Чистые
руки Родины

Вот она, лингвистическая алхимия — стоит к любому корню добавить формант «спец», и слово приобретает на порядок больше значительности: спецхран, спецобслуживание, спецрейс. Но даже в этом ряду есть одно особенно выдающееся слово — спецслужбы. Чем же они такие специальные, эти службы? В основном тем, что о них мало кто что-нибудь знает. Секретностью. Это их главное оружие, и это же — головная боль для государства и граждан.

Осенью 2010 года в США вышла книга российских журналистов Андрея Солдатова и Ирины Бороган «The New Nobility» (ее перевод на русский язык — «Новое дворянство: Очерки истории ФСБ» недавно выпущен издательством «Юнайтед Пресс»). Это обзор новейшей истории российских спецслужб с падения КГБ до наших дней, где главное внимание уделяется путинскому десятилетию. В названии — аллюзия к речи директора ФСБ Николая Патрушева, который назвал «новым дворянством» свое воинство. И хотя бытует мнение, что при Путине возродился КГБ советского образца, Солдатов и Бороган доказывают: у нынешней спецслужбы не так много сходства со своим историческим предком. Если КГБ подчинялся и контролировался ЦК КПСС, то нынешняя ФСБ не контролируется никем.

В августе 1991 года, когда сотрудники Комитета из своих лубянских окон в оцепенении наблюдали, как ликующая толпа сносит памятник Дзержинскому­ с одноименной площади, они понимали, что в их налаженной жизни неожиданно обрушилось все: они разом потеряли привилегии, престиж, власть, льготы и, возможно, ту самую интригующую и придающую значительность секретность. Они еще не знали, что это начало новой эры, где те из них, кто сумеет перестроиться на новый лад, получат благ неизмеримо больше, чем могли ожидать самые чисторукие и холодноголовые рыцари советского плаща и кинжала. С этой поры и начинаются сложные, запутанные отношения спецслужб новой России с бизнесом.

В начале краткой эпохи постперестроечной вольницы, «открытости» Западу и демократической эйфории часть чекистов спешно уходила из органов, и их тут же подбирали частные фирмы. Ценили чекистов не столько за их навыки, сколько за связи, доступ к данным и т.д. Бывшие же коллеги, продолжавшие ездить на престижных когда-то черных «волгах», в то время как их недавние сослуживцы­ пересели на «бумеры» и «мерсы», на некоторое время были полностью дезориен­тированы. Но постепенно и они стали приспосабливаться к новым временам.

С приходом к власти Путина ФСБ начала активно вмешиваться в бизнес. Формы влияния могли быть разными: от косвенного давления на фирмы, как в случае с норвежской телекоммуникационой компанией Telenor (когда она решила приобрести «слишком большой» пакет акций «ВымпелКома», ФСБ направила в ФАС письмо об угрозе национальной безопасности), до инициации полномасштабных шпионских процессов. Например, против гендиректора «ЦНИИМАШ-Экспорт» академика Игоря Решетина и еще двоих его коллег. Эти обвиняемые публично заявляли, что им неоднократно предлагали сотрудничать с органами, и именно отказ стал причиной уголовного преследования. ФСБ намеренно не подтверждала и не опровергала этих заявлений, видимо, рассчитывая, что другие бизнесмены посмотрят на судьбу Решетина и будут сговорчивей.

Однако главным инструментом контроля за крупным и средним бизнесом стал унаследованный от КГБ институт «действующего резерва». Как известно, «бывших чекистов не бывает», и люди, формально уволенные из органов, становятся «резервистами». Их внедряют в средний и крупный бизнес — чаще всего на должности руководителей отделов безопасности. В 1998 году офицеров ДР даже переименовали в офицеров АПС (то есть «аппарата прикомандированных сотрудников»).

Статус и особенности работы таких «прикомандированных» до сих пор считается государственной тайной, а его разглашение запрещено законом. «Вся эта армия тайных сотрудников ФСБ не желает отождествлять себя с остальным обществом. Часто они ведут оперативную работу в организациях­, к которым прикомандированы: вербуют агентуру и пишут отчеты своему руководству». Счет таким «дважды засекреченным» тайным агентам, по оценкам Солдатова и Бороган, идет на тысячи.

Формально, как пишут Солдатов и Бороган, прикомандированный должен получать только одну зарплату — либо в органах, либо в коммерческой компании. Если его оклад на фирме превышает ­официальную ставку офицера ФСБ, разницу он должен отдать государству. Однако «железного Феликса» сразу же стала разъедать рыночная ржавчина: действующий резерв пригрелся на новых местах и делиться доходами ему хотелось все меньше и меньше. Чекисты, сидящие на теплых местах и получающие огромные, несравнимые с их зарплатой в ФСБ оклады, стали понемногу ассоциировать себя со своими фирмами, а службу в органах рассматривать исключительно как инструмент продвижения. Дошло до того, что «прикомандированные сотрудники» стали подавать иски на свое руководство в военные трибуналы, а некоторые — вообще в Европейский суд по правам человека! Представители верхушки ФСБ легко перепархивали с государственных постов на должности в полугосударственных или коммерческих структурах. В 2002 году бывший пресс-секретарь ФСБ генерал Александр Зданович был назначен заместителем директора телерадиокомпании ВГТРК вроде как по вопросам безопасности. Однако именно он во время захвата чеченскими боевиками «Норд-Оста» инструктировал журналистов, как освещать эти события. В 2004 году президент Путин вынес Здановичу благодарности «за активное участие в информационной поддержке президентских выборов в Чечне». Начальник службы безопасности определяет редакционную политику?

Капитал, который унаследовали органы безопасности из советской эпохи, заключался, в основном, в той самой ауре секретности и проистекающей из нее репутации солидности и суперэффективности. А использовать этот капитал они сумели в полной мере — конвертировав его не только во власть, но и в деньги.

И это поистину национальная особенность России. В западных странах время от времени возникают скандалы, в которых фигурируют спецслужбы. Tо они что-то упустили, то подтасовали факты, то потратили деньги на неработающую систему... Но невозможно представить себе, чтобы в демократической стране органы вмешивались в бизнес, руководствуясь «государственными интересами», за которыми часто просматривается личное обогащение офицеров.

Во всем мире главная проблема контроля спецслужб — это все та же секретность, без которой деятельность разведки и контрразведки невозможна. Но иногда — обычно после крупных скандалов и утечек — власти спохватываются и начинают выяснять, что же происходит под покровом тьмы. Назначают парламентские слушания и комиссии. В России же, как объяснил Ирине Бороган глава думского комитета по безопасности Владимир Васильев (см. интервью с обоими авторами книги на slon.ru/articles/604002/), даже парламентарии считаются недостаточно благонадежными, чтобы допустить их к секретам спецслужб.