Сизифовы инновации

Умелец-левша в Англии мало интересовался новыми ружьями: и самим сделать не проблема.

А вот как поддерживать старое, чтобы подольше работало? Перед смертью мастер просил передать государю, что англичане ружья кирпичом не чистят, «а то они стрелять не годятся». Его не послушали, а в результате проиграли Крымскую войну.

Лесков написал вечную историю о том, как Россия конкурирует с Западом в области технологий. С одной стороны — битый-щипаный русский самородок, у которого секрет, с другой — чистый, грамотный англичанин, у которого стандарт. Подкованная блоха плясать перестала, но царь все равно доволен: иностранцам утерли нос.

«Сможет ли Россия конкурировать? История инноваций в царской, советской и современной России» — так называется книга исследователя истории советской науки, профессора Массачусетского технологического института Лорена Грэхэма. Он рассматривает узловые точки модернизации в нашей стране и приходит к выводу: поступательного движения в сторону инноваций не было никогда. Со времен Петра I и до создания современных «инноградов» после каждого гениального прорыва — как правило, по приказу сверху — следовал постепенный откат к исходной точке. По мнению Грэхэма, русские всегда могли придумать и осуществить нечто гениальное, но, как правило, оказывались неспособны извлекать из этого долгосрочную коммерческую выгоду — а ведь это и есть инновация. Поднатужиться и создать нам по силам, а постепенно совершенствовать и не чистить кирпичом — нет.

В 1826 году модернизированный при участии англичан Тульский оружейный завод был одним из лучших в мире, а к 1855 году его продукция устарела настолько, что русские оказались беззащитны против нарезных винтовок и пуль Минье. Дело в том, что ключевым вопросом эффективности ружейного производства в какой-то момент стала взаимозаменяемость деталей. Они должны были изготавливаться по единому стандарту, чтобы ружье можно было ремонтировать в полевых условиях. Когда Николай I приехал на только что обновленный завод, ему предложили выбрать несколько ружий, которые потом разобрали, перемешали и собрали заново. Царь был впечатлен, но впоследствии историки обнаружили на деталях следы ручной подгонки — стало быть, никакой взаимозаменяемости не было. Справедливости ради — тогда ее не было нигде. Более того, в США тоже случился казус с подтасовкой деталей, когда оружейник Эли Уитни обманул Томаса Джефферсона. Однако за последующие 25 лет взаимозаменяемости добились почти все, а Россия этот этап пропустила. Отчитавшись перед царем, производители расслабились.

И таких сюжетов множество. Железные дороги и энергетика, генетика и авиация, кибернетика и программирование, лазеры и космическая промышленность — нет такой отрасли, в которой российские ученые, инженеры, изобретатели не совершили бы грандиозного прорыва и в которой потом мы не отстали бы безнадежно. Отдельно Грэхэм развенчивает миф о советской индустриализации, которая, создав краткосрочный промышленный «спазм», оставила стране множество морально устаревших и вредных предприятий. Об экономической составляющей говорить было не принято — «буржуазного спеца», горного инженера Петра Пальчинского, который предупреждал об экономической нерентабельности Днепрогэса и Магнитки, поставили к стенке. Важно было создать «самое большое в мире».

В этом вечном триумфе государственной воли, в пренебрежении к вопросам общественного блага, в отсутствии конкуренции людей и идей — одним словом, в несвободе — Грэхэм видит главную причину глобального провала российского инновационного проекта. «Роснано» и «Сколково» при всей серьезности их планов автор тоже считает очередной «модернизацией сверху», возможности которой очень ограничены, пока в стране не создан подходящий инвестиционный климат со всеми его атрибутами: независимым судом, равными возможностями, свободным политическим выбором, противодействием коррупции.

Понимают ли это в России? Грэхэм рассказывает о встрече российских научных управленцев с коллегами из МТИ, на которой обсуждалось, как достичь того же уровня исследований, что и в Массачусетском технологическом. Один из американских топ-менеджеров говорил о предпринимательской культуре, общественных институтах, юридической поддержке исследовательской деятельности. Российским представителям все это казалось неинтересным, и они задавали один и тот же вопрос: как создать «самое лучшее» в области высоких технологий? «Вы хотите получить молоко без коровы!» — в сердцах ответил американец.

Мысль о том, что инновации по зубам только демократическим странам и не делаются по свистку, конечно, не нова. Первым ее высказал основоположник теории модернизации Сеймур Липсет. Почти 60 лет назад он доказал, что все аспекты экономического развития — индустриализация, урбанизация, достаток и образование — «образуют один центральный фактор, находящийся в отношениях корреляции с политической демократией». Но что раньше — молоко или корова, экономическое развитие (модернизация) или демократия? Другой классик американской политологии, Адам Пшеворский, изучавший механизмы перехода от авторитаризма к демократии, утверждал, что экономическое развитие продлевает существование демократий, но не порождает их.

Об этом тоже можно спорить — все помнят «сингапурское чудо». Вот как описывал эту страну французский публицист Бернар Вербер: «Ли Куан Ю хочет, чтобы среди его маленьких электронных чипов царил порядок. Он устраивает в одной стороне туристический город, в другой — город экономический, затем создает город-дортуар. Три города четко отделены друг от друга границей, безупречным газоном шириной в пять километров… Входя в дом, нужно сообщить свою фамилию охраннику, постоянно дежурящему у дверей. Весь город наводнен видеокамерами». При этом Сингапур — яркий пример удачной авторитарной модернизации. Он лидирует в ИТ и биотехнологиях, производстве медицинского оборудования и других высокотехнологичных областях. По инвестиционной привлекательности он уступает только Швейцарии, а коррупция и преступность здесь очень низки. В России эти показатели оставляют желать лучшего. Наука и техника — не исключение. Грэхэм описывает такой эпизод: в 2010 году у 70 специалистов «Сухого» были обнаружены «купленные» дипломы. Репутация компании, пытавшейся вывести на международный рынок новый лайнер, серьезно пострадала.

Россия всегда гордилась фундаментальной наукой. Однако, по словам Грэхэма, она «не следует мировым трендам в проблемах организации базы знаний и последующего технологического прогресса… Взяв за основу некоторые ошибочные европейские тенденции в начале ХХ века, страна выстроила систему, сильной стороной которой является продвижение теоретической науки, а основной слабостью — внедрение этих знаний в практику». Большая часть исследований до сих пор проводится по заказу сверху. Престиж науки падает, и Грэхэм делает главный вывод: попытки подстегнуть инновации обречены, пока страна не станет демократией в западном смысле.