Мороз как стимул для инноваций

Траектория экономического развития государства, как утверждают ученые, зависит от его культурных особенностей. Но в такой большой стране, как Россия, культурные особенности не могут быть однородными. Это связано с историческими, географическими, религиозными и прочими характеристиками регионов. Выявив установки и нормы, которые могут послужить основой инновационного роста той или иной территории, можно определить, на какие отрасли там делать ставку и какие бизнесы развивать. На это направлено исследование Российской венчурной компании и Института национальных проектов. Один из его авторов, доктор экономических наук, профессор, декан экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Александр Аузан, рассказывает об открытиях, сделанных в ходе исследования, о том, какую пользу экономике могут принести культурные факторы, которые считаются неблагоприятными для бизнеса, и о том, как их корректировать, если они не могут дать толчок экономическому росту.

К концу ХХ века правительства и экономисты убедили друг друга, что состояние экономики зависит от качества институтов. Тут же родилась идея: почему бы не заимствовать институты успешных стран и за счет этого существенно поднять показатели ВВП? Оказалось, не все так просто: институты — это растения, у которых есть видимая часть и невидимая — корни. Видимая часть — это система норм, законоприменения, суды, а огромная невидимая — неформальные институты, культура. Если пересадить растение на другую почву, многое может измениться: то, что было полезным, станет ядовитым.

Все, что находится «под землей», — массовые, поддерживаемые общественным сознанием ценности, поведенческие установки, представления о том, что хорошо, а что плохо, — зачастую идет вразрез с буквой закона. В латиноамериканских странах, например, действуют прекрасные конституции — не хуже североамериканской и французской. Но, накладываясь на культуру, порожденную рентным хозяйством, стремлением получать, не инвестируя, они работают не так, как должны. Мы наблюдали подобный парадокс в России. Закон о банкротстве, за введение которого так боролись, должен был привести к санации и улучшению экономической ситуации — но, попав на нашу почву, создал инструмент рейдерских захватов.

В мировой науке идея о взаимодействии экономики и культуры укоренилась во многом благодаря работе американских социологов Самюэля Хантингтона и Лоуренса Харрисона «Культура имеет значение», опубликованной в 2000 году. Исследования, выявляющие пути и последствия такого взаимодействия, проводятся по нескольким методикам, наиболее известные из которых принадлежат американцу Рональду Инглхарту и голландцу Герту Хофстеде. Методика Инглхарта, основанная на данных мирового исследования ценностей, демонстрирует жесткую корреляцию ценностей и экономической успешности стран. Опросы Хофстеде, позволившие ему создавать сравнительные портреты наций, показывают, что культурные особенности могут стать козырем в конкурентной борьбе.

В России о культурных факторах экономического роста стали говорить ученые Е. Г. Ясин и В. М. Полтерович в начале 2000-х, хотя вопрос о том, какие закономерности определяют развитие страны, мучил специалистов не одно десятилетие. Мы с коллегами 20 лет думали о том, почему государство, которое в ХХ веке создало атомную и водородную бомбы, гидротурбины, спутник, космический корабль, не может разработать конкурентоспособный автомобиль, телевизор, холодильник, персональный компьютер. Первое исследование, пролившее на это свет («Культурные факторы модернизации», А. А. Аузан, А. Н. Архангельский, П. С. Лунгин, В. А. Найшуль и др.), появилось лишь в 2011 году. В нем сопоставлялись наши соотечественники, работающие в инновационном секторе Германии, США и России. Результаты показали: мы способны хорошо производить нестандартные вещи и опытные партии, но не очень успешны в массовом производстве. Этот вывод ярко сформулировал опрошенный нами американский менеджер — он заявил: «Если вы хотите получить одну уникальную вещь, закажите русским. Если хотите десять одинаковых, заказывайте кому угодно, только не русским».

Это высказывание описывает русских в целом — Россия же страна пестрая. Мы с коллегами из Института национальных проектов и с экономического факультета МГУ долгое время вели переговоры с несколькими крупными промышленниками, которые хотели понять, почему на их предприятиях, расположенных в разных областях с преобладающим русским населением, по--разному относятся к системам стимулирования и управления. Мы предлагали бизнесменам тщательно изучить этот вопрос, но дальше разговоров дело не пошло — пока в игру не вступила Российская венчурная компания. Вместе с ней и Центром стратегических разработок в 2016 году мы изучили социальные и культурные характеристики 14 регионов и проанализировали социокультурные факторы инновационного развития и успешной имплементации реформ. Однако последовательно строить социокультурную карту страны мы начали в 2018 году, когда запустили многолетний проект с Российской венчурной компанией по изучению культурных особенностей регионов. Задача проекта — определить, как эти особенности можно использовать для развития инновационной экономики. В 2018—2019 годах мы исследовали 10 регионов и в дальнейшем планируем ежегодно наносить на карту еще по 5—7 (см. врезку «Об исследовании»).

Драйверы инновационного роста

В ходе исследования мы обращали внимание на факторы, которые существенно влияют на инновационные процессы и предпринимательскую деятельность. Основные из них — индивидуализм, избегание неопределенности, дистанция власти.

Чтобы пояснить, что стоит за понятием «индивидуализм», приведу слова советского и российского писателя Даниила Гранина. Он сказал: «В России можно сделать очень многое, если не спрашивать разрешения». С моей точки зрения, готовность действовать, не спрашивая разрешения, и есть индивидуализм.

Наше исследование выявило, что в России индивидуализм нарастает с запада на восток. За Уралом он становится значительно более выраженным и достигает максимума на Дальнем Востоке. Он зависит также от размера населенного пункта: в маленьких городах, поселках городского типа он низкий, в мегаполисах — высокий. Учитывая, что крупные города в стране расположены в основном на западе, индивидуализм распределен по карте сложным образом.

Индивидуализм способствовал радикальным инновациям в западных странах, в восточных же в основе так называемых инкрементных — постоянных и постепенных — инноваций лежал коллективизм. Россия, говоря биологическим языком, страна двоякодышащая: мы и индивидуалисты, и коллективисты. Нас хорошо описывают слова Редьярда Киплинга, который сказал: «Русские думают, что они самая восточная из западных наций, а между тем, они самая западная из восточных». Мы действительно немного смещены от мировой медианы в сторону коллективизма, присущего восточным культурам. Так что у нас есть, с одной стороны, запас индивидуализма и возможность двигаться западным путем, особенно в мегаполисах и за Уралом; а с другой — коллективизм и шанс пойти по стопам передовых стран Востока. Если мы придумаем, как использовать свойство двоякодышащих, то нащупаем особые пути инновационного и технологического развития.

Другая важная характеристика, которую мы исследовали, — избегание неопределенности. Представьте себе людей, которые говорят: «Не открывайте эту дверь — там страшно, не меняйте этого человека — следующий будет хуже, не трогайте эту систему — она посыплется». С таким настроением венчурных рынков не строят.

Удивительным образом самым низким этот показатель оказался в Якутии: там меньше всего боятся неизвестности. Трудно сказать, где искать объяснение этого феномена: в длинных исторических трендах, в том, как формировался якутский этнос, как он вел хозяйство. Возможно, дело в том, что якуты живут в зоне чрезвычайно рискованного земледелия и скотоводства и из-за климата все время должны быть готовы к кардинальным переменам.

Еще один важный для инновационного процесса показатель — дистанция власти: чем она ниже, тем б?льшую склонность к предпринимательству проявляют люди. Неожиданно низкие показатели продемонстрировали Дагестан, Якутия и Татарстан. Скорее всего, во многом это связано с наличием коллективистских структур и крепких родственных связей: если вы лично не знаете представителей власти, то ваши родственники или их знакомые знают. Это создает ощущение, что власть имущий — не бог, спустившийся с небес, а один из нас, и до него можно дотянуться рукой.

Низкая дистанция власти создает благоприятный климат для модернизации экономики. Это наводит на мысли о том, что в регионах, которым она свойственна, модернизация уже идет по той или иной модели. Например, Дагестан сегодня напоминает европейские страны XVII — XVIII веков: многочисленное сельское население теряет привычную занятость, стекается в города и при этом сохраняет высокую рождаемость. Со временем мы увидим, к чему это приведет.

Ставка на негативные факторы

Отсутствие благоприятных для инновационного развития факторов — не приговор для предпринимательства и экономики в целом. Если нам кажется, что культура не подходит для экономического роста, значит, мы не придумали, как ее использовать. Проанализируйте, например, успех восточноазиатских модернизаций. Южная Корея, вместо того чтобы следовать рекомендациям западных экспертов, пошла своим путем — сделала ставку на присущую ей клановую систему, то есть на коллективизм. Это дало в том числе низкие транзакционные издержки и дешевые иерархии. На культурных особенностях, а не на их отрицании, основано развитие многих компаний, возникших из так называемых чеболей, — например Samsung. Коллективизм стал драйвером роста и других стран, в том числе Японии.

советуем прочитать

Посменно не значит когда угодно

На пороге неизвестности: как перестать беспокоиться о том, что будет дальше

Жаклин Картер,  Расмус Хогард

On Losing Weight

Три кита иерархии: доминирование, лидерство и независимость

Дмитрий Жуков