин-старший. Несколько аналитиков характеризовали компанию как «очень закрытую», а стиль руководства — как «гормональный менеджмент». «Говорят, один из топ-менеджеров был уволен и тут же принят обратно с повышением зарплаты», — ответил «особо осве­домленный» участник рынка на вопрос об управленческих качествах Синицына.

Все это было похоже на абсурдный анекдот — только совсем не смешной. Из-за парочки чокнутых журналистов, которых по недосмотру взяли в столь авторитетные издания, он в одночасье потерял репутацию. «Вот она, слава», — горько усмехнулся оклеветанный Марк.

За несколько часов информацию о продаже компании из-за ухода Ворониных подхватили крупнейшие новостные агентства. Шумиха вокруг Марка нарастала. По всемирной сети расползлись фотоколлажи, изображающие его у разбитого корыта с рюмкой виски в руке; какие-то шутники пририсовали его лицо к «Любительнице абсента» Пикассо и устроили конкурс на лучшую подпись к рисунку.

— Шеф, я буду скандалить, — ворвавшись в кабинет Синицына, с порога заявил PR-директор «Ноу­нэйма». — Это чистой воды слив. Я обычно работаю с ведущими журналистами, а эти статейки писали, похоже, какие-то стажеры!

— Постой-постой, — остановил его Марк. — Не тараторь. О чем ты ­собираешься спорить? Информация о продаже компании соответст­вует действительности. Об уходе людей — тоже.

— Но вы же видите, — не унимался пиарщик, — как здесь расставлены акценты! — А ты знаешь, как их можно переставить? — Надо с ними договориться.

Марк вздохнул и отправил мастера пропаганды (как он назвал своих пиарщиков) придумывать другие варианты.

«Да, для полноты картины не хватает подкупа журналистов. — покачал он головой. — Хотя... Может, с ними действительно можно договориться — только в прямом смысле этого слова? Но что им говорить? Рассказать, что продажа компании была запланирована еще полтора месяца назад? Звучит как нелепое оправдание. Тогда уж, может, выложить им и причину продажи? Выступить с открытым письмом, рассказать, как соблюдается кодекс корпоративного управления в “Ноунэйме”. Но от этого будет только хуже: в такой ситуации не стоит напоминать о себе людям, которые давно отложили утренние газеты и забыли о моем существовании». Марк подумал, что теперь, что ни делай, ему будет очень трудно избавиться от репутации управленца, доведшего компанию до полного краха и распродажи…

Как поступить Марку? Ситуацию комментируют эксперты.

Олег Шварцман, президент «Финансгруп»

Все опасения и подозрения Марка совершенно оправданны. Поэтому ему не­обходимо на время забыть об уходе и о продаже компании. С таким реноме и на таком информационном фоне он, конечно, не устроится на хорошую работу и не займет желаемую должность. Ему также нужно приготовиться к тому, что в течение ближайших полутора-двух лет придется доказывать, что не основные акционеры, а именно он стоял у руля компании и принимал управленческие решения, способствовавшие ее капитализации и стремительному росту. В то же время, чтобы повысить свою квалификацию, расширить круг общения и прио­брести известность в профессиональных кругах, он должен будет участвовать в разных проектах в качестве независимого консультанта или директора. Можно будет даже оказывать бесплатные, дружеские услуги по ведению сделок.

А вот обращаться в газеты и пытаться исправить нанесенный ему вред не стоит. Оправдательная позиция в нашей стране, честно говоря, приносит мало пользы. В какой-то момент Синицын стал публичным человеком, и теперь внимание прессы к его персоне не осла­беет. Скорее всего, журналисты будут искать подтверждения того, что он неудачник, — значит, Марку нужно будет планомерно доказывать обратное.

Однако в глазах делового сообщества Синицын не выглядит проигравшим. Бизнес-круги, в которых он вращается, довольно узки и закрыты. В них обо всем судят по делам, а не по публикациям. То, что пишут в газетах, — это для обывателей. Так что психологическая установка Синицына сейчас должна быть такой: «Собака лает — караван идет». Это не значит, что статьи ни на что не влияют. Конечно же, влияют: и его личной капитализации, «брэнду» Марка, и компании они наносят огромный ущерб. Но лучше смотреть на это философски, понимая, что скоро все изменится, — надо лишь много работать. Марку следует настроиться на позитивную волну и помнить: сегодня пишут одно, завтра — другое. Погода переменчива.

Безусловно, Синицыну стоит потратить часть своих денег и денег компании на пиар. Например, опубликовать статью о своих прежних сделках и привести в ней мнение игроков рынка о нем как о классном специалисте. Важно также внимательно следить за тем, как освещаются готовящиеся сделки, в этих публикациях акцент следует делать на его достиже­ниях. Это будут платные ­статьи, рассчитанные на непрофессиональное сообщество.

И пусть они покажутся кому-то смешными, надуманными или заказными — три четверти аудитории им поверит.

Что касается политики в отношении персонала, то нужно понимать, что часть ценных сотрудников Синицын уже потерял. И хотя сложившаяся ситуация влияет на репутацию наемных ­менеджеров ­гораздо меньше, чем на репутацию Мар­ка, многие не захотят больше работать с ним. Но если у Синицына есть настоящие соратники, его задача — удержать их, ведь в инвестиционном бизнесе команда — самое главное. Ему нужно обязательно вернуть людей, которым он предложил уйти из компании, ­честно сказать им, что сейчас он нуждается в них и что вместе можно сделать гораздо больше.

Когда же через полтора-два года Синицын все-таки будет продавать компанию, ему придется провести многоступенчатую работу. Я бы предложил дать опционы ключевым сотрудникам: владея 100% акций «Ноунэйма», Марк может выделить до 25% на опционы. Затем он может продаться вместе с сотрудниками или уйти. В любом случае люди должны знать стратегию развития компании и понимать, что с ними будет через год-два.

Андрей Успенский, генеральный директор Fleming Family and Partners Asset Management

Думаю, что Марк Синицын пока не может руководить компанией, у него просто не было времени к этому психологически подготовиться. В «Ноунэйме» он был миноритарным партнером, а раньше в его послужном списке числилась лишь работа наемным менеджером. И хотя он перешагнул уровень технического исполнителя, до уровня собственника, способного спокойно делегировать полномочия и просчитывать ходы, он еще не дошел.

Когда в организации происходят какие-то перемены, нужно уделять пристальное внимание пиару. Обо всех событиях пресса должна узнавать от представителей самой компании, а не из «источников, близких к сделке». Обычно в PR-споре побеждает тот, кто скажет первое слово. Именно первая версия начинает доминировать — к сожалению, таковы законы жанра. Не очень понятно, кстати, почему статья появилась только спустя полтора месяца после ухода Ворониных и кто ее заказал: обиженный Воронин-старший или коммерческий директор. Как только один из акционеров вышел из бизнеса, Синицын должен был объяснить все игрокам рынка. Он же никому ничего не рассказал, и за него это сделали другие — «доброжелатели», жаждущие отомстить акционерам или даже уменьшить стоимость компании.

Вообще не стоит, как Марк, игнорировать журналистов и доверять общение с ними исключительно PR-службе. Пресса оказывает существенное влияние на бизнес. С ее помощью, в частности, можно оповестить рынок о своих планах: ведь у компании, готовящейся к продаже, должна быть прозрачная стратегия. Поэтому руководителям следует устанавливать связи с главными редакторами ведущих изданий заранее — задолго до того, как они им понадобятся.

Самое опасное в этой ситуации — даже не обвинения в том, что Марк якобы разрушил компанию, а искажение фактов — утверждение, что все значимые сделки проводил не Марк, а Воронин. Это может негативно повлиять на репутацию Синицына и на оценку компании — чего, похоже, и добивались те, кто распускал подобные слухи. И все же скандальная известность дает Марку шанс: благодаря этой статье он стал известен широкому кругу людей как владелец компании. ­Осталось лишь выправить положение дел, хотя бы нейтрализовать ситуацию.

Несмотря на то что Марк сразу оказался в слабой позиции и не смог принять превентивных мер, ему все равно предстоит внятно и доходчиво рассказывать и о стратегии «Ноунэйма», и о собственных планах. Возможно, стоит попросить людей, с которыми он проводил сделки, пообщаться с представителями прессы. И не обязательно выпускать пресс-релизы, потому что это будет выглядеть как оправдание. Лучше собрать журналистов, поговорить с главными редакторами или провести пресс-ланч и на нем рассказать обо всех происшедших событиях и планах компании. Если подумать, в этой ситуации не было ничего экстраординарного, если не считать истории с наркотиками. Тот факт, что Никита Воронин больше интересовался современным искусством, а не бизнесом, никого не удивит.

И еще в этой истории мне показалось странным, что Синицын очень рано рассказал обо всем своим сотрудникам, — ведь в то время компания еще не была продана. Более того, не было даже составлено предложение о продаже. А следовательно, непонятно, что же в конечном итоге получает покупатель. «Ноунэйм» хоть и выбился в первые ряды, но был не настолько известным, чтобы его приобретали ради брэнда. Инвестиционно-банковский бизнес — это команда. И если ушла команда, то, собст­венно, и покупать-то нечего.

Алекс Коган, президент АСАТИ

Насколько я понимаю, журналисты не публиковали недостоверную информацию — они лишь высказали свое мнение. Я не думаю, что они куплены, но даже если это и так, тут уже ничего не поделаешь. Значит, первым делом Синицыну нужно позвонить репортеру, который занимается экономикой, или главному редактору какого-либо издания и передать ему финансовые документы, свидетельствующие о состоянии компании. Пусть журналисты ­опубликуют заметку, перечислят в ней факты и укажут на ошибки, допущенные в других статьях. Девяносто процентов читателей обо всем тут же забудут — эта информация понадобится тем, кому интересен Марк. Однако, чтобы поставить точку в деле «Ноунэйма», одной статьи мало, а потому нужно будет заручиться поддержкой третьих лиц — тех, кто может подтвердить обнародованную Марком информацию.

Общение с прессой нужно налаживать, как только человек становится публичной персоной. Ведь люди хотят знать, кто стоит за большим бизнесом.

Конечно, одна статья не испортит реноме абсолютно чистого человека — да таких и не бывает. А вот если в ней указывается на реальный недостаток человека или компании, то это действительно может нанести удар по репутации. В качестве примера приведу историю, происшедшую в Америке 1980-х с крупным международным банком Continental Illinois National Bank & Trust. Тогда в США по телевизору шла образовательная программа для бизнесменов. И выступавший профессор предложил зрителям подумать, что будет, если, например, Continental обанкротится. Через полгода банка не стало: после этой телепередачи люди бросились забирать из него деньги.

Разговаривать, я считаю, нужно со всеми журналистами, особенно когда речь идет о простых вопросах. Я стараюсь избегать только тех, кто перевирает мои слова, заменяя «черное» на «белое». А вот личные комментарии журналиста — это его мнение, он имеет на него право, даже если оно не совпадает с моим. И, кстати, если я говорю что-то журналисту не для печати, то в данный момент он для меня не представитель своей ­профессии, а скорее приятель. И я заранее преду­преждаю, если не хочу, чтобы что-то бы­ло опубликовано. Но иногда, говоря так, я играю в свою игру — надеюсь, что журналист все равно обо всем напишет. Это, конечно, манипуляция. Так многие делают, когда им выгодна утечка информации. Например, если сделка еще не заключена и ты таким образом пытаешься надавить на партнера.

Мне не понятно, зачем Марк объявил сотрудникам «Ноунэйма» о своем уходе. Если он хочет, уйдя из компании по-хорошему, минимизировать ущерб, то как директор он обязан ­поддержать бизнес и объявить о своих планах только узкому кругу руководителей. Это как с тонущим кораблем: капитан должен сообщить о бедствии только профессионалам, чтобы они подготовили шлюпки. И лишь после этого — пассажирам. А вот если он хотел нанести вред прежнему хозяину компании и потому предупредил сотрудников, тогда, по-моему, виноват он.

Что касается отношений с семьей Ворониных, то я бы не стал давать однозначных оценок, потому что все очень субъективно. Я в России могу по­просить секретаршу или офис-менеджера принести мне кофе. А секретарша в американском офисе заявила бы мне, что это не входит в ее обязанности. И я не знаю, что здесь правильно, а что нет.

Алексей Германович, заместитель генерального директора ОAО «Северсталь»

Во-первых, я считаю, что в сложившейся ситуации Синицыну нужно не прятать голову в песок, а открыто продемонстрировать рынку свое отношение к «Ноунэйму» и рассказать о планах на будущее. Главное — акцентировать внимание на положительных аспектах деятельности компании, ведь он в нее верит. После того как Марка облили грязью, рынок ждет от него ответа. Поэтому хорошо бы дать развернутое интервью какому-нибудь изданию, которому доверяет бизнес-сообщество. Причем лучше, если это будет именно интервью, а не статья. Высказывание от первого лица необходимо, чтобы никто не мог больше исказить его позицию. А это очень важно потому, что очевидно: против Марка кто-то играет. И если Воронины не отдали, а именно продали «Ноунэйм» Синицыну и ему действительно принадлежат 100% ак­ций компании, можно предположить, что Марку мешают именно они. В своем интервью не нужно прибегать к оправдательной риторике (хотя в оправ­дании в данном случае нет ничего страшного) — это должен быть честный рассказ о сильных сторонах компании и ее намерениях.

Во-вторых, мне кажется, Синицыну не стоит уделять слишком много внимания пиару. Сейчас для него главное — довести намеченную сделку до конца. Так что его целевой аудиторией должно стать инвестиционное сообщество. На месте Марка я бы не только организовал публикацию в СМИ, но и запланировал ряд встреч с инвестиционными банкирами. Им нужно рассказать, кто играет против «Ноунэйма» и кто пытается скомпрометировать самого Марка. Причем если в СМИ имя вероятного заказчика называть не стоит, то при личных встречах с инвестбанкирами можно быть уже ­откровеннее. Ведь финансисты обычно хорошо разбираются в «газетных сливах» и понимают, как можно воспользоваться ситуацией. Начинать встречаться с банкирами следует незамедлительно, и выделить на это нужно не меньше двух-трех дней. Говоря с ними, Синицын может ссылаться на свое интервью в газете — ведь эта публично высказанная позиция, которая подтверждает серьезность его планов и намерений. Марку также стоит помнить, что у репутационного кризиса есть и свои плюсы — он открывает новые возможности. Например, можно воспользоваться тем, что к компании приковано общественное внимание, и попытаться сформировать положительный имидж бизнеса и продать его.

Если у «Ноунэйма» уже появился потенциальный покупатель, Марк мог бы позвонить Воронину и попробовать договориться с ним о перемирии. Только предварительно необходимо продумать, что предложить ему взамен.

Если же покупателей вообще нет, то у меня возникают сомнения в дальновидности и успешности Синицына как менеджера. Потому что если, не найдя потенциального покупателя, он сообщает персоналу о готовящейся продаже «Ноунэйма», то, конечно же, не приходится удивляться тому, что из компании начинают уходить люди. На мой взгляд сейчас, если покупателей нет, разумнее было бы отложить сделку примерно на полгода и за это время попытаться добиться новых успехов в бизнесе. И только когда репутационный кризис уляжется, можно будет выходить на рынок с предложениями о продаже. Паузу стоит взять и в том случае, если Синицын не сумеет воспользоваться ситуацией и хоть как-то сбить негатив, который нагнетают сред­ства массовой информации.